Ленин и Керенский. Эпилог.

        Ленин узнал о революции на родине, находясь в Швейцарии. Он быстро нашел объяснение случившемуся, которое устраивало его: «Если революция победила так скоро и так по внешности „радикально“, то лишь потому, что в оригинальной исторической ситуации слились вместе… заговор англо-французских империалистов, толкавший Милюкова, Гучкова и К° к захвату власти в интересах продолжения империалистической войны… и массово-народное (беднейшее население городов и деревень) движение революционного характера за хлеб, за мир, за настоящую свободу». О Керенском в отношении к февральским событиям Ленин не говорил ни слова. Ленин присматривался к гибкому адвокату Керенскому, пытаясь понять, каким образом из него можно сделать большевистского попутчика. Мимо Ленина не прошел факт участия Керенского в защите большевистской «пятерки», лишенной думской неприкосновенности. Лидер большевиков предвидел, что революция может возвысить этого политикана, который являлся его земляком: с земляком нужно искать общий язык, заключить взаимовыгодное политическое соглашение.

      Керенский не считал Ленина врагом, относил его к левым социал-демократам, с которыми необходимо объединиться. Подтверждением возможного союза между ними стал социалистический манифест, обращенный ко всем гражданам России: «Граждане! Твердыни русского царизма пали. Благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа… Революционный пролетариат и революционная армия должны спасти страну от окончательной гибели и краха, который приготовило царское правительство. Громадными усилиями, кровью и жизнями русский народ стряхнул с себя вековое рабство. Задача рабочего класса и революционной армии создать Временное революционное правительство, которое должно стать во главе нового, нарождающегося республиканского строя. Временное революционное правительство должно взять на себя создание временных законов, защищающих все права и вольности народа, конфискацию монастырских, помещичьих, кабинетных и удельных земель и передать их народу, введение 8-часового дня и созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, равного избирательного права с тайной подачей голосов…Гидра реакции еще может поднять голову. Задача народа и его революционного правительства подавить всякие противонародные контрреволюционные замыслы». Этот Манифест ЦК РСДРП (б) был издан 26 февраля – ещё за день до официальной даты победы жёлтого Февраля – и уверил Керенского в главном: большевики приняли и поддержали революцию, а то, что о нем, лично, сказал Ленин в Швейцарии, в России Керенскому не было известно. Согласно Милюкову, Керенский исходил после Февраля из следующих соображений: «Помимо принципиального взгляда на правительство как на «буржуазное» была и другая причина воздержания социалистов на участие во власти, …именно поэтому правительство было сильно. Керенский именно на идее буржуазной революции и разыгрывал в течение восьми месяцев свою посредническую роль. Даже Ленин вплоть до июля держался этой идеи…делать своими социалистическими руками буржуазное дело…Таким образом, «буржуазное правительство» получило отсрочку и не могло не быть признано именно как власть по праву». Вместе с тем, лидер кадетов в своем бегстве от ВЧК, оказавшись в мае 1918 года в Киеве, отвечая левому кадету кн. В. Оболенскому о постигшей Временное правительство катастрофе, проговаривается о заговоре как причине Февраля: «Народ? Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться». В опубликованных в 1919 году американским правительством «документах Сиссона» указывается, что офицер германской военной разведки Фейерабенд тесно связан с наркомвоенмором Троцким. Другой источник – газета «Красный набат», выпускавшаяся походной типографией «Поезда наркомвоенмора», в своем № 63 (458) в 1918 году, пишет о Фейерабенде как о члене Высшей военной инспекции РККА и активном участнике в принуждении царя подписать отречение 2 марта 1917 года. Именно от Фейерабенда Троцкий знал все обстоятельства, при которых Николай II отрекся от власти, когда неоднократно публично заявлял, что царь сделал это «под дулом пистолета». Это обстоятельство позволяет считать, что высший генералитет во главе с Алексеевым провел государственный переворот рука об руки с германскими военными агентами, то есть совершил дополнительно тягчайшее военное преступление – вошел в союз с воюющим врагом – предательство. Этот факт подтверждается бесчисленными воспоминаниями белогвардейских генералов – Дроздовского, Деникин, Маркова, Краснова, Туркула, Кутепова и многих других, которые постоянно пишут о предложении дружеской военной помощи полевых командиров германской армии на Украине отрядам Добровольческой армии в их борьбе с красными. Без понимания предательского союза царских генералов и германских военных разведчиков в Ставке по принуждению царя отказаться от власти эти воспоминания остаются без ответа и несут отпечаток недоговоренности. То, что в основе желтого Февраля лежит заговор, подтверждается также своеобразным замечанием Ленина: «За два месяца перед январем 1905 года и февралем 1917 года ни один, какой угодно опытности и знания революционер не мог предсказать, что взорвет Россию». Отметим, что в кровавое воскресенье левые и масонские провокаторы неожиданно прямо перед шеренгами солдат выбросили над мирной толпой лозунги «Долой самодержавие!» Таким образом, в событиях 9 января также лежит заговор оппозиционных сил. Керенский, по словам Милюкова, не нуждался в обосновании источников права Временного правительства, то есть власти самого Керенского, предоставляя изыскивать их Милюкову. В этом отношении интересно наблюдение Суханова о том, что Керенский с самого начала своего пребывания на политическом Олимпе России, с 27 февраля, входит в роль «пророка» новой демократии как непрерывным нахождением в перманентном состоянии революционной экзальтации, так и беспрестанно повторяемыми словами: «Творите волю единственно самого русского народа!» Сам Милюков много усилий приложил к нахождению источников власти Временного комитета Государственной власти, который затем «легитимно» передал власть легальному Временному правительству. В конечном итоге, его формула легитимности новой власти свелась к «самоустранению царской власти и самозарождению революцией Комитета Государственной думы».

