1.3. Общественная либерально-демократическая мысль в России под абсолютной властью Дома Романовых (1613-1860)
Полоса гражданской междоусобицы, именуемая Смутой, завершилась в январе 1613 года избранием русского самодержца. Им стал Михаил Романов из больших московских бояр, едва ли не последний представитель крупных московских боярских родов, переживших гражданскую войну в России. Вызывает удивление, что не только он, но и его отец Федор Никитич Романов (в иночестве Филарет) также пережил время русского лихолетья, отсидевшись поначалу в обозе Тушинского вора, а затем в Варшаве. Время пребывания Филарета в столице Речи Посполитой почему-то в официальной истории именуется польским пленом.
Дела престолонаследия после Смуты представляли собой запутанное дело, если только не рассматривать сомнительности прав бояр Романовых, поскольку живы были законные наследники из Дома Рюрика. После утраты линии московских великих князей, ведущих свою родословную от младшего сына Александра Невского, сохранилась ветвь Рюриковичей от его старшего сына — бояре Воротынские, князья Шуйские и Курбские.
Самодержавная власть русских правителей в Московском государстве основывалась на власти первичного владетеля, с которым население входило в гражданские правоотношения посредством дачи присяги (заключения контракта). Тем самым народ отвечал за свои действия перед царем. Но в то же время народонаселение не могло влиять на гражданские правоотношения собственности. Собор 1613 года передал Романовым и власть, и владение собственностью в стране, т.е. государством. И если согласно латинской норме vox populi, vox dei, народ благодаря своему суверенитету может передать власть некоему лицу, то чужое имущество он передать кому-либо не мог. Соответственно Дом Романовых мог исполнять верховную власть в России только при форме правления в виде ограниченной монархии. Вместе с тем уже в конце периода правления первого Романова — Михаила Федоровича — организация власти в стране приняла характер абсолютистской монархии. Таким образом, Романо- вы совершили государственный переворот.
Тем не менее Собор 1613 года не только присягнул династии Романовых, но и передал им имущество Великого княжества Московского. Следует отметить, что первые Романовы отдавали себе отчет в двойственности своего положения. Самодержавие в силу своей первопричины есть полнота власти, основанной на полном владении имуществом государства и страны и распоряжении судьбой подданных государства. Личная присяга народа царю, как и решение Собора, не давали династии Романовых права на осуществление режима самодержавия ввиду отсутствия легитимного права на имущество государства. Это имущество переходит в собственность всех подданных Московского государства, поскольку имела место преемственность его Древней Руси, стоящей на политической формуле «Мы роды рускаго сели и гостье… послании от великого князя рускаго, и от всякая князья и от всех людий Русския земля». Эта формула выражала идеологически-правовое положение правящих кругов Руси, отождествляющих свою государственно-политическую деятельность с интересами всего народа, а также государственным интересами державы, именуемой «Русская земля». В этом понимании русской государственности государственные интересы для правящей на Руси власти — это единое и нераздельное понятие, тождественное понятию самодержавности как союза власти, народа и страны. Таким образом, самодержавность в русской традиции есть формула «власть для народа и народ для власти». Пришедшие позднее во власть западнофилы взяли для исполнения только первую часть этой формулы, а славянофилы — вторую.
Первые три царя Дома Романовых правили Россией, исходя из полного объема вышеприведенной формулы, впервые появившейся в договорах Рюриковичей с Византией в IX-X веках. Эта традиция продолжалась до эпохи правления Ивана III, который стал государем могучей велико-русской народности и принял на основании упомянутых русско-византийских договоров, утверждавших равные права русского государства и империи, на себя преемственность прав и обязанностей исчезнувших греческих императоров по причине династического брака с принцессой Софьей (Зоей) Палеолог и ее родового герба — двуглавого орла. Термин «самодержавие» приходит на Русь именно как преемственное право Руси на роль Византии, ибо ее императоры официально именовались титулом «великий самодержец, или царь».
Воцарение Романовых не могло изменить традиций. Московское государство было преемником Древнерусского государства. Этот факт был известен всем большим и малым людям в XVII веке. Традиция сохранялась при империи, которая была, с свою очередь, правопреемницей Великорусского государства.
Нет никаких сомнений, что романовский период Московского государства начинался и продолжался в условиях, когда соблюдались старые государственные формы единения с народом. В этот период постоянно созываются всероссийские Земские соборы, на которых происходило общение царя и народа в лице его сословных представителей. При Михаиле Романове такой Собор заседает беспрерывно с 1613 по 1622 год.
Осознание первыми царями Дома Романовых неполноты своего самодержавия заставляло их вести всеобщее дело с народными представителями в согласии и совете, что напоминало собой режим правления, характерный для конституционной монархии. В народе за свое правление они заслужили почетное звание «тишайших». По этой причине вольнодумство, или инакомыслие, не имеет в этот период резких границ своей формы с теми ортодоксальными взглядами, что проводились на практике правительством. Прислушивание к постороннему мнению стало причиной того, что вольнодумство приняло настолько широкие размеры, что поглотило все духовное пространство страны и потому перестало быть замечаемым общественным мнением. Очевидно, что любое утяжеление государственного управления, попытки создать ортодоксии преимущественное положение в общественном мнении и деятельности приводили страну в то время на грань большого внутреннего конфликта. Это означало, что при первых Романовых объективно решался вопрос о путях дальнейшего развития страны: либерально-демократическом (конституционном) или абсолютно-самодержавном (авторитарно-полицейском).
Развитие страны пошло по второму пути, чему способствовали усилия самих московских царей, принявших программу утверждения абсолютного самодержавия. Первые ростки бури были посеяны Филаретом, отцом царя Михаила I, тушинским патриархом, который был отпущен из Варшавы в 1618 году. Филарет получил титул «великий государь», который применялся только к царям. Его сын, царь московский, дал согласие за занятие Филаретом кафедры московского патриарха, и церковный Со- бор утвердил кандидатуру. В это время Филарету было больше 60 лет; это был честолюбивый, раздражительный и самолюбивый человек, с сильной волей и выдающимися организаторскими способностями. Именно он, тогда еще боярин Федор Никитич Романов, после неожиданной для всей Руси смерти царя Бориса Годунова, пустился во все тяжкие, чтобы занять своим родом освободившийся царский престол московский. Много вины за ним в участие в заговорах и интригах против других претендентов, особенно против законных наследников престола старшей ветви потом- ков Александра Невского — князей Шуйских.
Вместе с Филаретом в Москву прибыло огромное количество иностранных экспертов, купцов и шпионов. Они были поселены отдельной колонией, которая с 1652 года стала именоваться Немецкой слободой, а в русском обществе — Кокуй-городком. В Кокуе прошли отроческие и юные годы Петра I, прошло становление его личности как иностранного России лица. В это время в Москве широко распространяется западная культура, основываются предприятия с западными технологиями, теат- ральное искусство становилось светским, выходя за пределы царского двора.
Все эти начинания следует отнести к либеральным деяниям государства. Однако в 1649 году при втором Романове — Алексее — окончательно закабаляется русское крестьянство и даются более широкие права дворянам и купцам. Большое боярство начинает вновь подвергаться преследованию. Все эти ограничения и преференции различным сословиям свидетельствуют о том, что царский двор берет курс на усиление власти государства, усиление монархического авторитаризма. В качестве орудия осуществления этой политики была привлечена церковь, что активно проводилось в жизнь под руководством патриарха — великого государя Филарета. Пришедший на смену Филарета Никон также сохранил титул «великий государь», данный ему царем, что свидетельствовало о сохранении прежней роли церкви в укреплении абсолютизма Романовых на Руси.
Вместе с людьми практического рода занятий с Латинского Запада и Западной Руси проникли идеи реформы церкви, пока видевшие цель в исправлении русских богослужебных книг и устранении отличий церковных ритуалов от греческих и западно-украинских.
Патриарх Никон активно включился в процесс изменения религиозной обрядности. При ужесточении режима правления это вело к политической напряженности в стране и приобретало большой политический смысл. Кроме того, деятельная натура Никона попыталась уравнять политически патриарший престол и царский. Это произошло в то время, когда страна глубоко раскололась на сторонников никоновских реформ церкви и их противников. В числе последних выдающимся организатором и лидером староверов выступил протопоп Аввакум (Петров). Вмешательство Никона в государственные дела стало тяготить царя, и тот с помощью бояр отставил патриарха от кафедры и отправил в ссылку. Это было нарушением условий Собора, на котором Романовы получили царскую власть в России.
