Очередной раунд Селиванова

плюс единица, помиловали бы нас эти господа? Сомневаюсь.

– Поэтому вы сбежали?

– Да. Одной жертвой меньше. Я все равно бы с ними не совладал.

– И вы обманули их.

– Когда обманывают жуликов, то это не обман.

– Между прочим, эти жулики отпустили меня, а вас… Вы вовремя удрали.

– Видите, как здорово, – Селиванов хмыкнул, – чудесная концовка. Примчись я с деньгами, такой концовки не было бы.

– Вы подлец, Федор Алексеевич, – задумчиво, без пыла произнесла Наташа.

– Типичный пример обывательской философии. Идет интеллигентный человек по улице. Рядом кого-то бьют. Почему он обязан вмешиваться? Он сам слаб, немощен, его самого требуется защищать. Зачем лишние жертвы? Нет, ославят. Назовут трусом. А если пришибли из-за глупости, объявят героем.

– Валентин Дмитриевич считает вас сверхпорядочным, – продолжила Наташа, оставив без внимания аргументацию противоположной стороны. – Боже мой. Вы и его провели. Удивительно, подлец, а всем нравится и живет припеваючи.

“Дурочка, это происходит сплошь и рядом. Иди еще кашки манной в детском саду поклюй, коли подобной истины не уразумела”, – хотел было выкрикнуть Селиванов, но вовремя остановился. Упоминание имени-отчества директора сильно ударило по психике. В воздухе запахло жареным. Худшие опасения подтверждались. Девица оказалась к тому же с жутким характером. Такая точно утопит. Сейчас необходима была молниеносная и точная игра. И он продемонстрировал игру.

Сцена, которая разыгралась в кабинете, с точки зрения сложившихся традиций взаимоотношений между индивидами в современном обществе (тем более речь идет о должностном лице в разгар рабочего дня) выглядела прямо-таки ирреально. Представьте себе, солидного мужчину, в костюме (французского производства, заметим), с галстуком в белоснежной рубашонке, ползающего на коленях в казенном помещении перед, в сущности, молодой, не отмеченной пока особыми титулами женщиной. Здорово, не правда ли? Оригинально, даже романтично. А что говорил в сей ответственный период Федор Алексеевич! О, это поэма, богатая пища для баллад, сказаний, женских романов, философских изысканий. Удалось услышать лишь часть, малюсенькую часть трогательной речи, причем, к сожалению, не самую удачную, не самую яркую.