«ЕСЛИ Я СОБИРАЮСЬ БЫТЬ ПРЕЗИДЕНТОМ – КАК Я МОГУ КОГО-ТО КИДАТЬ?»
Первая Дума — это, конечно, еще и депутат Мавроди. Ярчайший персонаж того созыва. Если до середины 1994 года главные события были связаны с нами, то с лета пальма первенства перешла к знаменитому пирамидо- строителю. Первые полосы всех газет пестрели описаниями драматических событий вокруг МММ. Когда государство заблокировало МММ, вдруг стало ясно, что эта контора собирает колоссальные деньги и является весьма значимым персонажем экономической жизни страны. Власти не совсем понимали, что в этой ситуации лучше предпринять. Началась известная эпопея с уголовным «делом МММ». Сергея арестовали. Ряд людей упросили прокурора Ильюшенко выпустить Мавроди на свободу. А вскоре все убедились в правильности такого шага. Прошли события в Албании, связанные с финансовыми пирамидами: там неумелые действия властей привели к массовым уличным беспорядкам.
Вот и у нас, арестовав отца МММ, государство сразу же получило большую головную боль. Тысячи вкладчиков начали штурмовать прокуратуру. Претензии стали предъявляться именно к государству, а не к финансисту. Государству так подставляться было ни к чему: МММ частная фирма. У нее есть хозяин. Пусть разбираются между собой. Людям надо было объяснить: вы общались с частным лицом. Вот и идите, договаривайтесь с ним, излагайте, что вам не нравится. Вы туда относили деньги, вам обещали огромные проценты. Разбирайтесь сами.
Единственно возможным выходом стало освобождение Мавроди. То, что он вышел из СИЗО, а потом стал депутатом Госдумы, дало людям надежду, что он все-таки рассчитается по своим обязательствам. Это успокоило ситуацию.
Мавроди стал депутатом-одномандатником. Появлялся в Думе нечасто. Ни к одной фракции не примкнул. Сам попытался создать в Думе депутатскую группу со странноватым названием «Народный капитал». Даже просил меня заняться ее организацией. Он был членом международного комитета, где я работал заместителем председателя. На этой почве мы и начали общаться.
И когда я соприкоснулся с Мавроди, поговорил с ним по душам несколько раз, то почувствовал масштаб этого человека. Его примитивно представляли каким-то мошенником. А он мыслил куда глобальнее, чем организация банальной аферы. Его интересовало совсем другое — получение экономической, а затем и политической власти в стране.
Он объяснил мне свою нехитрую стратегию следующим образом. Когда было объявлено, что следом за ваучерной будет еще и денежная приватизация, то кроме Чубайса и его друзей эта информация никого не заинтересовала. Но она заинтересовала еще и Мавроди. Он посмотрел список подлежащих денежной приватизации предприятий и задался вопросом: «А как это все можно купить?» Нет, не одно предприятие, даже не несколько, а именно все, в глобальном масштабе.
Такая безумная идея никому больше в голову не пришла. Каждый думал, как бы заводик ухватить. Директор просчитывал, как бы свое предприятие приватизировать. Банкиры прикидывали, как бы прихватить прибыльную отрасль. А был человек, который мыслил другими категориями: а как бы получить контроль сразу над всем хозяйством страны?
Есть несколько путей, рассуждал он. Первый. Получить кредит на Западе. Но Запад пока осторожен. Второй. Получить кредит в Сбербанке. Но тот не даст. Нет соответствующего залога и поручителя. Остается третий путь. Собрать деньги у народа. Накопить необходимую сумму и приобрести предприятия.
Тогда Мавроди, как человек с точным образованием (не помню, правда, с каким), описал математику этого вопроса. Он подсчитал, сколько денег требуется и где их надо собирать – для того, чтобы к июлю 1994 года, когда начнется денежная приватизация, у него были такие суммы, которые позволили бы купить всю российскую промышленность. Ему был интересен этот проект с точки зрения практического решения сложной математической задачи. Но и с точки зрения реализации своих огромных политических амбиций. Захват колоссальной собственности не был самоцелью. Его интересовала власть политическая. Он считал, что если он будет управлять гигантским АО, которое монополизирует все основные отрасли и у которого будет 30—40 миллионов акционеров, то в 1996 году он станет президентом России.
Я пытался спустить его с небес на землю. Говорил: если ты действительно хочешь такой масштабный проект осуществить, пообщайся с определенными кругами в правительстве, заручись политической поддержкой. Без нее ничего не выйдет. Жизнь сломает любые схемы.
Кстати, к нему и в самом деле проявляли интерес во властных кругах. Его пригласили в Кремль, на встречу с очень важными людьми. Собралось несколько высокопоставленных чиновников. Всем было интересно на этого деятеля посмотреть. Ему даже дали проехать на территорию Кремля на своей машине. Это знак особого уважения, такое мало кому дозволяют. Провели в знаменитый 14-й корпус. Здесь его принимали помощники президента Сатаров и Лившиц и еще несколько ответственных товарищей. Все хотели услышать его главную идею. Понять его планы и его методы.
