ВАМ ПРИВЕТ ОТ БОРИСА НИКОЛАЕВИЧА
Раскрутка продолжалась. Я организовывал Лукашенко эфир с Любимовым, на ОРТ. Что тоже было важно, поскольку Первый канал смотрели в Белоруссии. Вообще Любимов сыграл большую роль в его продвижении. Сказались и наши с Сашей давние отношения. Мы вместе учились в институте, я был на год старше. Сошлись на общественной работе: он был профсоюзный активист, а я был зампредом профбюро факультета. Я отвечал за соцсоревнование и собирал данные об успеваемости по своему курсу. Мы встречались с ним как активист с активистом. Отношения перешли в новую фазу, когда была запущена программа «Взгляд», и я участвовал в организации эфиров с Кашпировским. Вообще эта четверка «взглядов- ская» — Любимов, Политковский, Листьев и Захаров – одно время была по популярности сравнима с «битлами» периода расцвета, начала 60-х. «Взгляд» на разных этапах вели еще Ломакин и Мукусев. Но все же запомнились именно Захаров, Листьев, Любимов и Политковский сих нестандартными ходами.
Итак, Любимов дал эфир Лукашенко. Эфир привлек к себе большое внимание, потому что теперь не только московские депутаты и журналисты, но и более широкая телеаудитория увидела крупную, неординарную фигуру перспективного белорусского политика.
После эфира, я помню, у меня случился неприятный разговор с депутатом нашей, российской Госдумы Николаем Гончаром. Он подошел ко мне и укоризненно произнес:
— Ты что, не знаешь, что у него справка, у этого Лукашенко? То есть он вообще ку-ку!
Мне было известно, что Гончар помогал кампании Кебича. Но я виду не подал, а только переспросил:
— Какая такая справка?
— Слушай, Алекс, чем вы занимаетесь? Зачем вам это? Он наберет от силы 2 процента, и все. Вы какие-то люди странные. Ему светит максимум 2 процента — это же курам на смех. Тем более, я знаю, денег у него нет. Он вам не платит. Какой у вас там интерес?
— Ну и на этом спасибо, что ты знаешь. Дядька-то он вообще отличный, действительно.
— И Сашу Любимова зачем-то втравил в эту историю. Все равно ваш Лукашенко ни черта не соберет. Да ему и не дадут вообще.
Может быть, при иных раскладах и не дали бы. Но тут надо отметить еще одну огромную трагическую ошибку белорусской номенклатуры. Если в России попробовали начать новую демократическую жизнь с выборов в парламент, то белорусы начали сразу выбирать главного начальника страны. А напрасно. Наши парламентские выборы 1993 года, фактический провал тогдашней российской номенклатуры, когда победил далекий от Кремля Жириновский, преподали властям великолепный урок. Они усвоили, что с электоратом надо вести себя очень осторожно.
Судьбы людские складываются причудливо. Позже Гончар стал ярким фанатом Лукашенко.
На этих выборах многому научились, потом были еще одни выборы, 1995 года. И только после этого, в 96-м, состоялись выборы президента. Таким образом, российская власть потренировалась дважды. Состоялись две репетиции перед главной кампанией 96-го года. И то она тяжело прошла. Без этих репетиций в 96-м году победил бы Жириновский. И была бы такая же история, как с Белоруссией. Но тут другое. Россия – это не Белоруссия. Тут и ядерный фактор, и много иных усугубляющих обстоятельств…
Между прочим, все забыли про некоторые пункты знаменитого ельцинского указа № 1400. В указе 1400 было написано, что в декабре 1993 года проходят выборы в Думу, а 12 июня 1994 года выборы президента России. После победы Жириновского ни один человек, кроме самого Жириновского, не вспоминал о пункте втором этого указа. Про взятые на себя обязательства в скором времени переизбрать исполнительную власть все как-то дружно забыли. Потом автор Конституции Шахрай мне рассказывал, что поскольку принята новая Конституция, она ельцинский указ как бы отменяет, она выше того указа. Я говорю: «Стоп, это было политическое обещание власти: проведения и тех, и этих выборов. Ради чего стреляли в парламент?» Ведь Ельцин предложил развязку: им твоя, ни моя. Сначала Дума, а потом выборы президента. И если бы депутаты не пошли по радикальному хасбу- латовскому пути, у них были все шансы на успех. Они бы победили на выборах в декабре 93-го года. И потом через полгода требовали выборов президента. И все. И бороться с этим было нельзя. Ельцин тогда был на нике своей непопулярности. А уж после разгона парламента непопулярность стала вопиющей.
