Сцена пятнадцатая
Вмашине Антон проверил, на месте ли пистолет. Лампочка осветила вороненую сталь оружия. Надо бы избавиться от этой улики. Машинально Антон поставил переключатель скоростей в нейтральную позицию. «Ягуар» зарычал, не двигаясь с места. Антон опомнился.
Автомобиль выехал со двора. Теперь Антон был уверен, что никто за ним не следит, никто не преследует. Когда-то на месте элитного дома шумели лесные за- росли, но теперь от прежнего леса оставалось только нечто вроде жиденькой рощицы. Под голыми высокими березами притулился заброшенный дачный домишко. Проемы окон и дверей смотрели черными прямоугольниками. Антон выскочил из машины, снова оглянулся по сторонам и вбежал в дом. Там он сунул пистолет в полуразвалившуюся печь и присыпал холодной золой. Пусть теперь это оружие найдут бомжи и залапают грязными пальцами.
Антон не мог понять, что задумали в милиции. Почему менты не устроили засаду, почему не замели его? Почему вызывают повесткой? А если бы он не жил по месту прописки? Или все-таки за ним следят? Молодой человек лихорадочно размышлял. Бежать за границу? Нет. Да ведь теперь могут и за границей достать. Что же делать? Что делать? В конце концов Антон принял отчаянное решение: он поедет в театр и там попытается разыскать телефон. А пока что он купил в салоне связи новый мобильник. Теперь он попробует названивать, чтобы найти старый мобильник. Может быть, повезет. Все равно ведь у следствия никаких доказательств нет. Никто не видел, как он убил мать. На всякий случай Антон зарегистрировал новый телефон на Юпитера.
И все же Антону было страшно. Он понимал, что надо принимать меры пре- досторожности. Машину поставил не у театра, а возле сквера, на госдумовскую разметку. Надел темные тонированные очки, быстро прошел мимо ЦУМа, оста- новился возле театрального киоска. Здесь вполне можно было сойти за любо- пытствующего театрала, присматривающего билет на спектакль. Антон заметил грузовик со стройматериалами. Ворота открылись. Грузовик въехал. Несколько мужиков принялись выгружать доски, крепежи, большие банки с краской. Пока ворота были открыты, Антон успел про- шмыгнуть во двор. К счастью, никто не остановил его. Подняв ворот пальто, он шагал через подвальное помещение. Именно здесь роковая балка вскоре раскроила череп директору Скромному.
Уже на выходе из подвала Антон вдруг увидел отца. Тот о чем-то болтал с охранником. Лица у обоих были унылые, оба грустно покачивали головами. Наверно, речь шла все о том же, об исчезновении солистки Томской. Антон сейчас вовсе не хотел сталкиваться с отцом нос к носу. Молодой человек знал, что где-то здесь находится дверца в каморку, где обычно хранились ведра и швабры. Он присел на корточки среди душных запахов, обхватил руками колени. В щелку видно было отца и охранника. Антон вдруг почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, который прячется от наказания. Внезапно дверца распахнулась. Антон сжался в комок. Уборщица, не заходя в каморку, схватила ведро и швабру и захлопнула дверцу. Повезло! Антон заметил, как охранник сунул отцу небольшой полиэтиленовый пакет, который отец тут же спрятал за пазуху, под пальто. Охранник ушел куда-то. Отец направился в театр. Антон выбрался из своего убежища и теперь крался за отцом.
Отец поднялся в зрительный зал, прошелся по сцене, заглянул в партер, осмотрел балконы и ложи, а в директорской даже задержался. Антону показалось, будто отец что-то ищет. Отец боязливо озирался, избегал парадных лестниц, а когда ему попался вдруг администратор, раскланялся преувеличенно вежливо. Антон неотступно следовал за ним. Вдруг походка отца явно переменилась, он зашагал пружинисто и бодро. Такую отцовскую походку Антон видел в детстве.
И все-таки Антон побаивался, как бы его не заметили, то есть как бы отец не за- метил. И тут — снова повезло. На широком подоконнике валялась заляпанная белой краской куртка маляра. Антон поспешно накинул ее на плечи, поверх пальто. Тут же, на подоконнике, притулилась сделанная наспех из газеты треуголка. Антон водрузил ее на голову. Теперь его, хотя и с некоторой натяжкой, можно было принять за маляра.