Вообще говоря, в таком столкновении мнений и деяний проходит весь XVII век, который следует назвать также веком преобразований, ибо из Смуты государство и общество вышли не только в политическом и социальном кризисе, но и с глубоким душевным потрясением и в большом духовно-нравственном смятении. Из Смуты народ вышел изменившимся, встревоженным, взволнованным, впечатлительным и недоверчивым, даже подозрительным. Поэтому повышение роли православной церкви в жизни общества было объективным процессом, наиболее эффективно способст- вующим укреплению государственности и народных нравов. Поэтому церковный кризис, имевший прямые политические последствия, нес не только новую волну вольнодумских учений и движений, но и внутригосударственные осложнения. Самым характерным примером было выступление военного гарнизона и монашества Соловецкого монастыря, бывшего и первоклассной крепостью, против кремлевских новаторов и их авторитарных инноваций. Только после девятилетней осады (1668-1676 гг.) правительственным войскам удалось сломить сопротивление монахов и стрельцов. Утверждение крепостного права Судебником 1649 года восстановило против царской власти крестьян. Это и другие недовольства режимом привели к крупнейшему народному восстанию С.Т. Разина (1667-1671 гг.).
Острые социальные противоречия, которые достигли своей наибольшей глубины в этом восстании, вместе с расколом в русской церкви подорвали конституционные основы в московском управлении. Надо признать, что эти либеральные основы в устроении государства не были привнесены в Россию западным элементом, во множестве пришедшем в страну вместе с царской властью Романовых. Не следует забывать, что сила традиций в русском обществе всегда была сильна, и если признаки ее уменьшения только намечались, то это уменьшение случилось много позже — после реформ Петра I и тех «немецких» императоров и императриц, которые правили в XVIII веке. Испытывая недостаток поддержки со стороны различных социальных и религиозных групп, царская адми- нистрация становилась все более и более авторитарной, чем при первом «тишайшем» царе. После 1654 года московские руководители посчитали, что Земские соборы представляются излишними элементами в структуре власти. Однако надобность в экспертах не отпала, а поскольку недоверие у них к русским специалистам в ходе раскола только усилилось, то участие иностранцев в русской жизни становится с подачи Кремля все более чувствительным.
Раскол поглотил внимание всех творческих личностей России, что предопределило достаточно низкий уровень социально-политической литературы XVII века. Либеральная и демократическая мысль существовала либо в устном изложении, либо в форме подметных писем, содержание которых, хотя и отражало накал внутриполитической жизни России, в литературном отношении было не высоким.
Общий подъем культуры в стране был связан с восстановлением народного хозяйства и ростом экономического развития. Рожь и лен являлись главными экспортными продуктами. Основу сельского хозяйства составляли крупные поместья в Центральной и Южной России и крестьянские хозяйства на севере. Промышленность страны состояла из кустарного производства и крупнейших заводов и фабрик. Торговля развивалась очень быстро как внутренняя, так и внешняя. Однако основной чертой организации, в т.ч. экономической, московского общества являлось его приспособление к нуждам государства. Все социальные классы были обязаны так или иначе служить государству, что не могло не сказаться на со- стоянии дел в духовной сфере, где подобные тенденции вели к жесткой ортодоксии. В политической сфере она привела к фактической ликвидации земского самоуправления, когда в 1650 году царь назначил провинциальных правителей, которым были переданы функции земства. Все эти явления привели к созданию социополитической пирамиды, олицетворявшей абсолютную монархию и на вершине которой помещался «царь — господин всей России». В сословном плане верхнюю часть пирамиды занимал слой служивых людей (бояре, входившие в царскую администрацию), затем следовали московские и провинциальные дворяне и служивые люди в русском пограничье. Ниже располагалось неслуживое дворянство и горожане (купцы, капиталисты, мещане), в среде которых администрацией выбирались необходимые эксперты, кооптировавшиеся на верхние слои пирамиды. Далее следовало крестьянство — свободное, крепостное и кабальное. Церковь опекала своим духом всю пирамиду снизу доверху и несла дополнительно функцию контроля религиозно-нравственного состояния общества.
Экономическое развитие и состояние прав сословий, падение престижа церкви в национальной культуре определили к началу XVIII века значительный рост западных влияний. Царская и вообще правительственная власть все более проникаются той мыслью, которая делает в теории государство и народ орудием исполнения царственной воли. Приближается страшное испытание обмирщенного понимания государственной власти (эпоха Петра I и его преемников). Обмирщенная власть от- крывала новый этап российской культуры — секуляризация по западным канонам, ведущая, с одной стороны, к притоку в Россию нового знания и нового умения, а с другой — ломающей старые русские традиции демократии (свободолюбия) и либерализма (вольнолюбия). Промеж указанных выше сословий русского общества к концу века формируется тонкий слой западноевропеизированной культурной элиты, интеллигенции. Этот слой играл двоякую роль: служил связующим звеном между Россией и Западом и был источником, откуда распространялись новые погромные и ре- форматорские идеи в России. Если церковь сохраняла связь с русскими традициями, то этот слой был проводником (эмиссаром) сигналов со стороны правительства, чтобы двигать страну вперед во пути западничества. Таким образом, к концу XVIII века наблюдается резкое оформление двух групп реформистского и либерально-демократического направления — западники и традиционалисты. Отечественный либерализм и демократия начали свое существование в двух жестко противостоящих друг другу формах — национальной и иноземной. Поэтому когда Петр I решился развивать западную форму либерализма, то сразу же образовалось критическое направление социально-политической мысли в обществе, оперирующее значительным количеством фактов, обличающих правительственные реформы и ведущее к расширению сословной базы национально- го либерализма.
Реформы Петра I оставили эти тенденции в их полной сохранности, количественно увеличив показатели. Европеизация России наиболее сказалась в секуляризации русской культуры, где влияние церкви уменьшилось многократно. Высшие круги общества, попав под европейское влияние, больше не нуждались в церкви.
Необходимо отметить, что либерализм принимает в своем развитии различные исторические формы, в отличии от демократии. Демократия существовала в неизменном виде с эпохи первобытного коммунизма (первобытно-общинное общество) вплоть до капиталистической и социалистической формаций как форма участия членов общества в осуществлении всех общественных проблем и, главное, в политической жизни общества и государства. Какие бы исторические варианты демократии ни существовали, все они осуществлялись прямым (позднее — через народных представителей) участием в решение (голосование и исполнение) задач племени, общества и государства. В отношении либерализма (вольнолюбия) процесс его социализации проходил в становлении последовательных форм. Действительно, вольнолюбие в древнеславянских языках означало стремление к независимости, отступление от правил. Соответственно свобода — это состояние предопределенности действий. Свобода, таким образом, имеет отношение к демократии и является состоянием, предопределяющим демократию, или прямое участие в государственной и общественной жизни. Таким образом, если либерализм, или вольнолюбие, — это принцип организации бытия (жизни) человека, то демократия, или свободолюбие, — это состояние бытия (жизни) человека. Отсюда следуют различия в их исторических формах: демократия как общественное состояние человека участвовать в решении всех общественных или государственных вопросов является фактически неизменным состоянием, поскольку такое право, или состояние, может быть или его нет; другой возможности не существует, а правовые механизмы реализации этого состояния являются вторичными, несущественными, явлениями. Другое дело — либерализм, или принцип организации деятельности общества. Он может реализовываться только в контексте времени и места, которые вмещают в себя то или иное общество или государство.
В России никогда не существовало экономики, основанной на рабском труде. До второго Романова не существовало классического феодализма с его крепостным правом. Следовательно, принципы первобытного либерализма и демократии давали свои пышные всходы вплоть до наступления Нового времени на Латинском Западе — эпохи буржуазных революций (с конца XVI в.).
Режим демократии (свободы граждан), несмотря на все перекосы монархического авторитаризма, существовал в России до середины XVII века, смененный далее дворянско-шляхетской республикой. Таким образом, гражданскими правами обладали около 200 тыс. дворян из 68 млн. народонаселения России (1850 г.). Вплоть до начала XIX века горожанам было запрещено под страхом смерти (высылки в Сибирь) менять свое местожительство или покидать его на длительный (свыше 15 дней) срок. Соответственно петровско-романовская империя была своего рода усеченной демократией, демократией для дворян и иностранной шляхты.
