Ленин и Керенский. Часть II.

ГЛАВА III. НИКОЛАЙ ВТОРОЙ. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ ПРАВЯЩЕГО КЛАССА

    Крушение общественных классов и сословий дореволюционной России связывают с личностью российского императора Николая II. Представители этих классов, испытав историческую катастрофу, ищут виновных своей политической неудачи. Для русской дореволюционной элиты, правящего класса страны, виновником её исторического краха является ее формальный глава – сам государь император. В этом исходном для интерпретации жёлтого Февраля и красного Октября положении смыкаются оба противостоящих друг друга лагеря – правый и левый, их идеологи, историки, публицисты, военные специалисты. Николай II в такой трактовке российской истории оказывается помещен между обеими группами противоположных политических интересов. Золотая середина, при ограниченности необходимой информации о событиях и движущих силах исторического процесса, свидетельствует об исторической правоте политической позиции последнего российского императора.

      Мнение об исторической роли Николае II сложилось при его жизни усилиями самой властвующей элиты, которое затем подкреплялось работами советской школой историографии, служившей верой и правдой коммунистической власти. Николай II, с точки зрения прозападного правящего класса, не обеспечил материальных и политических условий для эффективной политической конкуренции властвующему классу высшей гражданской и военной бюрократии, которая пожелала быть свободной от служения государственным интересам. Такая модель демократии не была её принята. В этом — корень элитарной оппозиции царю, непрерывно усиливавшейся все время последнего царствования. Задолго до 1917 г. в элитарных кругах возникли планы отстранения Николая II от власти и «мирной» замены самодержавия конституционным строем. Высокопоставленные заговорщики полагали, что вся власть при этом останется в руках все той же элиты, деятели которой, однако, теперь на «вольной воле» развернут межпартийную, «демократическую», борьбу за министерские портфели и привилегии. Этот план был, по сути, одним из вариантов традиционной для России «революции сверху», сохраняющий свою актуальность до наших дней.

      В начале XX века многие представители правящего слоя Российской империи были тесно связаны с кругами российской буржуазии благодаря совместному участию в деловых операциях. Для предпринимательского класса это была одна из форм влияния на государственную власть и принятие политических решений. Правящая и деловая элита были тесно связаны и родственными узами. В начале XX века это был уже во многом единый класс общества. Именно этой новой классовой самоидентификацией следует объяснять политическое поведение многих «слуг царевых» в начале XX века. Министры и губернаторы в ряде случаев прямо потворствовали действиям либеральной оппозиции, искренне полагая, что предотвратить революцию можно только расширением социально-политической опоры власти и изменением механизмов властвования. Для них парламентарная монархия становилась более важной и актуальной целью, чем сохранение самодержавия в его традиционной форме. Блок либеральных сановников и верхушки буржуазии окончательно оформился как раз во время Первой мировой войны и проявился в совместном участии в подрыве традиционных основ самодержавия.

      С прагматической точки зрения интересов российской элиты это была в принципе неразумная и недальновидная позиция. Это означало, что вертикаль власти неминуемо будет ослабляться. А ведь в условиях недовольства низов своим материальным и политическим положением и желания властвующего класса быть независимым в своих интересах от государственных интересов и династического принципа существования России, политическое единство и согласие в рядах элиты оказывалось единственным средством ее самосохранения.

     В условиях мировой империалистической войны, потребовавшей крайнего напряжения сил во всех слоях российского общества, подобные ожидания его элитарных слоев подрывали почву для единства как самого общества, так и его правящей верхушки. Сторонники традиционных основ самодержавия – Николай II, Столыпин и другие – были крайне немногочисленны; сторонники консервативной реформы монархии на основе конституционного строя полагали, что общая угроза заставит правящую элиту сплотиться вокруг своего традиционного вождя — монарха. В эту группу заговорщиков входила почти вся правящая верхушка, включая её военное крыло. Среднее звено государственной бюрократии и финансово-промышленные круги выступали за либеральную модель демократии, которая сводилась к декоративной монархии, наподобие британской, либо к республиканской форме правления. Последняя группа деятелей полагала, что опасность заставит самодержавие пойти на соглашение с ними на их условиях, но в качестве крайнего варианта рассматривала и установление республиканского строя.

      В обстановке военного и революционного массового психоза значительная часть правящего класса утратила сословную этику служения монарху, пытаясь добиться удовлетворения своих интересов в различных политических комбинациях, включая предательство собственной страны. На фоне этого лавинного процесса, сокрушавшего основы государственного слоя личные качества самого императора и возможности немногочисленной группы его сторонников мало что могли значить и изменить.

