Очередной раунд Селиванова

жизни ты, Никитич, рисовал? Наверное, по пальцам можно сосчитать?

– Конечно… Когда мне было.

– В этом-то и дело. Невозможно, не рисуя, не упражняясь, уметь рисовать. Чудес не бывает. Возраст здесь не причем. Работать надо!

Иван Никитич, слегка оглушенный боевым рокотом соперника, смолк. Он подошел к окну, отставил кий в сторону, мечтательно посмотрел вдаль. Вдруг его физиономию преобразили смятение и злость. Грузный Поздняк засуетился, бурча под нос.

– Идет… ах ты черт… давно не виделись. Бросай цигарку.

– Кто там?

– Врач идет. Скворцова Наталья Евгеньевна, зануда несчастная. Черт… у нас тут как раз накурено. Как назло.

– Успокойся, не съест же она тебя. Мы с ней сейчас мило, дипломатично побеседуем.

– С ней побеседуешь… как же.

Обещанная Скворцова в сопровождении молоденькой медсестры свалилась на головы игроков тунгусским метеоритом. Судя по наружности, она была в возрасте и состоянии, которое обычно характеризуют: “хотя уже… но все же еще…” “Бабенка ничего. Надо взять на заметку, – прикинул Селиванов. – А то Светлана уедет, совсем скучно будет”.

– Здравствуйте, – громко изрекла врач, обшаривая голубенькими глазками культурное заведение.

– Здравствуйте, – откликнулся Селиванов.

“Ага, пудру и помаду употребляет в обилии, – подумал он. – И ногти отрастила. Сразу видно, грядки не копает. Впрочем, не для грядок же она нужна”.

Поздняк пасмурно посмотрел на Скворцову, тихо и невнятно поздоровался. Та с места в карьер покатила бочку.

– Неисправимый вы человек, Иван Никитич. В бильярдной вечно дым коромыслом. Не желаете никаких порядков соблюдать. Сколько мы ругаемся из-за курения, вы ноль внимания. Что опять докладную главврачу подать, опять разбираться будем?

Поздняк воспринял критику болезненно.

– Вот ты, понимаешь. Только заходит – одно и то же. Я не мальчик, чтобы меня учить. Мне, слава Богу, не столько лет. Пишите хоть тридцать три докладные. Напле-вать!

– Поживем – увидим.

– Извините за вмешательство, – с наскоро надетой улыбочкой включился в принципиальный спор Селиванов. – Мне кажется, имеет место некоторое недопонимание, которое началось с того, что наш уважаемый Иван Никитич с пылу-жару воспринял выражение