Опубликовано

Трупы Большого театра. Митрофанов & Сорокин

Сцена двадцать вторая

Усталые Василий Никитич и Николай возвращались домой поздно ночью.

— Попадет нам от матери, — говорил Степанов. — Ей ведь пришлось одной до- бираться на метро.

— А ты знаешь, батян, мне певица глазки строила, пока ты с балериной лясы точил.

— Да ну. Взрослеешь. И о чем шла у вас речь?

— Про спектакли рассказывала. Ин- тересно.

— Так и поднаберешься культурки. — Юру жалко.

Входя в квартиру, они попытались не шуметь, но это им не удалось. Чумарик затявкал и разбудил Машу.

А на другой день выяснилось, что Даниил Евгеньевич не был у премьера.

Не побывал Даниил Евгеньевич у премьера и в следующие дни.

Так прошло полтора месяца. Началась весна. По телевизору толковали о возможной смене кабинета министров. О трагических происшествиях в театре никто не говорил и не писал. Наконец премьер назначил встречу.

Утром того самого дня в кабинет Степанова ворвался Даниил Евгеньевич и приказал срочно собираться на захват или ликвидацию террористов. Василий Никитич так и знал, что когда-нибудь его пошлют на такое опасное задание. В порядке наказания. Это уже были не шутки. По коридорам вихрем носились сотрудники, гремела решетка «оружейки». Люди хватали оружие с полок, поспешно застегивали ремешки касок.

А случилось вот что: ночью у Триумфальной арки патруль ГИБДД приказал остановиться джипу. Джип не остановился. Его номера сообщили по рации милицейским постам. Началась погоня.

На очередном перекрестке Можайки джип нырнул под мост и остановился у бензоколонки, чтобы заправиться. Тут-то его и догнали. Нарушителям велели выйти из машины и лечь на асфальт. В ответ прозвучали выстрелы. Два милиционера были ранены. Джип рванул в горку, по нему резанули пули. Зашипело пробитое колесо.

Пассажиры джипа бросили машину, выскочили, побежали и засели в полу- разрушенном доме на пустыре. И тут снова произошло случайное совпадение. Это был тот самый дом, где Антон Томский спрятал свой пистолет. Преступников взяли в кольцо. Но они не хотели сдаваться и отстреливались. Прибыли подразделения ОМОНа и «Альфы».

Неподалеку от бензоколонки прогуливались Степанов и Битнев, оба в бро- нежилетах и защитных касках. Битнев еще не вполне оправился от своего ранения.

— Зачем ты поехал? Выслуживаешься? — спрашивал Степанов.

— Да не выслуживаюсь я! — оправдывался Андрей Алексеевич. — Но ведь у меня семья большая, мне надо в определенные моменты держаться поближе к начальству. Где Даниил?

— Думаю, поехал к Сафьянову.

— Да, Михаил Михайлович важная персона. Лучше, чтобы он остался нашим союзником. Ведь его ребята и убить могут.

— Передадут мое дело тебе, займешься.

— Ну нет.

— Да, да. Ты покладистый.

— Ты посмотри, что происходит, — вдруг воскликнул Битнев.

Бойцы «Альфы» устанавливали миномет.

— Но ведь в городских условиях нельзя! — закричал Степанов и кинулся звонить Даниилу Евгеньевичу. Но начальник находился вне сферы досягаемости.

Прибывший генерал-майор ФСБ объявил Степанову, что в доме точно засели террористы. Он даже предполагал, кто именно. Бандитов вели не один день, а не- осмотрительные действия сотрудников ГИБДД спугнули их. Заложников террористы не брали. Стало быть, можно было спокойно уничтожить террористов, не подвергая никого излишнему риску. Генерал гарантировал, что взрыв мины накроет только убежище террористов, а соседние многоэтажки не пострадают. Степанов возражал, говорил, что должен связаться с Даниилом Евгеньевичем как представителем МВД. Ждать пришлось более получаса. Бандиты успели ранить еще четверых сотрудников правоохранительных органов, причем двоих — тяжело.

Ухнул миномет. Засвистели разлетающиеся кирпичи. Запахло гарью. Из дома уже не стреляли. Альфовцы короткими пробежками двинулись к развороченным стенам.

Вдруг из развалин полетела автоматная очередь. Спецназовцы отпрянули, за- таились. Старший послал группу в обход. Рванули гранаты. Наступила тишина.