Принцип либерализма, или вольнолюбия, — другой краеугольный камень русской жизни и общества. Однако он развивался в полном соответствии с возможностями мышления людей, живущих в конкретных условиях и обществах. До середины XVII века в России господствовала религиозная форма сознания и мышления. События конца X века, когда вел. кн. Владимир Святославич вводил единобожие, также необходимо считать первой в России исторически зафиксированной формой религиозного либерализма, или отклонения от существовавших правил. Соответственно в рамках примата религиозной формы сознания (культуры) следует отметить, что либерализм этого периода мог быть связан только с секуляризацией общественного мышления (культуры). Поэтому все государственные и общественные деятели периода перехода к автономности светской культуры данного русского общества должны быть записаны в либералы. По этой причине все русские цари (великие князья) от Ивана III, исключая вынужденное поведение правителей России в Смутное время, до Федора II Алексеевича, брата Петра I, были полноценными либералами, повсеместно отходящими от традиций к заимствованию лучших форм государственного бытия и средств его обеспечения. Вместе с тем их либерализм стоял на твердой национальной почве, что обеспечивало согласие государственных действий с мнением народным (принцип политической эволюции как парафраз всеобъемлющего принципа либерализма). Петр I сделал из принципа либерализма государственное кнутовище, народное погоняло, предвосхитив на 200 лет деятельность российских коммунистов-космополитов с их лозунгом «загоним силой народ в светлое, счастливое будущее». Эту же стратегию исповедовали и проводили на практике все последующие Романовы до постигшего их печального конца. По этой причине не совсем правдиво и честно звучат уже двести лет речи доморощенных западноевропейских демократов о неизвестно откуда свалившемся на Русь революционном насилии. Вся династия Романовых двигала Россию по пути, начертанному и указываемому западноевропейским вариантом либерализма, что автоматически означало разрыв с обществом, исключало эволюционный путь (патриотически-либеральный) развития страны и поневоле подготавливало народ к нигилистическим настроениям. Парадоксальным образом нигилизм середины XIX века по отношению к царской политике был также в действительности либеральным течением мысли и широким общественно-политическим движением. Неспособность царской администрации увидеть в оппозиционных режиму либеральных движениях созидательную, творческую силу для улучшения государства и общественных нравов составляет не предмет вины революционных, радикальных либералов, но, скорее, предмет для обви- нения власть имущих не видеть либеральные тенденции в обществе.
Вместе с тем «обмирщение государственной власти», или либерализм по западной модели, пошло полным ходом с начало деятельности Петра I. Реформы начались с помощи в распространении духа французского просвещения в высших кругах России. К середине века появились явные почитатели и распространители идей Вольтера и Руссо. Церковь окончательно утратила главенствующее положение после упразднения патриаршества (1700 г.), установки Павла I (1797 г.)— «Царь является главой церкви» — и внесение этого положения при Николае I в свод законов Российской империи в виде примечания (!) к одной из статей основного свода. Итак, секуляризация русского общества и культуры была к концу XVIII века завершена. Вместе с тем движение общественной мысли не могло прекратиться, и либерализм как дух любой эпохи продолжил свое триумфальное шествие.
Обмирщение власти в культурной сфере привело к развитию наук, где начал господствовать научный метод. Породнение российских императоров с протестантскими правящими домами Германии обеспечило широкий отток молодых людей на учебу (с 1755 г.) в эту страну (университеты Геттингена и Лейпцига), а также в Англию — Оксфорд, и Голландию — Лейденский университет. В Россию прибыли первоклассные ученые мира — Даниил Бернулли (1725 г.) и Леонард Эйлер (1726 г.). Пер- вые русские академики появились только в 1742 году — первым стал ботаник Г.Н. Теплов, затем М.В. Ломоносов, ученый с мировым именем, бывший сыном деревенского дьяка. Соответственно наука и образование вышли из той сферы светской культуры, где можно было бы говорить о либералистских тенденциях.
Чтобы определить к концу XVIII века сферы действия принципа либерализма, необходимо определить те из них, где примат государства был непререкаемым правилом. Таких сфер было две, где контроль государства осуществлялся в абсолютных масштабах, — политика и экономика. Следовательно, говоря о либеральных тенденциях в российском обществе имперского периода, следует обратить главное внимание на эти стороны жизни. Наука, образование, искусство и церковь стали автономными институтами государства, вмешательство в дела которых было не только нежелательным, но и бессмысленным для несведущего чиновника занятием. Увольнение студентов и ученых, расстрижение духовных лиц, как правило, были связаны с противоправными действиями, прямо не имеющими отношения к должностным функциям этих лиц, как, например, выражение гражданской позиции данного лица путем участия в политической манифестации, запрещенной властями.
Поэтому необходимо отметить, что секуляризация государства и культуры установила к началу XIX века местом действия т.н. либерально-демократических тенденций и идей политику и экономику государства. Именно здесь необходимо искать лица с либерально-демократическим складом мыслей и возможные практические деяния такого рода. Поэтому нет оснований причислять к указанному образу мыслей первого российского философа, создателя философской системы Г.С. Сковороду (1722- 1794 гг.). Он являет собой пример первого представителя религиозной философии. В лице Сковороды российская культура встретилась с выдающимся фактом внутрицерковной секуляризации мысли.
Однако процессы секуляризации мысли, если необходимо установить либеральные тенденции, требуется изучать в среде светской интеллигенции, т.е. собственно ученых или чиновников царской администрации, в деятельность которых входят решения политических или экономических вопросов. Культура формирует всегда свой «передовой класс», в котором кристаллизуются творческие силы и устремления эпохи, формирующие потребность — и ее же реализующие — в новой идеологии, в новой системе взглядов на светскую действительность. Вообще говоря, секуляризация культуры и государства в России привела к росту количества людей в стране, овладевших важнейшими результатами западноевропейской культуры и самостоятельно начавших развивать отдельные ее сферы. В этом процессе был тревожащий факт, что, отрываясь от русского уклада жизни, наши соотечественники на Западе попадали в безоговорочный плен его типа жизни. В этом случае творческий процесс прекращался, уступая место слепому подражанию и нелепой восторженности перед западноевропейской буржуазностью (мещанство).
Согласно российским условиям времени и места процесс секуляризации к концу XVIII века привел к следующим либеральным тенденциям в культурной, социально-экономической и политической жизни страны.
В этих сферах общественной мысли ширится либерально-демократическое движение, которое уже при своем возникновении имеет широкий спектр взглядов: от простого вольнодумства до политизированного вольтерьянства и социального скептицизма, которые в дальнейшем вполне оформились в нигилизм и идейный радикализм; выработка новой идеологии национализма ввиду крушения прежней церковной идеологии; и третья составляющая — это идущее по линии секуляризации, но ищущее удовлетворения религиозно-философских вопросов вне церкви — русское масонство, поначалу не имевшее политических пристрастий и потребностей; наконец, совершенно уникальное явление отечественной социально-экономической жизни— деятельность И.Т. Посошкова (1652— 1726 гг.) и его идейных учеников, создавших научную школу в России. Посошков опередил в своих наблюдениях и выводах, изложенных в труде «Книга о скудости и богатстве» (1720 г.), на полвека знаменитого Адама Смита с его прославленным трудом «Исследование о природе и причинах богатства народов», первого западноевропейского научного труда по политической экономии. В частности, Посошков детально разработал политические и социально-экономические основы освобождения русского крестьянства от крепостной зависимости, предвосхитив почти на полтора века реформу 1861 года. Он первым выявил в продукте его прибавочную стоимость («прибыток»), роль производительного труда и создал теорию бумажных денег. Посошков формулирует нравственно-экономический императив — «бедные крестьяне — бедное государство, богатые крестьяне — богатое государство», который применялся последующими реформаторами и радикалами от П. Столыпина до Н. Бухарина. Царь-революционер Петр I Романов не оценил великого дара своего подданного и даже увидел в его труде крамолу: Посошков был заключен в Петропавловскую крепость и умер в тюрьме в феврале 1726 года.
Важнейшее значение в становлении русского либерализма имела деятельность «первого нашего университета» (слова А.С. Пушкина) — М.В. Ломоносова. Ломоносов в 1752 году скопировал рукопись Посошкова по политической экономии, и она стала его настольной книгой. Даже главная работа великого ученого в этой области «О сохранении и размножении русского народа» (1761 г.) имеет структуру книги и безусловную преемственность идей и мыслей Посошкова. Вместе с тем данная работа М.В. Ломоносова — первый в России научный труд по демографии с обоснованиями из области политики и экономики.