Но, видимо, в том раскладе Хасбулатов не видел для себя места. Потому что на публичных выборах он не выиграет. Хотя бы потому что чеченец. Ясное дело, он это понимал. Силовая попытка взять власть, может быть, была последним шансом лично для него. При других раскладах к власти он прийти не мог. Да и не факт, что он в новой Думе занял бы какое-то там видное место. А на публичных выборах президента он и подавно ничего не выигрывал. Тут как раз интерес был у Руцкого. Но Руцкой не контролировал Верховный Совет. Такая вот цепочка неувязок…
Белорусским властям, увидевшим в декабре победу Жириновского, нужно было бы задуматься. Но номенклатура опять пропустила эту ситуацию. У нее был старый парламент 90-го года. И здесь была засада. Они не понимали, как важно потренироваться в новой, постсоветской ситуации. Ведь выборы при советской власти — совсем другая история. Прошелся Лукашенко но колхозам, по бабкам, и все – стал депутатом. В 94-м началась уже иная политическая игра. И никто не мог предположить, чем она завершится.
Как сказал один умный политолог, белорусские начальники, подобно Валерию Ходымчуку, оператору Чернобыльской АЭС, сделали последовательно несколько крупных ошибок. И первая была в том, что эти выборы вообще были объявлены в 1994 году. Задумались бы, у видев российский пример, отложили бы выборы — все было бы по-другому. Но они не задумались. Они были так уверены, что все пройдет, как в старые добрые времена, что власть есть власть, и она по определению победитель, что Кебич все держит в своем кулаке…
… Эфир у Любимова, выступление в Думе дали кандидату Лукашенко отличный московский фон. Скажу честно, что вообще вся его избирательная программа обошлась тысяч в 100— 150 долларов. Из них московская часть тянула тысяч на 10. Для выборов главы государства, где живут миллионы людей, еще и европейского государства, это вообще не деньги. И в этом тоже — мистика Лукашенко.
А дальше происходит нечто, что во всем мире восприняли как невероятную сенсацию. В первом же туре Лукашенко набрал 47 процентов голосов. То есть до победы не хватило буквально трех процентов. Совсем чуть-чуть. Вторым выходит Кебич, получивший всего лишь 19 процентов, третьим — Шушкевич. У властей шок. Но и в стане Лукашенко царит атмосфера, близкая к панической. Такого результата не ожидал никто. Мне звонит человек от Лукашенко, в полной истерике, и стонет: «Нам конец. Тут со всех сторон идет информация, что Александру Григорьевичу крышка. Такой подвиг ему никто не простит, и сейчас Кебич просто решает, по какому сценарию идти. Может быть, они заставят его сняться. Просто написать заявление, и все».
То есть в этот момент у власти еще был шанс взять ситуацию в свои руки. Победители были деморализованы не меньше. Если бы Кебич пригласил Лукашенко в этот вечер на жесткий разговор и сказал: «Ну, все. Шутки кончены. Пиши заявление. Будешь зампредом Верховного Совета или министром сельского хозяйства…» Я думаю, тот бы согласился. Он сам был в шоке от произошедшего. И все были в ужасе.
Но власть совершает еще один проигрышный ход. Тем же вечером Кебич делает заявление, что второй тур — это, мол, не первый. Это совершенно другие выборы, и мы преисполнены решимости победить на них. Когда я услышал это заявление, я подумал – они сумасшедшие, эти его штабисты. Притом, я вижу, как нервничает Лукашенко. Особенно когда ему позвонили и сказали: «Саша, сегодня не выходи никуда, тебя просто убьют. У тебя других вариантов просто нет». Даже те, кто ему помогал, искренне хотел поторговаться и получить какое-нибудь место, не ожидая более благоприятного исхода. И Лукашенко в этот момент был согласен на все условия. Стать даже не премьером, а просто министром сельского хозяйства. А они делают заявление, что идут на второй тур. И Кебич еще добавляет: «У нас есть такие сильные ходы. Вы увидите, они полностью изменят характер этой кампании».