Среди кирпичей и бревен появились две фигуры. Альфовцы хотели было открыть огонь, но поняли, что это всего лишь бомжи. На бойцов двигались растрепанные мужчина и женщина, оба тащили хозяйственные сумки со своими нехитрыми пожитками. Оказалось, что бомжи отсиживались в подвале, а террористы ничего о них не знали. И хорошо! Если бы знали и взяли в заложники, операция затянулась бы, приехали бы журналисты с камерами и диктофонами.

Бомжи предъявили замусоленные паспорта. У мужчины не оказалось московской регистрации. Появился еще один бомж. Полная женщина прикрывала лицо платком. Кажется, она что-то хотела сказать, но изо рта вылетали одни лишь нечленораздельные звуки. Всех троих затолкали в автозак и повезли в приемник.

В джипе нашли двадцать пять килограммов пластита. Если бы рядом рванула граната, бензоколонку вместе с людьми стерло бы с лица земли.

Можно было считать, что операция прошла успешно. Спецназовцы и эмвэ- дэшники поздравляли друг друга.

Наконец позвонил Даниил Евгеньевич собственной персоной.

— Как дела? — Голос был веселый. Значит, встреча с Сафьяновым прошла удачно. Ну и слава богу. Степанов вздохнул с облегчением. Это было для него важнее, чем ликвидация террористов. Степанов с улыбкой бросил Битневу ключи от джипа:

— Держи. Будешь хранителем взрывчатки.

— Да почему же я?

— Ты же раненый, больше ни на что не годишься.

Генерал ФСБ порекомендовал вести машину осторожно. Пресса так и не поя- вилась, и это обстоятельство радовало Степанова и всех остальных.

А Даниил Евгеньевич и Сафьянов решили все-таки сделать смерть певицы Томской достоянием общественности. Теперь уже не было смысла скрывать ее кончину. Степанову и Битневу велено было разработать следующую версию: известная вокалистка Галина Томская после вечернего спектакля внезапно почувствовала себя плохо. Тотчас вызвали «неотложку». В «Склифе» поставили роковой диагноз: нарушение мозгового кро- вообращения. Врачи долго боролись за ее жизнь, но Томская все же скончалась от инсульта. Степанов и Битнев, да и Даниил Евгеньевич были совершенно уверены в том, что врачи их не подведут и все тайны сохранят. За молчание Грубера и Книгина также можно было ручаться. Тимошенков свое заявление забрал. Видеокассеты были так обработаны, что ни о чем уже свидетельствовать не могли. Правда, оставался еще известный только Степанову микро-план, но веским доказательством эти кадры служить не могли, скорее лишь слабой путеводной нитью. О привидении вообще речи не было. Антон не объявлялся, его и не искали. Юпитер был уверен, что сын Томской все-таки появится на ее похоронах. Большой театр с честью прошел испытания. Газе- ты скорбели о безвременной кончине солистки.

Вскоре состоялось официальное прощание с Томской. Гроб был установлен в ритуальном зале ЦКБ, где обычно проходили траурные VIP-церемонии. Труп привезли из больницы. Почти никто, кроме нескольких заинтересованных лиц, не знал, что какое-то время известная певица числилась Людмилой Федоровной Петровой. Лицо умершей было тщательно загримировано, щеки задрапированы шарфом. После официального прощания толпа переместилась на Ваганьковское кладбище. Все было как обычно: речи, венки. Царедворский перечислял заслуги певицы, говорил о ее роли в современной российской культуре. В толпе шептались, злорадно припоминая, что при жизни примадонна не жаловала Царедворского, относилась к нему насмешливо, а порою даже и грубо. Говорили, что Томская намеревалась попросту выжить из Большого Скромного и Царедворского.

Сафьянов сказал о доброжелательности певицы, о ее щедрости и бескорыстии. Его выступление также сопровождалось шушуканьем, судачили о его возможной отставке.

Величаева непрерывно вытирала глаза уголком носового платка. Тимошенков тоже плакал, и, кажется, искренне. Что же касается Байкова, Грушевой и Молочковой, то они, конечно, притворялись огорченными. Грубер и Книгин застыли с постными лицами.

Грибанов молчал. Бухгалтер Елена Ланина рыдала, причитала, бросалась на гроб. Виталик был совершенно пьян, подошел было к гробу, но пошатнулся, махнул рукой и пропал в толпе. Антон не появлялся.