Старший современник Ломоносова В.Н. Татищев оставил труды по либеральной реформе правовой системы России и уравнению в политических правах тех сословий, богатством которых крепнет государство. Однако в России он более известен как историк, первооткрыватель гениального «Слова о полку Игореве». Между тем Татищев является основателем городов Екатеринбурга и Оренбурга и даже некоторое время провел в Петропавловской крепости «по розыску хода его мыслей», что указывает на его либерализм
Ученик Татищева первый член-корреспондент Академии наук России П.И. Рычков прославился разработкой (1776 г.) системы нормирования сельского хозяйства страны, позволявшей не только нарастить его экономические показатели, но и освободить крестьянство от помещиков. Он также изложил геополитический проект развития России, предложив схему организации торгово-экономической войны между Англией и Голландией, с одной стороны, и Испанией — с другой. Россия в этом случае должна была занять выжидательную позицию и перейти в режим экономической автаркии (обособленности от остального мира).
Среди других деятелей либерального направления в области права, экономики и политики следует назвать имена двух профессоров Московского университета (с 1768 г.) — С.Е. Десницкого и И.А. Третьякова. Будучи студентами этого университета, они были отправлены комиссией Академии наук в университет Глазго для обучения в области экономики и права (1761-1767 гг.). Им посчастливилось: студенты слушали лекции и занимались на семинарах (в личном доме) знаменитого Адама Смита. Кроме того, профессоры были первыми, кто начали читать лекции по праву на русском языке (до этого преподавание велось на латыни).
В 1767 году была создана «Комиссия о сочинении проекта нового Уложения» — выборный совещательный орган из представителей всех сословий, кроме крепостных. Для комиссии Екатерина II собственноручно написала «Наказ» — манифест просвещенного абсолютизма, в котором идеи самодержавия переплетаются с вольтерьянством. Десницкий, ничего не зная о «Наказе», шлет императрице документ, содержащий описание мер и средств реформ «учреждений законодательной, судитель- ной и наказательной власти в Российской империи» (1768 г.). Десницкий предлагал создать парламент из 600-800 депутатов из состава всех сословий и социальных групп, кроме крестьянства в целом, исключая крестьян-собственников. Здесь применялось сочетание старого сословного принципа с чисто буржуазным подходом к формированию органов власти. Идеи Десницкого по приказу Екатерины были включены в документы комиссии. Однако уже к концу 1768 года комиссия была распущена, не придя ни к какому выводу.
Третьяков также представил в правительство (1772 г.) без всяких последствий для общественных интересов мемуар о факторах, задерживающих экономическое развитие страны. Записка содержала стройную систему либерально-демократических новаций в банковской сфере, которая, в частности, содержала важнейший тезис классической политэкономии о том, что количество денег в стране стихийно приспосабливается к потребностям обращения. Последнее обстоятельство логично развертывается в тезис о необходимости демократизации общества.
К современникам указанных выше либералов принадлежит князь Д.А. Голицын, бывшим послом во Франции и Нидерландах, где был знаком со всеми крупнейшими либерал-демократами того времени, включая Вольтера, Дидро, Гельвеция и весь круг французских энциклопедистов. В своей переписке с Екатериной II и ее двором он настаивает «на упразднении крепостного состояния крестьян, поскольку убежден в невозможности видеть Россию экономически цветущей без этого деяния». Голицын излагает также механизм экономической и политической эмансипации крепостного крестьянства. Сын этого князя отрекся от веры (стал католиком) и родины и уехал насаждать просвещение в Америку.
Вместе с тем обучению С. Десницкого в Университете Глазго Россия «обязана» своим знакомством с масонством, причем самого основного — шотландского — обряда. Как писал современник, российские масоны XVIII века «были люди, потерявшие восточный путь и потерявшиеся на западных». Этим людям «Табель о рангах» заменял и символ веры, и само мировоззрение. Масонство должно было заместить для них душу и становилось, таким образом, эрзац-душой людей петровского служивого утилитаризма. Вместе с тем масонство есть также некий орден — светский и статский — с очень строгой внешней и внутренней дисциплиной. Такая организация могла служить для осуществления самых смелых политических планов в стране, где власть была в руках 200 тыс. дворян. Дворцовые перевороты в России XVIII века стали заурядным явлением, в осуществлении которых могли играть существенную роль масоны. Об этом свидетельствует указ «Тартюфа в юбке и короне» (по словам А.С. Пушкина) о запрещении масонских лож в 1791 году и преследовании их лиде- ров, в частности известного книгоиздателя Н.И. Новикова, который вы- пустил 448 названий книг.
По мнению ряда историков, С. Десницкий сотрудничал с Н. Новиковым начиная с 1768 года, сразу после возвращения из Шотландии, тогда как Шварц, эмиссар континентальных масонских лож, прибыл в Москву только в 1776 году. Начиная с 1781 года Московский университет стараниями старшего поколения масонов — ставшего его профессором Шварца, Н. Новикова, имевшего в здании университета собственную типографию, и ординарного профессора С. Десницкого — превратился в кузницу масонских кадров и был, по существу, огромной масонской ложей. В 1782 году московские масоны открыли на свой счет переводческую семинарию, куда отбирали молодых людей из провинции, включая духовного звания.
Однако запрет масонских лож длился недолго, и уже в 1800 году в Санкт-Петербурге открывается ложа «Умирающий сфинкс» и возобновляется массовое мистическое книгоиздание. Оценивая русское масонство рассматриваемого периода, следует отметить его громадную роль в духовной мобилизации творческих сил России, распространению гуманизма и просветительства, т.е. оно носило в общем черты демократического либерализма. Давая простор вольным исканиям духа (либерализм), масонство освобождало от поверхностного русского вольтерианства и пошлого атеизма. С другой стороны, масонская организация таила в себе непознанный потенциал возможностей как тайной заговорщицкой, антиправительственной деятельности. Движение декабристов продемонстрировало это в полной мере, а один из лидеров масонов и декабристов — Пестель — прописал все практические шаги восстания с его финалом — казни всех Романовых и провозглашения республики, предвосхитив тем самым свершения российских и международных коммунистов почти на сто лет.
Последнее из отмеченных выше либеральных направлений второй половины XVIII века — это идейно-политическое течение вольтерианства и некоторые его разновидности.
Сам Вольтер и его последователи связывают это направление с беспощадной критикой существующих порядков и введением самых смелых их изменений и преобразований. Такое огульное отвержение прошлого ведет к потере реальности и настоящего, инспирируя утопические видения и картины будущего. Невозможность воплотить утопию в реальность толкало вольтерьянцев из теоретического бреда в практические действия, результатом которых было желание набуянить, сломать, исковеркать. Так из вольтерьянства рождался российский нигилизм и скептицизм. Вольтерьянцами тогда в России (в образованных слоях общества) были все, кроме тех, кто был масоном. К вольтерьянству радикально-нигилистических воззрений следует отнести социально-политическую утопию Щерба- това «Путешествие в Офирскую землю», в которой автор построил план священно-полицейского государства, где главными политиками и надзирателями являются священники.
Творческие усилия ученого сословия этого периода создать какую-либо заметную систему национальной идеологии не удались. Следует только упомянуть попытку уже цитированного выше историка В.Н. Татищева дать апологию мирской жизни, в которой главное — это «желание и благополучие в человеке». Апология основывалась на утилитаризме, который исходит из «разумного эгоизма». Здесь Татищев предстает безусловным либералом и демократом, который стремится избавить человека от социального, политического и экономического излишнего давления на него со стороны церкви и государства. Нельзя не отметить, что этот вольный эскиз гражданского общества опередил мысль и труды Гегеля, крупнейшего идеолога либерально-демократического общества, в данном направлении.
Деятельность другого либерала и демократа данного периода А.Н. Радищева стоит несколько особняком, поскольку его считают первым социалистом в России, первым научным материалистом, который перенес эти идеи в социально-политическую сферу — труд «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790 г.). Сам же Радищев на допросах знаменитого «кнутобойца» Шешковского, бывшего также главным следователем обвинения у Е. Пугачева, показал, что считает себя радикальным гуманистом. Однако императрица находилась в нервном состоянии по случаю происходивших тогда событий Великой французской революции и приказала казнить Радищева. Полное раскаяние писателя в содеянном, взятки его свояченицы Е.В. Рубановской фаворитам самодержицы и желание последней быть демократичной привели к замене смертного приго- вора ссылкой на десять лет в Сибирь. По возвращении из ссылки Радищев, видя всюду лицемерие, взяточничество и коррупцию и не имея возможности применить свои либерально-демократические идеи на практике, покончил с собой, выпив стакан азотной кислоты (1802 г.).