      В 1905—1907 годах важным условием подавления революции стало лояльное к монархии поведение офицерского корпуса. Психология офицерского корпуса поменялась после 1915 г., когда в ходе бездарно организованных наступлений русских армий и нехватки боезапасов во фронтовых частях был почти полностью выбит кадровый офицерский состав. Это обеспечило победу желтого Февраля как антимонархической революции. Во время второй русской революции уже менее половины офицеров были готовы по приказу авторитетной власти усмирять толпу, а высший генералитет оказался непосредственно замешанным в свержении царя. После Октября 150 тысяч офицеров – из 360 тысяч – и два бывших верховных главнокомандующих перешли на службу Советской власти. Подавляющее большинство профессиональных историков западнического и отечественного направлений объясняет это тем, что верховный глава государства утратил в военной среде личный авторитет. Более того, многим тогда представилось, что отстранение от власти Николая II укрепит позиции элиты; его полностью разделяли в военной верхушке, а также на уровне армейских и корпусных штабов.

      История России ясно показала, что элитарные заговорщики против абсолютной монархии потерпели исторический крах. Оказавшиеся в эмиграции они сваливали на покойного монарха собственные просчеты и собственную государственную несостоятельность. Для части монархистов казалось выгодным списывать причины падения монархии на личные качества последнего государя, ибо только так они могли защищать от нападок самый принцип самодержавия. Этот посыл не выдерживает исторической критики. Известно, что все главнокомандующие фронтов и начальник штаба Верховного главнокомандующего 2 марта 1917 года высказались за свержение монархии. Для бывших «революционеров снизу» желтый Февраль оказался полной неожиданностью. Главные заводилы либерального заговора против самодержавия – Милюков, Керенский, Гучков – спали глубоким сном, когда им принесли известие о народном восстании в Петрограде, и были поражены случившимися событиями. Три месяца спустя бывший военный министр Временного правительства первого состава Гучков, будучи в отставке, сквозь зубы бросит в присутствии свидетелей, что революция произошла на два месяца раньше, чем планировали либеральные заговорщики, и что тогда бы пошло всё по-другому.

     После 1991 года отечественная историография со всей очевидностью показала, что влияние Распутина и других «темных сил» со стороны Александры Фёдоровны на Николая II являются измышлениями политических противников государя. Они являлись элементами информационной войны, развязанной против самодержавия. Соответственно, эти «влияния» не могут рассматриваться в качестве реальных источников политики Николая II.

    По словам профессора С.Г. Пушкарева: «Последний российский император был традиционным вождем и верховным выразителем интересов российской элиты. Он направлял свою политику в соответствии со своим пониманием этих интересов, за которыми, как он считал, стоят подлинные интересы всей России. И любые ошибки и просчеты последнего царствования — это прежде всего результат неадекватности самой российской элиты нуждам и перспективам исторического развития нашей страны. Николай II в продолжение всего своего царствования осуществлял программу глубокой и всесторонней капиталистической модернизации России. По способности к долгосрочному планированию это был один из выдающихся монархов, которых когда-либо знала наша страна. Стратегический замысел реформ С.Ю. Витте и П.А. Столыпина был на самом деле продиктован им. Проблема была не в том, что государь как-то их тормозил, а в том, что они лишь ограниченно отвечали объективным потребностям страны. Они в значительной степени представляли собой паллиативные меры, не решая многих актуальных задач России, а лишь отодвигая эти решения и при этом создавая новые проблемы. Историческую обреченность реформ Витте и особенно Столыпина (которые здесь нет возможности подробно разбирать) автор усматривает в том, что они проводились исключительно в интересах узких слоев частных собственников, а не большинства народа. Более того, подталкивая развитие России по буржуазному пути, они еще больше противопоставляли элиту России ее народу».

      Известный русский философ и дипломат К. Леонтьев, стоявший на позициях реакционного консерватизма и византизма, предложил в конце XIX века план модернизации России, состоявший в реализации концепции крестьянского социализма, во главе которого должен был стоять русский царь. Не лишним будет напомнить, что «китайское чудо» состоялось сто лет спустя именно по этому варианту. Модернизация китайской деревни вывела на большую дорогу глобализации экономику всего Китая. Ограниченность российского правящего класса выразилась в отказе от пересмотра основ «священного права» частной собственности. Между тем лидеры левых социалистов – Ленин, Чернов и другие – использовали в России идеи реакционного философа без религиозной основы византизма.

      Сам Николая II избегал крутой ломки устоявшихся отношений, был убежденным сторонником эволюции. Он делал все в условиях трансформации общественно-экономического строя России, чтобы создать консолидацию групп старой элиты, новых финансово-промышленных дельцов и основных сословий государства в рамках единого общества на основе установления легитимного нового государственно-капиталистического порядка. Этот порядок определялся существовавшими сословно-классовыми рамками. Государственная политика Николая сводилась к эволюционным подвижкам этих рамок, гарантировавших классовые и сословные интересы всего российского общества, включая правящую элиту. Политический крах самодержавия был историческим поражением российской правящей верхушки, посягнувшей на легитимный государственный порядок и не смогшей удержать власть в своих руках. Среди современников Николая II мало кто осознавал эту роковую связь между монархией и элитой. Николай II также мало понимал ее во всей глубине. Здравая мысль последнего русского царя заключалась в постепенном изменении условий на основе эволюционного развития политической системы страны. Резкое изменение основ государственного строя в условиях войны и революции неизбежно приведет к гибели старого строя, старой элиты и, вероятно, буржуазного общества. Именно этим объясняется его упорство в отстаивании прерогатив самодержавия, его, как казалось многим со стороны, «нежелание поделиться властью».