К Степанову подошел Овчинников под руку с неразлучной Амалией.

— Завидую, — начал бывший банкир, — завидую Галине Николаевне. Меня-то уж ни за какие деньги не похоронят ни на Ваганьковском, ни на Новодевичьем.

— Кто знает, может, еще и заслужите, — загадочно отвечал следователь.

— Где там! — Овчинников махнул беспечно рукой. Затем, подхватив под руку свою Амалию, направился к гробу.

Степанов также принялся пробираться в толпе, протискиваться поближе. Вдруг что-то словно бы ударило Василия Никитича в грудь, прямо в сердце. Он по- чувствовал, что среди притворного горя находится чье-то искреннее отчаяние. Следователь оглянулся и увидел Антона, едва сдерживающего рыдания. Юпитер придерживал друга за локоть и казался растерянным. Антон остановился у гроба и замер, не отрывая отчаянного взгляда от лица мертвой.

— Вы… вы никогда не любили, — повторял он сквозь слезы. — Вы всегда врали, вы и сейчас врете, врете! А я… я… Я — такой же, как мама, я умею любить и не- навидеть. — Он наклонился к мертвой матери и хотел поцеловать покойницу в лоб, но внезапно резко отшатнулся. Впрочем, никто не обратил внимания на замешательство молодого человека.

Гроб понесли. Ланина и Виталик взяли Антона под руки. Овчинников и Степанов снова оказались рядом.

— Ну вот, теперь Антон — богач, — произнес бывший банкир с неуместной игривостью.

— И что, много ему достанется? — спросил следователь хмуро, досадуя на себя за то, что уподобляется Овчинникову.

— За квартиру расплатится, — уверенно ответил Григорий Александрович, — если, конечно, не проиграет деньги.

Между тем сына Томской окружили дотошные журналисты. Но Антон явно не желал говорить. Степанов подошел к нему и тихо и участливо произнес:

— Пойдемте со мной, они оставят вас в покое.

Антон и Юпитер покорно последовали за Степановым. Он представился молодым людям. Юпитер показался ему нервным и каким-то слишком растерянным. Степанов пригласил Антона в свою машину. Конечно, воспользоваться милицейским транспортом было нельзя, это вызвало бы среди собравшейся публики неуместный интерес. Тем не менее, кто-то из журналистов успел сфотографировать садящегося в машину следователя сына Томской. Вдруг торопливо прошел Сафьянов, как всегда сопровождаемый свитой.

Степанов взялся за руль. Машина тронулась. Антон сидел рядом со следователем, по-детски положив руки на колени.

— Примите мои соболезнования, — начал Степанов.

Антон всхлипнул.

— Я бы вам посоветовал рассказать мне все, — следователь старался, чтобы голос его звучал помягче.

— Вам, наверно, Вера Молочкова говорила… — В голосе молодого человека все еще звучали слезы.

— Допустим.

— Я не хотел убивать мать. Я всего лишь хотел попугать ее. Оружие купил мой приятель, Юпитер. Я потренировал- ся. Мне нужны были деньги, требовалось внести взнос за квартиру.

— А у своего товарища вы не могли попросить?

— У Юпитера? Это бесполезно, у него вообще нет денег.

— Значит, деньги за квартиру вносили только вы?

— Нет, вначале и он тоже. Но он ведь сирота. Пока жив был его дядя, Юпитер получал от него кое-какие средства, но когда дядя умер, парень остался на бобах. Теперь он фактически живет за мой счет. Но он все же славный.

— А могут ли у него еще появиться деньги?

— Вполне возможно. Он ведь очень перспективный балетный танцор.

Степанов подумал, что Антон так же, в сущности, доверчив и непрактичен, как и его покойная мать. Следователь припомнил, как Юпитер снимал с помощью камеры спектакль, после которого и произошло убийство.

— Ну, и каким же образом вы намеревались испугать мать?

— Я сначала вовсе не хотел пугать ее.

Но она сказала, что денег ни за что не даст. Я разозлился и стал упрекать ее в пьянстве. Слово за слово, я выстрелил. Но я уверен, что оба моих выстрела были холостыми.

— Действительно уверены?

— Да, конечно.

— Вы посмотрели, где стояла метка на барабане? Вдруг кто-то перевернул бара- бан или барабан случайно сам перевернулся и потому оба выстрела получились боевыми?