В развитии социально-политической мысли России роль Радищева связана с выработкой национальной секуляризованной идеологии, проникнутой горячим пафосом свободы и демократии и восстановления «естественного» порядка вещей.
Император Павел I, который правил в период с 1796 по 1801 год, восшел на трон со многими геополитическими проектами в сфере внешней политики и, как реформатор-либерал, во внутренней. Павел Петрович законодательно закрепил для крепостных работу на помещика не более трех дней в неделю, а также провел реформу государственного управления, заменив коллективно-коллегиальную ответственность на всех уровнях государственной администрации личным (персональным) руково- дством и ответственностью. В Средиземном море Павел I установил российский протекторат над Ионическими островами и построил военноморскую базу на морском побережье Черногории, а также вступил во владение островом Мальта. Успехи внешней политики России противоречили интересам Англии. Британская пятая колонна в России по приказу Лондона организовала заговор против императора, который был убит во сне. Следует также напомнить об активной политике Павла в освоении американских владений России и продвижении им российских границ вплоть до Калифорнии.
Восшествие Александра I на престол сопровождалось целым рядом либерально-демократических мер в уголовном судопроизводстве (запрещении пыток, сокращение сроков по политическим делам и т.д.). 4 марта 1803 года Александр издал указ «О вольных хлебопашцах», где устанавливались правила освобождения крепостных и наделения их землей. Предоставление свободы указом относилось к праву самих владельцев имений. Указ был саботирован помещиками и дворянами: из нескольких десятков миллионов крепостных было освобождено всего 50 тысяч человек.
Наполеоновские войны и союз двух императоров приостановили процесс реформ и обострили противоборство царя с мощной дворянской оппозицией, придерживающейся англофильских позиций. Тогда Александр назначает М.М. Сперанского, «профранцуза», министром внутренних дел и предлагает тому заняться подготовкой конституционной реформы (1806 г.) в либерально-демократическом духе. С этой целью царь через Сперанского ведет переписку с президентом США Джефферсоном на предмет обмена опытом американскими принципами управления обществом и государством. Сперанский был замечательным кодификатором и систематизатором, он стал смелым реформатором, но верил только в силу формы и всемогущество уставов, не имея не только широкого, но и даже какого-либо более или менее систематического мировоззрения. При всей смелости его логического проектирования, Сперанскому недоставало простой связи с жизнью страны и народа. Игра схем у Сперанского появилась благодаря его долголетней принадлежности к сциентистской масонской ложе, которая являлась секцией немецкого масонства и конкурировала с широко распространенными тогда в России ложами розенкрейцеров. В эту ложу также входил будущий граф и министр народного просвещения, а также автор известной формулы «самодержавие, православие, народность», С.С. Уваров.
В 1809 году М.Сперанский предоставил проект общей реформы, которой предусматривалось передать управление страной комитету министров, юридические дела — Сенату, законопроектные дела — Государственной Думе. Представительская система была представлена четырьмя уровнями: дворянство и государственные крестьяне выбирали волостную думу; волостные думы посылали депутатов в окружную думу, последняя — в губернскую, а губернская — в Государственную Думу. Эта схема была реализована кадетами и правыми эсерами летом 1917 года при вы- борах в Учредительное собрание. Сперанский также предлагал сформировать Государственный Совет, который должен был координировать деятельность всех трех отраслей управления.
В жизнь были проведены лишь решения о создании Госсовета (1810 г.) и реформировании согласно этому плану кабинета министров (1811 г.). Визионерство Сперанского проявилось в его схеме восстановления цены рубля, которая настроила против него все слои общества и послужила поводом к его отстранению от дел и ссылке. Закончил свою государственную карьеру Сперанский председателем трибунала по делу декабристов (Верховного уголовного суда). Причем он лично готовил все юридическое обоснование процесса, распределял преступников по разря- дам и формулировал вину каждого подсудимого. Следует отметить, что сами декабристы намечали этого реформатора в члены революционного временного правительства. Николай I удостоил Сперанского своей любезностью, и тот стал графом Российской Империи.
Современник Сперанского крупнейший российский историк Н.М. Карамзин был либеральным патриотом и страстным республиканцем и публично плакал, когда узнал о казни Робеспьера. Хотя часто вслух говорил, что: «Прав Руссо, только то прекрасно, чего нет в действительности». Вместе с тем он оставил потомству труд «Записки о древней и новой России» (1838 г.), где без церковного пафоса постарался изложить свои идеи о священном характере демократической власти при реализации новой, современной версии «Москва— Третий Рим». Охранительный патриотизм Карамзина видит величие власти в ее заботе о славе России, мощи и величии ее. Западники тут же обвинили историка в «укреплении национального самообольщения, содействию историософскому сентиментализму и упивателем созерцания русского величия».
Крупнейшим реальным деятелем либерализма и реформаторства в России начала XIX века был адмирал Мордвинов Н.С., переживший пятерых царей на престоле. Пять поколений Мордвиновых, включая его самого, получали свое образование за границей, и сам Николай Семенович четыре года учился морскому и иному делу в Англии, где и стал до конца жизни убежденным англофилом, хотя по происхождению был потомственным мордовским князем.
Всю жизнь Мордвинов (прожил он 91 год) слыл вольнодумцем и оппозиционером, т.е. либерал-демократом. Но императоры Александр I и Николай I всегда искали случая посоветоваться с ним, даже тогда, когда он хлопотал о введении в стране наилучшей, по его мнению, английской системы государственной власти с двухпалатным парламентом и экономических мер и средств, рекомендованных британцами Адамом Смитом и Иеремией Бентамом. Вместе с тем граф Бенкендорф, властитель и знаток тайных мыслей подданных русского царя, докладывал Николаю I в 1827 году, что адмирал является председателем (лидером) «крайне опасной партии русских патриотов». Как бы реагируя на донос, царь производит Мордвинова в графы Российской империи. Это не было случайным делом. В течение десятилетий Мордвинов был в глазах всей либерально-демократической и реформаторски мыслящей России воплощением честности, независимости, служения общественному долгу. Его «мнение» (служебные записки по различным вопросам общественной мысли) ходили десятками тысяч рукописных копий по стране. Декабрист поэт К.Ф. Рылеев, задолго до казни, посвятил Мордвинову оду «Гражданское мужество».
Действительно, адмирал входил в состав Верховного уголовного суда по делу декабристов, но единственный из его членов отказался подписать смертный приговор пяти «внеразрядным» преступникам.
Относительно экономического либерализма Мордвинова следует сказать, что его идеи в этой сфере были весьма передовыми. Его проект Трудопоощрительного банка (1801 г.), предоставленный Александру I, — прототип современных фондов научно-технических инноваций и развития. Уставом банка предусматривалась главная цель проекта — ускорение хозяйственного развития России. Мордвинов предлагал создание государственного банка, средства которому поступали из государственного бюджета и который финансировал сооружения предприятий в передовых сферах технологий и хозяйства, продвигал новые методы производства (технологии), новые технику, способы и машины. В качестве экспертного совета банка по науке и технике привлекалась Академия наук России. Проект был передан лично царем министерству финансов, который благополучно похоронил в дебрях своего ведомства новаторскую инициативу. Аналогичный случай произошел в России в 1968 году, когда Политбюро приняло решение о созыве пленума ЦК партии о научно-техническом перевооружении народного хозяйства страны, получив от разведки данные о том, что в США принято решение о передаче технологий двойного назначения в систему рыночной экономики страны. Как известно, первой ласточкой в США был проект компьютеризации американской экономики, а его государственным координатором был назначен полковник армии США и кадровый сотрудник ЦРУ Дж. Гейтс, отец «вундеркинда» Билли Гейтса. Однако сам пленум в СССР состоялся лишь в 1988 году, когда страна стояла накануне распада и, естественно, не имел никаких последствий.
Мордвинов также предоставил в 1816 году царю проект первого в мире кооперативного банка, на пятьдесят лет опередив теорию и практику кооперативного движения в Англии, которое совсем преобразило лицо этой страны, превратив ее из страны «бесчеловечного капитализма» (Чарльз Диккенс) в передовое во всех отношениях государство. Идеи Мордвинова передал на Запад итальянский ученый М. Джойя, специально приезжавший в 1819 году для встречи с адмиралом. Мордвинов также организовал и содействовал работе Вольного экономического общества, своего рода первой товарной биржи, и первого в России страхового общества.