      К репрессиям Николай II прибегал в меру государственной необходимости. Он без заметного колебания разрешил применить оружие против мирных манифестантов 9 января 1905 года. Впоследствии он собирался отдать приказ о введении диктатуры в октябрьские дни 1905 г. Саботаж его ближайшего окружения не позволил царю применить законы военного времени: ещё не закончилась русско-японская война; и Николаю II пришлось пойти на политические уступки. Аналогичная ситуация, но уже с фатальным концом, произошла в февральско-мартовские дни 1917 г., когда царь намеревался двинуть войска на подавление восстания в Петрограде. Во всех этих случаях Николай II защищал не личную власть, не личный статус. Он отстаивал принцип самодержавия, в котором, как он верил, заключалось благо России. Правящий класс не поддержал эволюционные идеи царя, и сам себе выкопал историческую могилу.

     Здесь необходимо сказать, что среди политических противников самодержавия значительное место занимали различные группы элит русского общества. Борясь с оппозицией, самодержавию, по необходимости, приходилось соразмерять силу репрессий. Глубинные интересы монархии и российских имущих классов были связаны неразрывно. Оппозиционные политические маргиналы из рядов левых социалистов прекрасно это понимали это и сделали эту связь мишенью своей политической борьбы с самодержавием.

     Одним из мотивов политической фронды элитарных группировок в царствование Николая II был кадровый вопрос. Часто замена высших сановников происходила без объявления царем истинных причин увольнения. Весьма характерным примером здесь может служить отставка председателя Совета министров и министра финансов В.Н. Коковцова в январе 1914 г. В личном письме царя причины отставки были надуманными и неискренними: истинный мотив увольнения Коковцова заключался в намерении ввести в России «сухой закон», чему министр, по финансовым соображениям, противился. Подобные примеры вызывали недовольство в правящем классе, порождали в прессе толки о двуличии, о двоедушии императора. Но это был надуманный предлог для недовольства царем. Он, скорее, показывает, что именно в начале XX века правящая элита утрачивает этику государственного служения; правящий класс этически перерождается. В мировоззрении элит место самодержца заменяет «золотой телец», который совместим исключительно с либеральной демократией, в крайнем случае, с декоративной моделью британской монархии. Корыстные интересы и эгоистическое благополучие властвующей элиты в России оказались не совместимы с институтом абсолютного самодержавия. По этой причине в России начала XX века любые ошибки царя усиленно отыскивались и выставлялись напоказ именно представителями элиты. Целью этой политической программы действий российской элиты было усиливающеюся расхождения между самодержавием и верхушкой правящего класса по вопросу о коренных основах политического строя.

     После военных неудач начального периода войны, которые были связаны с неудовлетворительной работой военно-промышленного комплекса страны и скрытым саботажем союзников по поставке в Россию, главным образом, орудийных снарядов, летом 1915 г. Николай II принял решение лично возглавить Действующую армию. Решительный шаг государя подавал какую-то надежду на восстановление традиционной связи между монархией и армией. Николай II справедливо считал, что, занимая пост Верховного главнокомандующего, он сможет возродить и усилить личную преданность ему генералитета, офицерства и простых солдат. Впоследствии военные заговорщики, чтобы оправдать своё историческое фиаско, этот шаг царя резко критиковали и говорили о фатальности данного решения государя для монархии. Во всей этой критике просматривается один мотив: царь сместил Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, ставленника элитных слоев, который имел одно неоспоримое преимущество перед царствующим племянником: заигрывал с либеральной общественностью.

    Генерал от инфантерии Брусилов, впоследствии Верховный главнокомандующий республиканской России и затем военный советник большевистского РВС, военный, дважды изменивший своей присяге, чтобы оправдать своё предательство, писал про решение Николая II стать во главе армии: «Принятие на себя должности Верховного главнокомандующего было последним ударом, который нанес себе Николай II и который повлек за собой печальный конец его монархии». Никаких объективных данных о том, что Николай II как военный стратег стоял ниже большинства своих генералов, в распоряжении историков не имеется. Период самых тяжелых для России военных поражений (например, катастрофа в Галиции в мае 1915 года, когда были выбиты кадровые гвардейские части русской армии) пришелся на то время, когда Верховным главнокомандующим был великий князь Николай Николаевич.

