– Давай, принимай ванну, а я пойду спать. Да… вот еще что. В понедельник мама приезжает, – отец закашлял и хриплым голосом продолжал, – у нас аврал сейчас на работе, я, наверное, встретить ее не смогу, тебе придется.
– Ладно, встречу, – угрюмо пробормотал Геннадий. Вдруг на мгновение лицо его преобразилось, он задумался и, нахмурившись, произнес: – В понедельник я тоже буду занят и не знаю…
– Что ты не знаешь? Мать, понимаешь, приезжает, ее надо встретить, какие уж дела тебя могут так занимать? Самолет прилетает вечером, так что институт пропускать не надо, да если даже и надо было, ты бы ничего от этого не потерял. Я думаю, что круглому отличнику за небольшой прогул нагоняй бы не сделали, а?
– Не могу я в понедельник и все…
– Почему же это вы, сударь, не можете? – со злой усмешкой произнес отец.
– Я действительно занят. Мне нужно остаться после занятий. И это серьезно.
– Что именно серьезно?
– В понедельник маму я встретить, по всей видимости, не смогу… в силу серьезных причин, – добавил Геннадий нарочито сухим, канцелярским тоном.
– Интересно, какие же серьезные причины?
– Но это уже другой вопрос.
– Что значит другой вопрос? Ты, понимаешь, конкретно говори, а не вертись, – почти крикнул отец.
Сын понял, что упорствовать бессмысленно.
– В колхозе с командиром нашего институтского отряда поругался, теперь он собирается устроить разбирательство в комитете комсомола, в понедельник как раз…
– Из-за чего поругался?
– Дня за три до отъезда он машину заставил после работы толкать. Было холодно, начался дождь, я уже молчу о том, что никому эта, – он подыскивал нужное слово, – благотворительная акция не нужна была, на следующий день могли вытянуть грузовик. А этот друг еще ценные указания давал, там толкай, здесь подожди, сам, естественно, ничего не делал. Ну, я ему, красавцу, сказал несколько задушевных слов.
– И что теперь будет?
– Ничего… А что мне могут сделать? Постыдят, предупредят, в конце концов, намекнут на всякие там последствия, и все дела.
Василий Петрович слушал внимательно.