На следствии по делу декабристов, которое заняло первую половину 1826 года, каждому мятежнику давали анкету, в которой было несколько вопросов об источниках их «вольнодумских и либеральных мыслей». Как оказалось, их умственные взоры целиком ориентировались и инспирировались Латинским Западом, где «прогрессивная» буржуазия накопила большой опыт и теоретические данные для трансформации русского общества. Средний возраст заговорщиков составлял 28 лет; все они были дворянами и почти все офицерами — от прапорщика до генерал-майора. Общее число лиц, привлеченных к следствию по делу декабристов, превышало 500. Почти все заявили, что разделяют взгляды французской революции, демократической философии и «бессмертной» смитианской политэкономии, послужившей идейно-пропагандистской платформой Великой французской революции и казни королевской семьи.
Вместе с тем следствие показало, что подавляющая часть подследственных не смогла четко сформулировать принципы и механизмы указанных научных систем. Большинство сводило идеи Вольтера и Смита к тезису «все благое основывается на свободе» и «хотения не капитализма, а разумного, естественного строя». Проповедь экономической и политической свободы, без вникания в механизмы ее реализации, — теоретическая и практическая основа декабристского движения. Единственный рацио- нальный тезис их идейной системы — устранение самодержавия и введение республики или конституционной монархии с народным представительством, а также отмена крепостного права. Однако последнее обстоятельство не было новацией: именно дворянство заблокировало указ Александра I от 1803 года об освобождении крестьян.
Среди декабристов наибольшими специальными знаниями в области политологии и политэкономии обладал П.И. Пестель, который был признанным лидером движения. Кроме того, он был профессиональным военным и являлся человеком действия. Пестель родился в лютеранской семье генерал-губернатора Сибири И.Б. Пестеля. Десяти лет от роду он был отправлен в Дрезден к родственникам матери и провел в Европе до возвращения в Россию для поступления в высокопрестижный Пажеский корпус пять лет. Таким образом, Пестель был иностранцем в России, ничего в ней не понимал и не мог понять, но всецело был поглощен культурой и идеологией Латинского Запада, которые тем не менее решил укоре- нить в Российском государстве. Следует отметить, что его воинская доблесть не вызывает сомнения — он был ранен при Бородине и тогда же награжден М.И. Кутузовым за храбрость. Но воинская честь была свойственна всей космополитической аристократии того времени.
Начиная с 1816 года военная служба Пестеля была лишь прикрытием его тайной, заговорщицкой деятельности. Его систематическое обучение ограничилось годичным обучением в корпусе: все остальные знания были получены в ходе военной службы и самообучения с лютеранским уклоном, особенно у крупного ученого-статистика того времени русского немца Карла Германа.
В ходе развития движения декабристов Пестель перешел с позиций республиканского демократа и либерала на крайне радикальные и революционные. Им была написана революционно-республиканская конституция (устав республиканского правления) под названием «Русская правда» (1821 г.), которая в многочисленных списках разошлась по всей стране. Он лично разъезжал по стране по воинским гарнизонам, где неоднократно излагал доверенным офицерам необходимость истребления государя и всех особ императорской фамилии, производил отбор людей в особый отряд (cohorte perdue), который должен был выполнить это задание и лично составил список Романовых, подлежащих уничтожению (1822-1824 гг.). Интересно, что заговор декабристов не планировался в 1825 году. Пестель целенаправленно руководил заговорщиками таким образом, что начало мятежа планировалось на весну 1826 года. Династический кризис самодержавия, связанный с неожиданной смертью царя и отказом престолонаследника Константина возложить на себя тяжелый груз шапки Мономаха, был использован Пестелем и заговорщиками для выступления в более ранние сроки, что, может быть, и предопределило неудачу восстания, тем более что Пестеля не было на Сенатской площади Санкт-Петербурга 24 декабря 1825 года.
В «Русской правде» описан механизм установления в России республиканского государственного строя посредством Временного революционного правительства и ликвидации крепостного права. По первому вопросу Пестель предлагал передать Народному вечу — однопалатному парламенту, обновляемому на одну пятую каждый год, — верховную законодательную власть. Избирательное право (только для мужчин) не имело никакого имущественного ценза, т.е. было демократическим (вспомним, что женщины получили право голосования на выборах в США лишь в середине XX века). Верховным органом исполнительной власти являлась избираемая вечем (парламентом) Державная дума, своего рода директория из пяти членов, из которых один каждый год переизбирался. Проект Пестеля предусматривал создание прототипа конституционного суда — Верховного собора. Эта верховная «блюстительная» власть должна была следить за соблюдением конституции и других законов. Под руководством директоров из Державной думы должны были работать министерства и другие государственные учреждения.
Проект Пестеля несет на себе отпечаток космополитического умозрения. Революционер кроил свою конституцию, явно носившую следы заимствования политического опыта США, Франции, Англии и других западнолатинских государств, из идей Монтескье, Франклина и других «прогрессивных» западных мыслителей. Оторванность идей Пестеля от русской действительности и противоречивость его мыслей, например, следуют из содержания трех принципов его конституции: «1) Освобождение крестьян от рабства не должно лишить дворян дохода, ими от по- местий своих получаемых; 2) Освобождение не должно произвести волнения и беспорядков в государстве, для чего и обязывается верховное правление беспощадную строгость употреблять…; 3) Освобождение сие должно крестьянам доставить лучшее положение… а не мнимую свободу им даровать». Демократия состоит в полном и безоговорочном предоставлении политической свободы всем и каждому, и лишь после того можно ставить вопросы культурной и экономической свободы, которая отражает состояние либерализма в обществе. Таким образом, демократия первична, либерализм вторичен. Пестель и все его товарищи, русские иностранцы, ставили эту словесную фигуру с ног на голову: для них либерализм как оппозиция власти имущей первичнее естественного состояния человека — его свободы. Но в русском обществе истинным считалось последнее положение, что западники понять категорически не могли: для них свобода — это осознанная необходимость; сначала закон — потом свобода, т.е. закон первичнее свободы. Так в царской России и составляли законы — как отвлеченное от мирских забот дело. Эта традиция сохранилась до настоящего времени. Ничего не изменилось. Поистине, за кремлевским забором ни России, ни русского народа не видать. Поэтому, как сказал поэт Вяземский другому поэту — А.С. Пушки- ну: «В России одно средство от плохих законов — плохое исполнение законов».
Идеи Пестеля, воплощенные в его уставе Российского государства, более чем романтичны. Все функции государства сводятся к распространению просвещения, познаний и навыков, полученных в экономике страны, полицейским мероприятиям, таможенным и тарифным мерам. Роль армии в этом уставе не отмечена, видимо, Пестель имел в виду современную ему американскую модель вооруженного народа — национальную гвардию с ее арсеналами вооружения в каждом домовладении.
Аграрный проект, приведенный в «Русской правде», взывает к некоему «закону природы», или «право естественное и природное». Он заключается в том, что у каждого человека существует врожденное, подсознательное чувство частной собственности на землю. Эту точку зрения изложил Томас Гоббс за сто пятьдесят лет до Пестеля, и к тому времени она в Англии давно считалась устаревшей. Однако лютеранин Пестель выводил из этого безусловного рефлекса к владению частной собственностью основание для освобождения крестьян. Данный правовой силлогизм служит ярким примером западного образа мысли, а точнее, иезуитско-протестантской логики доморощенных квазидемократов. Подобное некритическое отношение к заимствованию теорий, моделей, мер и средств западнолатинского либерализма и реформаторства характерно для всех других без исключения деятелей декабризма, оставивших письменные труды по политике, экономике и в области культуры. Декабристы по своей природе и образу мыслей были революционным дворянством, которое еще жило мифами дворцовых переворотов века прошлого и которое всегда было оторвано в своей жизни от жизни народной. По словам И.С. Тургенева, великого русского писателя, этим господам о народе напоминала «золотая пепельница на письменном столе в виде крестьянского лаптя».
Вообще говоря, эпоха либерализма и реформаторства в правлении Александра I и Николая I отличалась определенным трагизмом положения всех сословий. А.И. Герцен, несмотря на всю его ненависть к Романовым, сказал, что «царь силится подать руку народу, народ силится взять ее и не может достать через отделяющую их спину чиновника и помещика-дворянина». Эти слова актуальны и сегодня.