    Стратегический план кампании 1916 г. был навязан России союзниками и полностью поддержан начальником штаба царя, «моим косоглазым другом» (выражение Николая II) генералом от инфантерии Алексеевым. При планировании кампании 1917 г. заместитель Алексеева генерал от кавалерии Василий Гурко и генерал-квартирмейстер штаба генерал-лейтенант А.С. Лукомский предложили наносить главный удар силами Румынского фронта с целью вывести из войны Болгарию и установить связь с Балканским фронтом союзников. Однако Алексеев сделал все, чтобы похоронить этот замысел. Роль Алексеева в этих событиях довольно неприглядна, в дальнейшем она будет связана с банальным предательством, когда «косоглазый друг» возглавит военный заговор против царя. Связь с гражданскими заговорщиками «в верхах» будет поддерживаться им через депутата IV Думы А.И. Гучкова, ставленника военно-промышленной олигархии и богатейшего человека, организатора военного крыла русской масонской организации «Великий Восток народов России». По словам историка Антона Керсновского, Великая война показала, что русский царь уже не был хозяином в своей стране — не был хозяином своей вооруженной силы. Дважды он повелевал овладеть Константинополем — и дважды это повеление не было исполнено Его военачальниками (Великим князем в мае и ген. Щербачевым в ноябре 1915 г.). Когда Государь назначил в ноябре 1916 года в третий раз овладеть Царьградом к апрелю 1917 г. — все сроки оказались безвозвратно пропущенными. Вот основной стержень русской драмы в Первую мировую войну.

        Кадровая политика Николая II шла верным путем: он стремился выдвигать на высокие посты компетентных профессионалов. Успех модернизации страны лежал в этой плоскости, но таких людей в его время осталось мало — Николай II наследовал государственный аппарат, формировавшийся столетиями до него. Сила Николая II — не бояться давать власть людям с самостоятельным суждением — в решающий момент обернулась слабой стороной. Независимость их мнения от мнения царя на деле оказалась полной зависимостью от мнения оппозиции. Вот почему с этого времени Николай II был вынужден отойти от прежних принципов кадровой политики и заняться персональным подбором исполнителей исключительно по критерию личной преданности в решении первоочередных для страны вопросов. Отсюда — частые смены министров, та «министерская чехарда», которая характеризовала царское правительство в конце 1916 — начале 1917 г. Командный состав армии в военных условиях тем более представлял опасный с политической точки зрения предмет для кадровой чистки.

    В итоге, в двух фундаментальных государственных институтах в условиях военного времени — правительства и Ставки — увеличивалось количество фрондирующей элиты, которое вскоре перешло в инородное качество интриганов и преступных заговорщиков. В Могилеве Николай II оказался отрезан от важнейших политических событий, происходивших в столице. Информация о них до него не доходила или искажалась, что лишало его возможности принимать быстрые и адекватные решения. Подтверждение этому вполне ясное по запоздалой реакции государя на Февральский переворот – царь оказался просто в плену у своих генерал- адъютантов. Некоторые очевидцы тех драматических событий утверждают, что в решающий момент штабные генералы во главе с Алексеевым просто «почтительно приставили семь револьверных дул к вискам обожаемого монарха». Николай II не смог и, очевидно, не мог предвидеть всего, что произойдет, что решающий удар самодержавию будет нанесен не революционерами, а теми, в контрреволюционной мотивации которых он был уверен. «Черновую работу» революции — техническое принуждение к отречению царя от власти — сделало его ближайшее генеральское окружение. Неадекватность элиты спутала карты не только самодержавному строю: она обрекла на поражение все вообще антибольшевистские силы.

    Величайшая ошибка правящего класса в России состоит в том, что он в своих политических действиях исходит не из интересов государства и общества, а из желания иметь собственную точку зрения, отличную от точки зрения верховной власти, превращаясь тем самым в оппозиционеров, или политиканствующий класс. Потребность общества в развитии образования порождает избыток лиц свободных профессий. Своей профессиональной подготовкой творческая и иная интеллигенция в России призвана обслуживать запросы и обеспечивать идеологические интересы властвующей элиты. Характерной особенностью XX и XXI веков является перепроизводство интеллигенции. Это перепроизводство ведет к жесткой конкуренции групп внутри элиты, что обусловливает перманентную политическую борьбу за власть.

     Конечно, межгрупповая борьба внутри российской элиты не затихала, начиная с седых времен Московского государства. Первым её мощным проявлением, которое привело к кризису российской государственности, была Смута. Эта борьба показала, что по своему ожесточению и ставкам в борьбе ничем не уступает классовой борьбе. Наиболее оголтелые её участники могли прибегать к самым крайним методам, среди которых были и революционные средства. Оппозиционные политическому курсу самодержавия, но враждебные друг другу группы элиты могли использовать в достижении своих групповых целей принципы как леворадикальной, так и правой идеологии.

    Лидер праволиберального «Союза 17 октября» (партии октябристов, собравшей в своих рядах многих видных предпринимателей) А.И. Гучков приобрел политическую известность в 1905 г. своим выступлением против предоставления широкой автономии Царству Польскому. То есть, с точки зрения либеральной партии конституционных демократов (кадетов), Гучков тогда был «монархистом». Однако с 1909 г. Гучков становится центром сколачивания активной оппозиции среди крупной буржуазии, помещиков и высших военных. Понятно, что эти люди не стремились к ниспровержению социальных устоев. Наоборот, их мотивом было опасение за судьбу крупной собственности при революции, которой, по их мнению, самодержавие не могло эффективно противостоять. Нужна была, считали они, новая организация государственной власти в интересах имущих классов.