Поднимаясь к уборной матери, Антон занервничал. Вот так же он шел в тот роковой вечер. Бумажки с надписью «Опечатано» на двери не оказалось. Значит, сюда уже заходили. Зачем? Антон взялся за ручку двери. Дверь растворилась с легким стуком.
Светлый зимний полдень. Яркие прямоугольники света падали из окон на пол. Это дневное освещение, это солнце раздражало Антона. Ему уже мерещились шаги за спиной. Вот кушетка. Тогда, в тот вечер, пекинес матери затявкал на него из-под этой кушетки. Вот кресло. В этом кресле мать сидела, разговаривая с ним. Антону вдруг почудилось, будто он снова слышит резкие звуки. Выстрел. Нет, надо бежать, бежать отсюда. Антон набрал номер старого мобильника. Нет, не отзывается. Если бы менты забрали, кто-нибудь сейчас отозвался бы. Наверно, просто разрядился. Антон вышел из уборной, сделал несколько шагов, затем вернулся и аккуратно протер ручку двери носовым платком.
Очутившись снова в коридоре, Антон почти машинально еще раз набрал номер старого мобильника. И вдруг раздался серебристый звонок. Внизу, этажом ниже. Антон подбежал к боковой лестнице, свесил голову. По ступенькам спускалась женщина в театральном костюме Снегурочки. Что-то знакомое было в ее фигуре. Антон попытался успокоить себя. Это всего лишь кто-то из певиц направляется на очередную репетицию. Но тут же подумал, что обычно репетиции проводят без костюмов. От внезапного приступа страха Антон даже вспотел. Ведь в тот страшный вечер мать пела Снегурочку! И с сыном она говорила, одетая в сарафан Снегурочки. Да, это она, мать. Это она сейчас спускается по лестнице. И где-то под сарафаном, в кармане, спрятан мобильник, его мобильник!
Антон прижался к стене. Он осознал, как нелепо выглядит в этой куртке на пле- чах, в этой шапке, сделанной из старой газеты. «Мама», — невольно прошептали побелевшие губы. Значит, она жива? Он уже ничего не понимал, не в состоянии был ни обрадоваться, ни испугаться еще больше.
Вдруг Антону захотелось, чтобы мать ничего не помнила о случившемся. Под- бежать к ней, помириться, уговорить… Надо отвезти ее в больницу. Она бросит пить, она даст ему денег, ей займут.
Антон пригляделся. Да, мать изменилась. После пережитого она уже не та, не прежняя. Она как будто похудела, стала выше ростом. Он видел ее профиль, щека матово блестела, была неестественно белой. Антон чуть не вскрикнул от охватившего его ужаса. Ему вдруг показалось, что та белая кожа сейчас отвалится, как штукатурка, и обнажится красная мясистая плоть или — еще хуже! — кости черепа.
И вдруг Антон все понял! Перед ним привидение. Да, существо, уже не при- надлежащее этому миру. Или… Это всего лишь циничный маскарад. Но маскарад, конечно же, затеян не для него, не для Антона. Кто-то притворяется певицей Галиной Томской.
«Мама!» — снова прошептал Антон. Призрак наклонил голову. Ну да, она смотрит на высветившийся номер, в ее приподнятой руке мобильник. Антон выключил свой новый телефон. Чуткое привидение, кажется, расслышало едва уловимый шорох, Антон вжался в стену. Женщина явно направлялась в сторону директорского кабинета.
Антон кинулся к парадной лестнице, резко повернул и по боковым ступенькам спустился в зрительный зал. Здесь царила темнота, хоть глаз выколи. Из фойе доносились частые шаги, гудел лифт. Возможно, эти шумы были как-то связаны с явлением призрака.
И вдруг Антон, замерший в темноте, услышал душераздирающий вопль. Антон не мог догадаться, в чем дело. А это на голову бедняги Скромного обрушилась роковая балка. Антон успел разглядеть, как на сцене мелькнула чья-то тень. Или показалось? И где призрак? Или… где женщина, которая притворяется его матерью?
Хаос тревожных мыслей обрушился на Антона. Теперь он уже сомневался в том, что убил мать. А если она жива? Если она решила мстить и нарочно притворяется призраком, чтобы наказать истинных виновников своей смерти? Но одно ясно: она не ищет сына. И что же теперь делать? Заняться собственным расследованием?