Гораздо более приближенную к народным чаяниям программу реформ и либеральных новаций предложил А.С. Грибоедов, автор бессмертной комедии «Горе от ума» и крупнейший государственный деятель-патриот. Драматург составил проект учреждения Российской Закавказской компании по освоению и заселению края русскими крестьянами-колонистами, в т.ч. крепостными, на льготных условиях кредита и предоставления технических средств хозяйствования. Компания должна уч- реждаться под покровительством правительства и иметь акционерный капитал в составе следующих пайщиков: правительство, купцы, землевладельцы, крестьяне и русские (не местные, национальные) капиталисты. Современники писали об этом проекте, что он превосходно разрешал те проблемы, «когда необходимость заставляла считаться и с отсутствием свободных рабочих рук в Закавказье и с крепостной действительностью внутри России». В действительности немецкое засилье в административных органах страны привело к заселению края армянами из Турции, эстонцами и латышами из Прибалтики и гуцулами с Карпат. При этом категорически запрещалось селить в Закавказском крае русских поселенцев.
В кругу А.С. Пушкина находились лучшие русские люди того времени. Известно, что и сам Александр Сергеевич самостоятельно изучал мировую общественную мысль, лично знал всех современных ему либерально-демократических мыслителей и деятелей, в частности, был лично знаком со многими декабристами, включая Пестеля, который не оставлял своих надежд привлечь «солнце русской поэзии» к тайной, антиправительственной деятельности. Сам поэт сделал в «Евгении Онегине» его главного героя «глубоким экономом», который читал и разъяснял Адама Смита, и объяснял читателю в «Скупом рыцаре» экономические механизмы в средневековой Бургундии.
Вместе с тем в этом круге была фигура писателя и мыслителя В.Ф. Одоевского, близкого друга Пушкина последних его лет. Одоевский в своем фантастическом романе-утопии «4338 год» (1838 г.) описывает общество отдаленного будущего, предсказывает высадку и освоение Луны, Марса и других планет Солнечной системы, изобретение самолетов и телевизоров, которые позволяют людям получать информацию и перемещаться в различные уголки планеты. В этом будущем на земле существуют только два государства — Россия, занявшая весь мир, и немного от- сталый Китай. Американцы и англичане совершенно одичали, ведут натуральный образ жизни и предлагают России для продажи свои города и острова. Россия все покупает. Общество будущего у Одоевского — это сайентократия: она управляется людьми науки и искусства. По всей видимости — это республика, поскольку ввиду цензурных соображений автор не детализирует в этом плане свой проект будущего.
В другом философском романе «Русские ночи» (1844 г.) Одоевский в форме диалога и новелл провел сравнительный анализ западнолатинской модели либерализма и соответствующих отечественных построенией. У современных историков даже возникло подозрение, что в работах Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» и в первом томе «Капитала» Маркса воспроизводится значительная часть материала из этого романа.
С выходом этих романов в обществе начинается полемика, и можно считать, что начало 40-х годов XIX века обозначило формирование двух мощных либерально-демократических направлений, но с разными идейными установками и мировоззрением —- западничество и славянофильство.
Между этими идейными системами либерализма и демократии обособленно стоит фигура крупнейшего либерала и умеренно-радикального демократа 1830-1840 годов П.Я. Чаадаева. Красной нитью через его «Философические письма» (первое — 1829 г.) проходит мысль о том, что «на Западе все создано христианством… нельзя отрицать того, что Царство Божие до известной степени осуществлено в нем». Граф Бенкендорф, глава жандармов России, лично беседовал с автором о его письмах и вы- нес мысль, что «тот, как никто другой в России воспринимает Запад действительно религиозно, а ход истории на Западе — патетично». Поэтому было решено объявить Чаадаева сумасшедшим. Действительно, если чувства Чаадаева к Западу — востроженно-ликующие, то в отношении России — одно сплошное обличение, лишенное предмета и логично выраженной руководящей идеей критики.
Нахождение в собственном поместье, в ссылке, на положении сумасшедшего резко повлияло на взгляды Чаадаева. И он уже с 1835 года начинает писать в своих письмах о великой исторической роли России в мировых делах: «Провидение создало нас (т.е. Россию) слишком великими, чтобы быть эгоистами. Оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества… Мы призваны обучить Европу множеству вещей, которых ей не понять без этого». Таким образом, если в первых письмах провидение служило для обличения России, то в последних оно стало доводом в пользу ее высокой миссии.
В развитии либерально-демократического и реформистского движения в России Чаадаев занимает особое место первого русского радикального интеллигента, массовое производство которого началось четверть века спустя в условиях роста народничества. Он был своего рода идейным полюсом русского сословия нарождающейся разночинной интеллигенции и, следовательно, широко, общественного либерального движения.
Помимо крупных царских сановников Сперанского и Мордвинова проблемами реформирования страны занимался советник Александра I Н. Новосильцев, подготовивший в 1820 году «Государственную уставную грамоту Российской империи», т.е. проект конституции государства. Новосильцев предложил разделить Россию на ряд больших провинций, каждую с собственным сеймом (собранием) и административным советом. Провинциальные собрания направляли представителей в национальное собрание. Царь, хорошо знакомый по переписке с Т. Джефферсоном с данными идеями, совершенно справедливо усмотрел в проекте подражание конституционному образцу США и отклонил его.
В общественной жизни России либерализм 30-50-х годов XIX века оказался расколот на приверженцев российских традиций — славянофилов (И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, братья К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин и др.) и сторонников либеральной модернизации России по западно-латинскому образцу — «западников» (Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, С.М. Соловьев и др.).
Самым «западным» из славянофилов был Киреевский, главный редактор журнала «Европеец». Он вырос и воспитывался в масонской среде. Его отец и мать были деятельными членами русских масонских лож. Самарин был и лично, и идейно близок к Кавелину, а Чаадаев постоянно сотрудничал и со славянофилами, и с западниками и был для всех них духовным вождем. Славянофильство и западничество — это, скорее, две культурно-психологические установки, поскольку расхождение между ними заключалось только в разномыслии в понимании культуры. Западники считали, что культура есть сознательное творчество человечества; славянофилы полагали, что культура — это синоним культуры народной, которую и надо развивать далее. Разница в позиции приводила к разнице в конечной цели исторического процесса: что признать последней реальностью в историческом процессе — общество (народ) или государство. Западники, призвав на помощь Гегеля, доказывали с его помощью, что это — государство. Соответственно отсюда проистекало революционное гегельянство (марксизм) и его эволюция в социалистический радикализм. Понятно, что славянофильство с его конечной целью в виде народа или общества в дальнейшем трансформировалось в народничество и анархизм.
Весь инструментарий либерально-демократических реформ у обеих партий был абсолютно тождественным. Поэтому заядлый западник В.С. Соловьев начинает свою общественную карьеру с лекций о «правде социализма» (1881 г.), т.е. типичного продукта западной культуры, а славянофил К. Аксаков подает в 1855 году царю свою первую открытую записку «О внутреннем состоянии России», где доказывает высочайшему оппоненту, что самый главный принцип организации государства — это свобода народа, из которой следуют уже деятельность мысли и дел. Кроме того, славянофилы были родоначальниками панславизма — объединение всех славян мира в Конфедерацию.
В этом мощном ключе общественных идей и деяний, который образовался после секуляризации светской мысли и ее отделения от мысли церковной, происходит работа по дифференциации общества по идейно-политическому признаку. В обществе протекает интеграция сходных по образу мыслей кружков и масонских лож в реальные общественно-политические движения — прообразы политических партий. Вслед за движением декабристов возникают массовые либерально-демократические движения славянофилов и западников, идет их радикализация — возникает сеть кружков петрашевцев. Кроме того в 40-е годы XIX века встала на ноги русская классическая художественная литература, идейными отцами которой были Н.В. Гоголь и В.Г. Белинский. На этом поле воспитывались гениальные сыны Родины, писатели-либеральные демократы — А.И. Герцен, И.А. Гончаров, И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.Н. Островский, Ф.И. Тютчев, А.Ф. Писемский, Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой и др. В их творчестве идеи либерализма и демократии соединились с горячей любовью к России и русскому народу, глубоким патриотизмом, сильной верой в его большую будущность. Целое созвездие талантов могучей нации включило свои творческие силы в созида- тельный потенциал страны, русского государства. Либерально-демократическому движению помогало мощное движение просветительства, сложившееся вокруг журналов «Отечественные записки» и «Современник». В этих журналах в 40-60-е годы XIX века появилось огромное число материалов в жанре публицистики и научных сообщений из мира экономики, права и т.д.