       Другой характерный пример произошел с упомянутым выше В.Н. Коковцовым, тогда министром финансов, который по велению царя в январе 1905 года созвал совещание торгово-промышленных деятелей. Его целью было наметить меры для снижения революционных настроений у рабочих. Коковцов предложил предпринимателям программу своего министерства, включавшую: законодательное ограничение рабочего дня, введение обязательного социального страхования рабочих, отмену наказаний за стачки с чисто экономическими требованиями. Капиталисты единодушно отвергли эти предложения.

      Элитарные группы крайне правой, монархической, идеологии также часто шли в разрез мероприятиям правительства, санкционированным царем. Так произошло весной 1911 г. при голосовании в Государственном Совете очередных законопроектов П.А. Столыпина, направленных на ограничение «польского правила», то есть выдвижения в западных губерниях России на выборах в Государственную думу только этнических поляков. Провал этих законопроектов привел к потере доверия к премьеру со стороны царя и его гибели от рук террориста. Столыпин был последним государственным мужем в окружении царя. Кампания в общественном мнении против Григория Распутина была инициирована богатейшими аристократами, в число которых входил великий князь, член Дома Романовых. Она стала мощным орудием антидинастической пропаганды подрыва доверия к верховной власти в народе.

    Политические вожди российской буржуазии задолго до революции 1905-1907 годов прошли школу у своих западных учителей. Тот же Милюков ещё в конце XIX века выезжал в страны Запада, где принимался в качестве лидера демократических кругов России. Он рано осознал, что большинство выдвиженцев от буржуазных партий не воспринимаются в стране как народные представители. Для политической смычки партий левой и правой ориентаций задолго до 1917 года начал осуществляться проект организации в России политического масонства.

      Масонские структуры как формы политической организации буржуазии стали создаваться в России с 1907 г. Их консолидация произошла в 1912 г. на конвенте ложи «Великий Восток народов России». Ложа объединила руководящие фигуры как буржуазных (октябристы, прогрессисты, кадеты), так и социалистических партий (социалисты-революционеры, или эсеры, социал-демократы меньшевики, трудовики, народные социалисты или энесы). Последние вошли в ложу для консолидации действий с буржуазной оппозицией в целях свержения самодержавия. Но объединение требовало лояльности, поэтому лидеры социалистов становились проводниками политики, формировавшейся в интересах, прежде всего, имущих классов.

     Без учета наличия такой надпартийной организации, как «Великий Восток», ничего нельзя понять в событиях, приведших к Февральской революции 1917 г. Но, что не менее важно, без этого учета нельзя понять и последующих событий — причин и всего хода Гражданской войны в России. Ведь после свержения монархии эта организация никуда не исчезла. Она продолжала выполнять роль главного координационного центра всей политической элиты России.

       Партия большевиков не осталась в стороне от этого объединения. От большевиков в ВВНР входили А.В. Луначарский, И.И. Скворцов-Степанов и другие. Ленин был посвящен летом 1905 года в ложу «Великий Восток Франции», филиалом которой являлась ВВНР. После прихода большевиков к власти членство в масонских организациях будет объявлено партийно-государственным преступлением, которое каралось высшей мерой революционной законности.

    Все революции в России производились сверху. Не существует ни одного примера обратного. Группы во властвующей элите предпочитали договориться, а потом брать власть. Лидеры оппозиции всегда находили взаимопонимание, если на историческую арену выступал народ. Таковы были исторические связи и отношения между элитой и народом в России. Поддержка широких масс народа выступает в этом случае не в качестве самостоятельного элемента политического процесса, но как его декоративное оформление. События желтого Февраля также проходили по сценарию либералов, только случились двумя месяцами ранее, чем предполагалось (по Гучкову). Если бы не угроза расстрела четырех солдат Волынского запасного полка в конце февраля 1917 года, то «народная стихия» вырвалась бы наружу, когда ей было запланировано вырваться группировкой Милюкова-Гучкова-Керенского. Поскольку эта оппозиционная группировка указывала на царя и царское правительство как на виновных в переживаемых Россией бедствиях, то ей удалось овладеть народной стихией и взять её под контроль. После Февраля 1917 г. прежняя оппозиция заняла место самодержавия.

       Прежняя Российская империя строилась на сословном неравенстве прав и обязанностей, в том числе наделяла значительными преференциями немногочисленную интеллигенцию. Спекулируя на выявившихся трудностях государства в деле организации обороны, оппозиционные партии вскоре, под предлогом «помощи правительству», стали создавать различные организации: по мобилизации местной и кустарной промышленности в помощь снабжению армии, снабжению продовольствием, помощи раненым и увечным и т.д. Их деятельность была объединена на высшем уровне созданием в июне 1915 г. Главного комитета по снабжению Российской армии, образованного под эгидой Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов (Земгор). Это были объединения гласных (депутатов) местных органов самоуправления — земств и городских дум. Они состояли не только из либералов, но и из правых, однако либеральная струя в этом Комитете сразу возобладала.