       Сам Керенский утверждает, что в Семнадцатом году он встречался с Лениным однажды. Это произошло на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, где 4 июня они обменялись резкими речами. Ленин, выслушав заявление министра почт и телеграфов и, по совместительству, товарища председателя ВЦИК Церетели о том, что в России нет политической партии, готовой взять власть, выступил вслед за ним и сказал: «Гражданин министр почт и телеграфов заявил, что в России нет политической партии, которая согласилась бы взять взять целиком власть на себя. Я отвечаю: “Есть…Ни одна партия от этого отказываться не может, все партии борются и должны бороться за власть, и наша партия от этого не отказывается. Каждую минуту она готова взять власть целиком”. Н. Суханов пишет в своих мемуарах, что за Лениным сразу выступил Керенский: «В глазах большинства герой Керенский, выступивший вслед за Лениным, одержал над ним блистательную победу. Керенскому после Ленина стоило немного нарядиться в тогу демократизма и благородства, сыпать фразами о свободе, щедро сулить мир всему миру – и разбойникам-капиталистам, и товарищам-пролетариям. В ответ на проект Ленина арестовать ради скорейшего мира сотню-другую биржевых магнатов Керенский, пожиная бурю аплодисментов, бросил: «Что же мы, социалисты или держиморды?» -Впрочем, ничего любопытного Керенский тут, вообще говоря, не сказал». Суханов вспоминал, что эсеро-меньшевистская головка съезда несколько позднее осознала существо речи Ленина: «Это было первое открытое заявление Ленина о том, что в его устах означал лозунг: вся власть Советам! Власть должна принадлежать «целиком» пролетарской партии Ленина, которая борется за власть «целиком». Другая сторона дела – та, что Ленин готов взять всю власть каждую минуту, то есть, когда его партия находится в заведомом меньшинстве. Это было не менее интересно и не менее существенно». Через пять дней, 9-10 июня, большевики предпримут попытку мирно взять власть в свои руки. Тот же Суханов входил в расширенную советско-правительственную комиссию по расследованию дела о несостоявшемся большевистском выступлении, «заговоре 10 июня». Суханов пишет следующее: «Группа Ленина не шла прямо на захват власти в свои руки, но она была готова взять власть при благоприятной обстановке, для создания которой она принимала все меры. Говоря конкретно, ударным пунктом манифестации, назначенной на 10 июня, был Мариинский дворец, резиденция Временного правительства. Туда должны были направиться рабочие отряды и верные большевикам полки (гарнизон Петропавловской крепости и одиннадцать полков, включая Первый пулеметный в составе 19,5 тысяч солдат с 5 тысячами пулеметов и 9 тысяч винтовок). Особо назначенные лица должны были вызвать из дворца членов кабинета и…при надлежащей температуре настроения – «народного недовольства» – Временное правительство должно было быть тут же арестовано. Столица, конечно, немедленно должна была на это реагировать. И в зависимости от характера этой реакции ЦК большевиков под тем или иным названием должен был объявить себя властью. Если в процессе «манифестации» настроение будет для всего этого достаточно благоприятно и сопротивление Львова-Церетели будет невелико, то оно должно было быть подавлено силой большевистских полков и орудий». Суханов считает, что: «Со стороны военно-технической успех переворота был почти обеспечен. В этом смысле большевистская организация уже тогда была на высоте. В политическом центре «восстания» – в ЦК…готовность взять в руки власть была только политической позицией. Безапелляционно стоял за переворот Сталин, …Стасова …Ленин. Против захвата власти был Каменев и…Зиновьев». Суханов полагает, что против захвата власти был и Троцкий. Последнее обстоятельство сыграло решающую роль в отказе большевиков от выступления: «…Ленин и тогда не склонен был идти в решительную схватку без сомнительного «междурайонца» (Троцкого). Ибо Троцкий был ему подобным монументальным партнером в монументальной игре, а в своей собственной партии после самого Ленина не было ничего долго, долго, долго». Отметим, что 10 июня Ленин апробировал апрельский опыт большевиков, когда 20-21 апреля в Петрограде произошли массовые манифестации и волнения, сопровождавшиеся человеческими жертвами и ослаблением власти Временного правительства до такой степени, что государственная власть более суток принадлежала анархическим массам улицы.  