А методы были уникальные. Он посмотрел, сколько стоит каждое предприятие, посчитал, сколько требуется для такой масштабной денежной приватизации, на какую сумму надо в итоге выйти, как надо наращивать сбор средств, чтобы собрать нужную сумму. Продумал, на кого записывать приобретаемые предприятия, и потихоньку начал их скупать. Или, как он выражался, «собирать». Этот план, который начал последовательно реализовываться, лишний раз демонстрирует: Мавроди собирал деньги не для того, чтобы с ними убежать на необитаемый остров. Он действительно намеревался купить все то, что Чубайс собирался выставить на приватизацию. Именно это кремлевских мужей беспокоило более всего. Ударили по Мавроди не когда он начал активно аккумулировать средства населения, а гораздо позже, когда увидели, что он ведет реальную скупку предприятий. И бороться с ним экономическими методами невозможно. Ни иностранцам, ни тем более нашим.
Забавно, что люди, которые скупали для него предприятия, были взяты из массовки «Мосфильма». Почему? А потому, что эти люди обладали определенными качествами. Они нагловатые, они могут стойко переносить трудности, они четко выполняют поставленную задачу. Они артистичны в определенном смысле. Они пробивные. И вот такие ребята приходили на завод и говорили директору: «Ну что, у вас приватизация? А дадите нам 50 процентов акций? Деньги принесем завтра».
А тут одновременно какие-то американцы приезжают. Изучают всякие бумаги, приглашают директора в Америку на какой-то семинар, говорят, что в течение года вложат некие деньги.
И параллельно ходят ребята Мавроди, в рваных джинсах, но с понятными предложениями. Они говорят просто: «Так, мужик, завтра мы к тебе приводим человека, на которого ты 50 процентов акций оформляешь, и вот тебе в чемодане 2 миллиона долларов. Лично тебе. Ты «за» такую операцию?» И, конечно, человек ломался.
Все приобретаемые Мавроди предприятия записывались на третьих лиц. Он разработал особые юридические схемы, позволявшие легко производить подобные операции.
Так Мавроди накупил себе много чего. Я знаю лишь несколько крупных объектов: Ульяновский автомобильный завод, АвтоВАЗ (доля Мавроди доходила до 17 процентов), Московский ювелирный завод, гостиница «Палас» и 2 процента акций Газпрома. Думаю, последнее приобретение и было основной проблемой в его взаимоотношениях с государством. Он покусился на святое.
Самое интересное, что в своей рекламе он прямо, без экивоков разъяснял свои намерения. Сначала Леня Голубков говорил: «Куплю жене сапоги». А потом, в следующих роликах, спохватывался: «Повременю-ка я с сапогами. Лучше в предприятие вложу». Таким образом Мавроди начал готовить своих вкладчиков к тому, что постепенно выплаты по вкладам начнут понижаться. Не 100 процентов в месяц будет, а какой-то более реальный процент. Но с другой стороны, у людей будут акции МММ, на балансе которого — огромные активы. Мавроди рассчитывал сделать полстраны совладельцами своего гигантского бизнеса.
Спрашиваю у него: «А где же сверхзадача?» Он отвечал без промедления: «Сверхзадача — это 1996 год. Я президент. Потому что у меня будет 30—40 миллионов моих акционеров. Это будет вся страна. Вся страна будет акционерами. Всем станет интересно. Я буду отчитываться. Выплачивать дивиденды. Они поймут, как полезно обладать этими акциями. Допустим, кто-то много купил акций МММ, а кто-то поменьше. У кого-то будет 0,2 процента, у кого-то 0,5. Но зато какие мощные активы будут в этих акциях! И все это будет расти. Мы станем самой уважаемой компанией».
Я пытался его разубедить: «Сергей, поверь, политика вещь сложная. Такие схемы хороши в математике. Но в жизни тебе никто не даст. Ты ни с кем не договорился. Почему люди у власти должны тебя пустить к управлению? Они что, идиоты?»
Но искать контакты он не стал. В этом смысле он похож на Ходорковского. Вообще, у меня такое впечатление, что это очень схожие темпераменты, и спустя 10 лет история Мавроди откликнулась эхом в истории Ходорковского. Между этими двумя деятелями можно провести много аналогий: у обоих были сверхзадачи, внутриполитические амбиции, мировые амбиции — типа трубопровода в Китай. У обоих — реальные возможности приступить к реализации своих наполеоновских планов. В лучшее время Мавроди собирал в день 50 миллионов долларов. Это много. Особенно по тем временам, когда промышленность не стоила так дорого.
Разница между МММ и другими пирамидами принципиальная. Мавроди перестал работать не по своему желанию, а в результате целенаправленных действий государства. Его арестовали. В его фирмах проводились бесконечные обыски. Работа была парализована.
Другие пирамидостроители по собственной воле прекращали выплаты и исчезали с «баблом». Здесь была иная ситуация. Даже когда начался «наезд» со стороны силовых структур, Мавроди дал команду продолжать выплаты по акциям. Он приказал работать как ни в чем не бывало, думая, что если он продержится две недели, государственная атака захлебнется. И люди поверят в него, а не в государство. В течение двух недель, после того, как у МММ начались трудности, с акционерами продолжали рассчитываться. Позже он признал, что это была его ошибка. Он не понял, с кем связался. Что у государства неизмеримо больший запас прочности. Оно может целый месяц продолжать давление без особых усилий.
Надо было при первых появлениях проблемы сориентироваться. Закрыть лавочку и сказать: «Ребята, пока выдавать ничего не будем. Будем выяснять наши отношения с государством. Я никуда не убегаю. Вот он я. Но только когда выясним отношения с государством, мы сможем возобновить работу». А он из принципа выплачивал все, чтобы не допустить паники. И тем более он не собирался никого кидать. Он мне все время это твердил: «Если я собираюсь быть президентом, как я могу кого-то кидать?»