     Земгор развил бурную деятельность, занимаясь саморекламой и показывая всем, как «общественность», «героически» преодолевая бюрократические препоны, помогает родной армии. Реальная роль этой организации в помощи Русской армии была ничтожной. В своей преобладающей части материальное снабжение войск осуществлялось силами государственных органов. Благодаря щедрым субсидиям богатых буржуазных оппозиционеров Земгор предлагал своим служащим жалованья значительно выше тех, которые назначались служащим госаппарата примерно за ту же работу. Служба в органах Земгора давала бронь от мобилизации, что сразу привлекло туда множество молодых людей, стремившихся законным образом избежать призыва. Эту сытую армию уклонистов народ и прозвал «земгусарами».

        Главная тяжесть мобилизаций и военных потерь падала прежде всего на крестьянство, затем — на рабочий класс, и уже потом — на более обеспеченные слои населения. Кучке промышленных и финансовых магнатов война предоставила возможности баснословной наживы. Процент прибыли на казенных заказах намного превышал таковой в обычное, мирное время. Наживались на этом и крупные государственные чиновники, по протекции которых эти заказы предоставлялись. Политическая сила этих кругов российских либералов выражалась в двух с половиной процентах всего электората страны.

        В этих сложных условиях Совет министров поставил самодержавие под удар: 21 августа 1915 министры направили государю беспрецедентный в практике правящих сфер Российской империи ультиматум, который состоял в требовании заставить Николая II взять обратно свое решение о смене Верховного главнокомандующего, угрожая в противном случае своей коллективной отставкой. Из всего кабинета только премьер И.Л. Горемыкин, министр юстиции А. А. Хвостов и министр путей сообщения С.В. Рухлов не подписали письмо.

       На следующий день, 22 августа 1915 г., стране было объявлено о том, что император вступает в должность Верховного главнокомандующего действующей Русской армией. Великий князь получил назначение главнокомандующим на Кавказский ТВД. Николай II не принял отставку своих министров, приказав им оставаться на своих постах, что было их долгом в условиях военного времени.

    Очевидно, что общественная кампания в поддержку в. кн. Николая Николаевича и министерская демонстрация были явлениями одного порядка. Они клонились к воздействию на верховную власть в одном направлении: создания правительства из числа лиц, угодных оппозиции. Во время летнего отступления русской армии на сессии Государственной Думы стал фигурировать список так называемого «министерства доверия». 13 августа 1915 г. в газете «Утро России», принадлежавшей мультимиллионеру П.П. Рябушинскому, появился перечень лиц, из которых планировалось создать «кабинет обороны». Из поименованных в нем министров трое входили в действующий Совет министров: Кривошеин, Поливанов и министр просвещения П.Н. Игнатьев. Однако оппозиция в тот момент готова была примириться и на сохранении в составе правительства некоторых других лиц. Со своей стороны, либерально настроенные министры считали, что соглашению власти с «общественностью» препятствует наличие в правительстве таких деятелей, как Горемыкин. В свете всех последовавших событий 1915—1917 гг. очевидно, что однородное «правительство доверия» из деятелей бюрократии, настроенных на соглашение с буржуазной оппозицией, стало бы лишь ступенькой к формированию кабинета из представителей этой самой оппозиции. А правительство либеральной оппозиции не смогло бы удержать власть, уступив ее в конечном итоге левым элементам.

    «Натиск на власть» продолжался. 22 августа был образован Прогрессивный блок, объединивший большинство депутатов Думы. Вскоре по инициативе части министров состоялось их совещание с лидерами блока. В ответ на все эти «парламентские» демарши царь указом от 3 сентября распустил Думу на каникулы. Неудача открытого наступления оппозиции означала перенос борьбы на нелегальный уровень. Впрочем, она и раньше велась без разбора средств. Есть все основания считать, что летом 1915 г. «недостаток и перебои в военном снабжении» возникли «не потому, что страна исчерпала ресурсы», а были созданы «в определенной степени умышленно соперниками царизма в правящих кругах».

      С конца 1915 г. стали разрабатываться планы насильственного устранения Николая II. Весной 1916 г. на совещании масонской организации был намечен новый состав будущего правительства, уже без царских сановников. Он почти соответствовал реальному списочному составу Временного правительства, возникшему год спустя. В прессе разворачивалась мощная пропагандистская кампания посредством дискредитации близких к царю лиц и муссирования слухов о пресловутом Распутине.

     Со своей стороны, самодержавие переоценило значение своей победы в 1915 г. и несколько утратило чувство реальности. В январе 1916 г. Николай II назначил новым председателем Совета министров Б.В. Штюрмера. Назначение премьером, во время войны с Германией, человека с немецкой фамилией было, безусловно, большой политической ошибкой. В ноябре 1916 г. царь счел за благо отправить Штюрмера в отставку. До Февральской революции на посту председателя Совета министров перебывали еще два человека — А.Ф. Трепов и Н.Д. Голицын. В условиях бескомпромиссной политической борьбы, памятуя о министерской демонстрации 1915г., Николай II был вынужден подбирать сотрудников уже не столько по деловым качествам, сколько по принципу личной преданности монарху. «Люди энергичные и талантливые могли оказаться не на месте, могли принести вред, если бы оказались ненадежными».

