коллеги и начальник будут издеваться настолько, насколько хватит у них фантазии. Соседи, знакомые и прочая прокопьевская шушера обхихикаются на радостях. Тогда он полный дурак.
Переживания оказались напрасными. В мае закончили учиться, в июне сдали экзамены, опять встретились с международной комиссией, правда, люди в комиссии были уже другие, мило побеседовали, в выходной день вместе покатались с иностранцами на теплоходике по каналу имени Москвы, поели в бухте Радости шашлычков, попили сухого вина и шампанского. Солнце, шезлонги, ветерок обдувает… Потом, как и положено, узнал Алексей, что ехать ему назначено в Вену. Честно говоря, это была неожиданность, он настраивался на Нью-Йорк или Женеву – большинство ребят направили туда. Но Вена тоже хороший город, и Тармаков не расстроился. Дальше – хлопоты. Сбор документов на выезд, бесконечные созвоны с кадровиком, дурные справки. Причем одновременно бумажки собирала жена. Зоя путалась, не по форме заполняла анкеты, не так сфотографировалась, чем измотала чиновников. Они ругали Лешу, он ругал Зою, та нервничала еще больше и снова ошибалась. При обследовании в поликлинике у нее обнаружили какое-то пятно на почке, врач поднял шум. Тармаков буквально чуть не умер – неужели из-за пятна все насмарку. Посовещавшись, медики решили, что пятно не опасно, хотя в будущем может стать опасным, хотя это окончательно не ясно, хотя остерегаться надо. Короче, обычное наше заключение: случиться может все. Но на итоговом бланке написали: “Здорова”. От сердца отлегло.
Перед самым отъездом навестили родителей в Прокопьевске. Мать, счастливо возбужденная, закатывала столы, созывала знакомых. С утра до вечера ели и прощались. Отец молчал, но чувствовалось, что он тоже счастлив. Он ведь не очень-то верил в затею. Зоины родственники растерялись, для них все это было непонятным, полуреальным. Слово “Курсы” они воспринимали, слово “ООН” звучало космически. Лешка Тармаков, которого запросто хлопали по плечу, у которого гудели на свадьбе, вдруг в “ООН”, да так быстро. И ведь даже в райкоме не работал, а сразу за границу, в ООН. Теща норовила задавать каверзные вопросы. Подозревала она что-то. Но вслух говорить боялась.
Из Шереметьева они вылетели утренним рейсом. Провожали их отец с матерью, Игорь Свирин и дочки Михаила Ивановича. Накануне целый день вместе с Игорем отправляли несопровождаемый багаж: сковородки, тарелки, утюги и прочую дрянь. Устали. Поэтому Леша особых чувств не испытывал, ему мечталось залезть в кресло и заснуть. Мать плакала. Дочки Михаила Ивановича почти плакали. Игорь никак. Просил выслать ему модные сигареты “поугощать