— Нет, нет, мать упала просто от страха. Она не была ранена.

— Да, какое-то время после вашего нападения Галина Николаевна была жива, но при падении она сильно ушиблась, а кроме того, ваш поступок спровоцировал кое-кого… — Степанов не договорил. Антон смотрел на него во все глаза. Следователю было жаль парнишку. Вдруг зазвонил мобильник Василия Никитича.

— Извините, — сказал Степанов Антону. Звонил Даниил Евгеньевич.

— Антона нужно оставить в покое. И вернись на кладбище. И еще вот что: к тебе будет деликатное поручение.

Степанов досадовал. Кто успел донести? Битнев? Овчинников? Неужели красотка Амалия? Кто-то из работников театра? Молочкова? Грушева? Кто-нибудь из людей Сафьянова?

Собравшиеся на похороны уже начали расходиться. Степанов увидел Виталика и подружек, Молочкову и Грушеву. Антон вытер глаза мятым носовым платком. И вдруг спросил почти задиристо:

— Что вы сделали с матерью? Зачем кольцо сняли?

— Какое кольцо?

— Когда отец и мать поженились, купили обручальные кольца. Мама свое ни- когда не снимала, а отец свое кольцо где-то посеял, в каком-то санатории. Потом они развелись. Я слышал, что потерять обручальное кольцо — дурная примета.

Вот оно что! Но Степанов не помнил, было ли кольцо на пальце у одной из женщин в палате реанимации. А все Даниил Евгеньевич виноват: то терзает звонками, то приказывает, то отменяет собственные приказы, то какие-то непонятные деликатные поручения выдумывает…

— Антон, а тогда, в театре, кольцо было на пальце матери?

— Я же говорил: мать кольцо никогда не снимала. Она даже в шутку называла себя окольцованной птицей. Кто снял кольцо?

— Такое бывает. Некоторые санитары в моргах…

— Я убил бы этого санитара!

— Ну остынь, остынь. Матери уже ничем не поможешь. И послушай: где твое оружие?

— Выбросил.

— Куда?

— Не помню.

— К сожалению, тебе придется все же побывать в милиции. Твои показания надо запротоколировать. И вот еще что, пошли мне своего приятеля, этого самого Юпитера.

Антон выбрался из машины, оглянулся по сторонам, заметил Юпитера, подбежал к нему и принялся о чем-то с ним говорить. Степанов высунулся из машины и уже собирался поторопить молодых людей, когда увидел Тимошенкова и Величаеву.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался он. — А я вас на кладбище не заметил.

— Мы выбрались из толкучки и стояли поодаль. Насте стало нехорошо. Такое горе! — Следователь не мог не заметить, как Тимошенков и Величаева окинули Юпитера беглыми взглядами. Антон кивнул им, затем окликнул Юпитера:

— Я буду тебя ждать!

Антон нашел свою машину, сел и включил музыку. Юпитер подошел испуганно к машине Степанова. Молодой человек послушно рассказал, где приобрел оружие, признался, что купил пистолет из-под полы, обещал опознать продавца.

— Вы только не доводите дело до директора балетного училища! Ведь меня могут исключить…

В принципе, с Антоном все было ясно. Источником его конфликта с матерью, конечно же, являлись денежные проблемы.

— Но вы понимали, что совершаете противозаконное действие, когда покупали незарегистрированное оружие?

Юпитер испуганно закивал.

— А зачем вы снимали спектакль?

— Но я же будущий работник театра, когда-нибудь буду тоже вступать, хотя бы в кордебалете. Меня интересовали в спектаклях именно танцы.

— А кассеты у вас сохранились?

— Да, конечно, то есть наверно. Я поищу.

— Что вы-то думаете обо всех этих убийствах в Большом?

Ответ Юпитера оказался неожиданным:

— Знаете, я вообще-то мистик. Я думаю, что все эти смерти не случайны. Над театром навис какой-то рок.

«Рок или не рок, — размышлял следователь, — но, конечно же, убийства и вправду не могут являться случайностью. И самое главное: кому же они могут быть выгодны?»

Степанов отпустил Юпитера и вдруг подумал: а не может ли и этот мальчик попасть в разряд подозреваемых?

Страницы ( 23 из 34 ): « Предыдущая1 ... 202122 23 242526 ... 34Следующая »