      Между тем оппозиция рвалась к власти. Неудачные попытки Трепова и нового министра внутренних дел А.Д. Протопопова (бывшим товарищем председателя IV Думы) войти с нею в контакт показали, что оппозиция отклонила проект создания «правительства доверия» и потребовала кабинета, ответственного перед Думой, то есть всей полноты исполнительной власти и коренного изменения государственного строя в ходе войны.

     Кризис мог разрешиться только решительной победой одной из сторон. На стороне самодержавия в верхних слоях российского общества к началу 1917 г. уже почти никого не осталось. Оппозиционные заговорщики контролировали государственный аппарат посредством как личных связей, так и высших чиновников, входящих в состав противоправительственных организаций. Бороться с таким положением вещей роспуском Думы было бесполезно, поскольку, помимо Думы, заговорщики имели множество других организаций — легальных и нелегальных.

      Среди действий, которые могли изменить роковой для самодержавия ход событий перед Февральским переворотом, историки давно рассматривают возможность заключения Николаем II мира с Германией «сепаратного мира». Слух о том, что «темные силы» в окружении царя готовят «измену делу союзников», был пущен в ход оппозицией перед свержением самодержавия. Нашумевшую речь на эту тему произнес в Государственной Думе 1 ноября 1916 г. Милюков. Намеки основывались лишь на предположениях, и сам оратор позднее признавался, что он сказал больше, чем знал. Позднейшие исследования историков показали, что со стороны германского кайзера имели место попытки зондировать почву для заключения мира с Россией. Но нет никаких признаков того, что царь удостоил их каким-либо ответом.

    29 ноября (12 декабря) 1916 г., выступая в германском рейхстаге, канцлер Т. Бетман-Гольвег открыто заявил о готовности Германии заключить перемирие со своими врагами и начать переговоры о всеобщем мире. Однако это заявление не заключало в себе никаких конкретных предложений. Западные союзники России отказались обсуждать предложение германского канцлера. К ним присоединился и Николай II.

      В своем приказе по армии и флоту от 12 (25) декабря 1916 г. Николай II, среди прочего, говорил: «Враг еще не изгнан из захваченных им областей. Достижение Россией созданных войной задач, обладание Царьградом и проливами, равно как создание свободной Польши из всех ее ныне разрозненных областей — еще не обеспечено. Заключить ныне мир — значило бы не использовать плодов несказанных трудов ваших, геройские войска русские и флот. Труды эти, а тем более, священная память погибших на полях сражений доблестных сынов России, не допускают и мысли о мире до окончательной победы над врагом, дерзнувшим мыслить, что если от него зависело начать войну, то от него же зависит в любое время ее окончить».

      25 декабря 1916 (7 января 1917) г. Николай II официально отказался выдвинуть российские условия мирного соглашения в ответ на предложение о посредничестве президента США В. Вильсона. Ранее аналогичный отказ заявили правительства Англии и Франции.

    Летом 1916 г. русская парламентская делегация посетила с дружественным визитом союзные страны — Италию, Францию, Англию. Ее глава — товарищ (заместитель) председателя Государственной Думы октябрист А.Д. Протопопов — на обратном пути заехал в Стокгольм, где в частном порядке встретился с советником германского посольства банкиром Вартбургом. Через некоторое время по возвращении, в октябре 1916 г., Протопопов был назначен исполняющим обязанности министра внутренних дел. Оппозиция устроила бурную обструкцию Протопопову, припомнив ему, среди прочего, и ту встречу в Стокгольме. Историки полагают, что Протопопов привез оттуда Николаю II мирные предложения германского кайзера. Новейшие исследования показали, что косвенные каналы связи между русским и германским императорами все же существовали. Те же исследования наглядно показали, что стремление к заключению мира всякий раз проявлял Вильгельм II, но со стороны царя ответных действий не было. В целом, никакой реальной возможности у Николая II закончить войну компромиссным миром без ущерба для собственной власти в конце 1916 — начале 1917 гг. не было. Такая альтернатива просто не учитывает всей сложности создавшейся ситуации.

    Подоплека действия Протопопова в Стокгольме достаточно известна: он зондировал почву для мира с Германией по заданию оппозиции, к которой тогда еще всецело принадлежал. Это доказывается тем фактом, что оппозиция не вспоминала публично про эту встречу несколько месяцев — до того момента, когда Протопопов принял предложение царя возглавит МВД. Нет сомнения, что Протопопов полностью посвятил царя в курс дела, возвратившись в Россию.

    Накануне крушения русской монархии в действиях оппозиции можно выделить некоторые ключевые моменты, всякий раз заметно приближавшие государство к краю гибели. Первый — выступление лидера партии кадетов П.Н. Милюкова в Государственной Думе 1 ноября 1916 г. Либералы позже назвали эту речь своего вождя «штурмовым сигналом революции». Это было явным преувеличением. Но значительную роль в дискредитации монархии она сыграла. Милюков умело инспирировал версию о том, будто сама царская чета готовит сепаратный мир с Германией. Фраза Милюкова, которой он неоднократно перемежал чтение цитат из статей иностранных газет о русской политике — «Что это: глупость или измена?» — стала в те дни крылатой. На этот вопрос со всех концов думского зала, а потом и со всех концов страны несся один убежденный ответ: «Измена!»