Откровенное изложение научных политических и социально-экономических проблем России содержалось в служебных записях, которые веками не покидали недр петербургских департаментов и канцелярий. Многие из них писались с радикальных позиций и заключали полный перечень буржуазно-демократических и либеральных реформ. Оплотом такого реформизма стало в 40-е годы XIX века Министерство государственных имуществ, возглавляемое П.Д. Киселевым, либеральным царским вельможей, которого декабристы в свое время пытались склонить на свою сторону. «Служебной публицистикой» увлекались братья В.А., Д.А. и Н.А. Милютины, мать которых приходилась родной сестрой П.Д. Киселеву. В.А. Милютин входил в кружок М.В. Петрашевского (1848 г.), члены которого занимались тем, что, по определению судившего их военного суда, характеризовалось следующим образом: «Системы коммунистов и социалистов имеют для одних целью, а для других предлогом уравнения всех людей на земном шаре, отвергая не только любовь к отечеству, но даже и любовь к семье, как понятия односторонние, своекорыстные, враждебные любви ко всему человечеству. Социалисты и коммунисты согласны в главной идее о равном распределении довольства между всеми людьми, не согласны лишь в мерах, как привести это в исполнение» (1849 г.). Таким образом, кружок петрашевцев представлял собой гремучую смесь несогласных по методу практического действия коммунистов и социалистов. Они на 70 лет предвосхитили события 1917 года. Мудрый Николай I правильно уяснил общественно-политическую роль петрашевцев в судьбах России и приказал приговорить 21 человека из их числа к расстрелу. Как и все декабристы, все петрашевцы были дворянами… Удивительно, но факт, пользуясь интеллектуальной тупостью чиновников цензуры, Петрашевский умудрился наладить легальное регулярное распространение своих взглядов в издании под названием «Карманного словаря иностранных слов». Вышло два выпуска «Словаря» (1845 г.), которые наэлектризовали общество сильным духом революционных, радикально-демократических и социалистических идей. «Словарь» открывался памятным посвящением брату Николая I вел. кн. Михаилу. В частности, в статье «Овенизм» Петрашевский изложил современные взгляды на принципы и организацию общества будущего — коммунистического. Сидя в Петропавловской крепости, лидер петрашевцев по просьбе царя написал тому пояснительную записку о характеристиках и различиях Марксова коммунизма, сен-симонизма и либерал-демократизма (реформизма). Петрашевскому расстрел был заменен (единственному) судом бессрочной каторгой в Сибири. Впоследствии, когда в начале 1860-х годов многие петрашевцы были амнистированы, то он единственный, кто отказался от помилования и погиб на каторге в 1866 году. Петрашевский остается одной из самых благородных личностей в истории русского либерализма радикально-революционного толка. Следует сказать, что образование он получил в Царскосельском лицее, спустя четверть века после А.С. Пушкина. Валериана Милютина его вельможный дядя-либерал своими связями оградил от ареста, а он сам был отправлен за границу до конца своих дней. Среди двадцати других петрашевцев, приговоренных к расстрелу и с места расстрела направленных, по снисхождению царя, на каторгу в Сибирь, был и Федор Михайлович Достоевский…
Семья Милютиных в лице двух других братьев дала умеренных либералов: старший брат молодого радикала Д.А. Милютин (будущий последний фельдмаршал империи и военный министр) провел военную реформу и создал в России современную армию, которая в считанные месяцы разгромила крупнейшую турецкую, хорошо оснащенную Западом инструкторами и техникой, армию в войне 1877-1878 годов; средний брат Н.А. Милютин стал одним из «отцов» крестьянской реформы 1861 года, причем своим пристрастиям к леволиберальным мерам и средствам заслужил всеобщую ненависть помещиков.
Политика «подковерных», канцелярских реформ привела страну к параличу. Преобладающее влияние на Николая I имели в последний период (1848-1855 гг.) государственные деятели, которые не были государственными деятелями по существу и которые не имели никаких планов в голове и жили по принципу «народ все выносит, все терпит, а правительство все давит и давит». Главными среди них были граф Бенкендорф, шеф жандармов, граф Уваров, «изобретатель официальной народности», и граф Канкрин, министр финансов. Николай I, умирая, сказал наследнику престола: «Сдаю тебе команду не в добром здравии». Он умер в Зимнем дворце, приказав открыть окно в комнате настежь, когда в столице стояли сорокоградусные морозы. По его приказу царя не беспокоили, а когда вошли, то увидели, что он лежит на кровати, покрытый одной лишь простыней. Николай I не смог пережить гибели своего «корабля», т.е. его государственной политики, которая привела страну к краху, и должен был по законам военного времени уйти на дно вместе с кораблем. Нашему времени такое нравственное поведение политиков неизвестно.
Как секуляризация общественного сознания привела к освобождению новых творческих сил либерализации и демократии, изменивших лицо страны, так и автономизация социальной жизни от государственной привела к новой ступени переоценки ценностей вскоре после неудачного завершения Восточной (Крымской войны) 1854-1856 годов. Вроде бы победа Запада в ней продемонстрировала правоту западников о примате государства, о важности силы закона перед силой обычая и традиций, за которые выступали славянофилы. Славянофилы понимали, что на Западе его полицейское благоустройство привело к тому, что закон заменил совесть, а регламент — внутренние побуждения. Вместе с тем славянофилы застыли в своем развитии, поскольку вся их деятельность свелась к ожиданию новой культуры, в рамках которой можно преодолеть раздвоение западнической и национальной моделей движения к общественному идеалу.
Движение общественной мысли от славянофилов было передано кружку Н.В. Станкевича, в котором изучалась гегелевская диалектика и ее применение к социальной действительности. Многие участники славянофильского движения получили здесь перековку и стали исповедовать социально-политический радикализм, ярким прозелитом которого стал М.А. Бакунин, один из основателей I Интернационала. Однако в центре русской общественной мысли того времени стоит только она тема — освобождение личности от гнета современного строя в различных его видах: юридически-правового (крепостное право и свобода печати), религиозного, экономического и пр. Таким образом, все общественные процессы того времени имели одну идейную базу — либерализм и расширение его присутствия в обществе в возможно более широких границах.
В отличие от славянофилов, которые ожидали пришествия новой живительной культуры, Герцен, обладая заметно меньшим национальным к России чувством, занимался социальными исканиями, которые должны были поднять Россию до уровня мировой величины. Герцен стал верить в Россию после революций 1848 года в Париже и ряде других европейских городов, когда убедился, что в Европе «нет ничего действительного и нет того идеала, который он искал на Западе».
Вместе с тем ни он, ни другие представители общественных движений в России не могли не размышлять над тем теоретическим тупиком, в котором оказалась общественная мысль нашей страны и всего Запада. Действительно, борьба за секуляризацию общественного сознания привела к тому, что секулярным эквивалентом религиозного мировоззрения стал или становится социализм и коммунизм. Эта тема представляла сложнейшую теоритическую и практическую задачу для социальных критиков и мыслителей. Острота этой проблемы особенно ярко демонстрируется жизненным примером Н.Г. Чернышевского, сына священника, окончившего семинарию, но ставшего одним из первых социалистов в России, основателем массового революционно-демократического движения и кумиром российской молодежи и студентов 1860-1880 годов. Его личность, его книга «Что делать?» (1863 г.) стали «священными дарами» социализма, обращавшими в его лоно сотни тысяч молодых людей, которые полагали, что данная книга — есть библия социализма, содержащая в себе ответы на все жизненные вопросы.
Так же как и Чернышевский, рационально хотела обосновать русский социализм другая крупнейшая фигура радикального либерализма того времени — П.Л. Лавров. Близость Лаврова к К. Марксу сделала из него и крупного марксиста (революционного неогегельянца). В кружке Лаврова возникает другая крупная фигура русского либерализма — Н.К. Михайловский, будущий идеолог социалистов-революционеров (эсеров). Следует отдавать отчет в том, что это были яркие личности, которые привлекали к себе и обращали в свое учение множество молодых людей. Что же могло сделать правительство, чтобы не допустить этот гибельный для страны ле- ворадикальный крен общественного умонастроения и общественного мнения?