Они продолжали играть в демократию и были уверены в своей победе. Они совсем рехнулись…
Я сказал одному человеку из кебичевской команды:
– Ну вы что, не понимаете, что вашему конкуренту до победы осталось три процента?
Тогда штабист мне стал приводить какие-то глупые расчеты – что, мол, если суммировать все голоса, если Кебич заберет проценты всех, кто не голосовал за Лукашенко, то получится больше, чем у Лукашенко. Я его перебил:
– Подождите. Вы отдаете себе отчет, что даже если во время телевизионного эфира Лукашенко помочится в студии, это уже не помешает ему выиграть выборы? Он набрал 47 процентов! Вы что, ненормальные, что ли?
– Нет, у нас четкие расчеты. Московские политологи все разложили…
– Я понимаю, московским политологам надо зарабатывать…
Но даже в этой ситуации Лукашенко очень боялся.
У него было упадочническое настроение. Он твердил сам себе: ну они же власть не отдадут. Не знаю, что они придумают, но власть они не отдадут. А если власть в итоге останется у них, то как-то они будут решать мой вопрос? И вряд ли в мою пользу он будет решен. Они же не идиоты.
Он исходил из того, что эти люди власть не отдадут. И не знал, что дальше следует предпринять.
Тогда один из близких Лукашенко людей, из его штабников позвонил мне и сказал: «Слушай, Филатов, надо как-то в Сашу вдохнуть жизнь, потому что он очень напряжен. Он просто под плитой находится».
И мы придумали хитроумную комбинацию.
Я приехал в Минск. Попросился с Александром Григорьевичем встретиться. И настаивал на том, чтобы эта встреча произошла где-нибудь в лесу.
Он приехал с водителем на «Волге». За ним уже следили, понятно. Но он ушел от преследования, пересел с одной машины в другую. После чего мы с ним не спеша прогуливались по лесу. И тихо беседовали. Я намеренно придал нашей встрече характер эпизода из «Семнадцати мгновений весны». Это было очень важно…
И во время этой лесной прогулки я, выбрав надлежащий момент, торжественно сообщил:
– Я привез привет от Бориса Николаевича Ельцина.
Он остолбенел.
– И Борис Николаевич передал тебе, – продолжал я ровным голосом, – самые теплые свои чувства. И сказал, что у тебя огромный шанс.
Лукашенко заволновался:
– Подожди, так пусть он публично это скажет.
– Нет, публично никак нельзя. Кебич – премьер действующий. Никто с ним ссориться не будет, и никаких публичных заявлений тоже не будет. Это детский сад. Но наш лидер сделает то, что в его силах. А у него возможности большие, чтобы тебе помочь. Ты сам понимаешь.
— А зачем же тогда приезжает Черномырдин и поддерживает Кебича?
— Черномырдин не Ельцин. Это разные команды и разные люди. Кебич связан с Черномырдиным бизнесом. А Ельцин – чистый политик, он ни с кем бизнесом не связан.
Тут я ему прочитал небольшую лекцию но кремленологии.
Конечно, Ельцин ему никакого привета не передавал. На самом деле Ельцин к Лукашенко никак не относился. Так же как и внутри страны, кстати, он никогда не делал предпочтений, даже если его просили поддержать Черномырдина или еще кого. Он никого никогда не поддерживал, чем и создал для ЛДПР режим наибольшего благоприятствования.
Но я понимал, как Лукашенко в тот момент был важен подобный сигнал из Москвы. После моего сообщения он буквально задышал. И сказал уже совсем другим тоном:
— Кебич, ха. Да кому этот Кебич нужен? Сегодня же надо созвать пресс-конференцию и врезать.
Он сразу ожил и задвигался: сейчас мы… Вновь обрел чувство юмора и чувство реальности.