    Думская оппозиция использовала обстановку восстания для создания органа власти — Временного правительства. Но не будь Думы в февральские дни 1917 г. в Петрограде, ее вполне могли бы заменить Земгор или любой другой из многочисленных органов буржуазии, задолго до Февральского переворота создавшей готовую альтернативную конструкцию власти.

     Проницательный политолог В.И. Ульянов (Ленин) совершенно верно указывал, что к началу 1917 года «этот новый класс “почти совсем” был уже у власти», предварительно захватив «в свои руки и местное самоуправление, и народное образование, и съезды разных видов, и Думу, и военно-промышленные комитеты и т.д.». Под «т.д.» следует, в первую очередь, подразумевать периодическую печать и радиостанции, которые имелись в крупных городах и штабах фронтов.

      В событиях восьми бурных дней (23 февраля — 2 марта) 1917 г., завершившихся крушением многовековой российской монархии, до сих пор много неясного. Настолько не ясного, что историки обоснованно сомневаются в том, был ли манифест Николая II об отречении от престола собственноручно им подписан. Ведь и большевики, как свидетельствует Л.Д. Троцкий, никогда не сомневались в том, что последнюю точку в свержении царя поставила угроза физической расправы над ним со стороны его ближайшего окружения.

      Уезжая в очередной раз из столицы в Ставку вечером 22 февраля, Николай II мог волноваться не больше обычного. «Затишье перед бурей» длилось уже не один месяц. Начавшиеся на следующий день после его отъезда демонстрации с требованиями «Хлеба!» тоже не выглядели поначалу грозным симптомом. Петроград уже не раз бурлил с начала войны, последний раз — 14 февраля 1917 г. Поэтому, отправляя 25 февраля командующему Петроградским военным округом генерал-лейтенанту С.С. Хабалову повеление «завтра же прекратить беспорядки», царь, руководствуясь имеющейся у него информацией, мог обоснованно надеяться, что оно будет выполнено.

      До 27 февраля было неясно, кто возьмет верх в уличных столкновениях в столице, и многим революционерам казалось, что восстание потерпело крах и правительство победило. Положение стало меняться с началом массового неповиновения воинских частей приказам командования округом. Этот процесс часто неправильно называют «переходом солдат на сторону революции». На самом деле, большинство воинских частей оставались нейтральными по почину своих непосредственных командиров, просто отказавшихся выполнять приказы Хабалова выводить своих подчиненных на улицы для противодействия демонстрантам. В этом можно увидеть если не следствие разветвленного армейского заговора, то, по крайней мере, проявление офицерской оппозиции режиму. Воинских частей, напрямую присоединявшихся к манифестантам, было меньшинство.

      Расчет Николая II в этой давно предвиденной ситуации делался на вызов верных войск с фронта. Этот план начал осуществляться с 27 февраля. Но на его пути встал начальник царского штаба генерал от инфантерии М.В. Алексеев. Давно показана его роковая роль в дезинформации командующих фронтами относительно происходящих событий и в фактическом саботаже царского распоряжения. Поезд, на котором Николай II кружным путем (чтобы не задерживать движение эшелонов с фронта, как позже выяснилось — несуществующих) направлялся из Могилева в Царское Село, чтобы возглавить прибывающие войска, 28 февраля в Малой Вишере был остановлен. Царю сообщили, что в Тосно дорога перекрыта некими «революционными войсками». Известие оказалось совершенно ложным, и нет сомнения, что оно было искусственно инспирировано. Государь отправился в Псков к командующему Северным фронтом генералу от инфантерии Н.В. Рузскому по его приглашению, чтобы сделать Псков штабом по подавлению мятежа. Это приглашение оказалось западней.

       Между тем вожди Февраля в своих мемуарах не могли скрыть своего страха в те дни перед вступлением с часу на час в столицу верных государю войск с фронта. Когда опасность миновала и царь был надежно изолирован в штабе у Рузского, туда для принятия «безоговорочной капитуляции» выехал главный вдохновитель антидинастических заговоров Л.И. Гучков. Для вящей убедительности, вождь оппозиции взял с собой В.В. Шульгина, известного своими монархическими взглядами. Лично честный Шульгин был уверен, что порядок в России может быть спасен только немедленным отречением царя. Теперь ему предстояло убедить в этом Николая II. Одному Гучкову царь не поверил бы ни за что. Парализовав любые политические действия царя, сознательно его дезинформируя, военные заговорщики во главе со штатским Гучковым вынудили у Николая II согласие на отречение. Таким образом, заговор политиканствующих генералов стал одним из важнейших звеньев в механизме устранения монархии.

      «Кругом измена, трусость и обман», — написал государь в своем дневнике 2 марта 1917 г., и эти полные горечи и скрытого драматизма слова давно стали хрестоматийными. В роковые дни Февраля по существу вся российская элита изменила своему вождю, стремясь к власти. Бурное одобрение Февральскому перевороту на местах показывает, что все общественные организации находились под полным контролем буржуазной оппозиции.