      По поводу выступления Ленина на съезде 4 июня Керенский вспоминал: ««Не знаю, о чем думал Ленин, слушая меня. Даже не знаю, слушал ли он или прислушивался к реакции присутствующих. Он не дождался конца моей речи, покинул зал с опущенной головой, с портфелем под мышкой, почти незаметно прошмыгнув между рядами». Заявленная Лениным на съезде Советов попытка вырвать власть у Львова-Церетели стала эпицентром новых правительственных кризисов для последующих кабинетов Временного правительства: 10 июня, 3-5 июля и 25-26 октября.

    Между тем, на Всероссийском съезде Советов Керенский, по меньшей мере, еще один раз встречался с Лениным: 9 июня «все партийные советские лидеры – от Керенского до Ленина» целый день провели «в прениях о войне». Керенский тогда выступил с предложением, что «подготовка наступления укрепляет революцию и создает надежную базу для постановки вопроса о всеобщем мире на реальной почве», которое стало основой для принятия резолюции Временного правительства по вопросу о войне. Как вспоминает Суханов, Ленин в прениях отверг сепаратный мир, но призвал к «священной войне до доведения её до мировой социальной катастрофы», иначе говоря, лидер большевиков остался на позиции перевода войны империалистической в войну гражданскую с последующим выполнением своих обязательств перед Германией о сепаратном мире, только сказал об этом другими словами. Заметим, что в ночь на 10 июня – после этого заседания съезда – ЦК большевиков решало вопрос о мирном захвате власти в свои руки. Как известно, только отрицательное отношение Троцкого к этому выступлению склонило Ленина к его отмене. По мнению Суханова, выступление большевиков 10 июня было обречено на успех, если бы Ленин приступил к его реализации. Однако, Ленин после событий 20-21 апреля укоренился в мысли, что власть в России может передаваться только в ходе революции сверху. В январе 1918 года Ленин в речи, произнесенной по поводу разгона Учредительного собрания, скажет, что «апрельские дни» впервые открыли ему по-настоящему глаза на истинный смысл и истинную роль народного восстания. Теперь Ленин осознает, что надо взять власть в свои руки, а затем приступать к социальным преобразованиям. До этого момента большевики действовали в согласии с доктриной Маркса, когда буржуазно-демократические преобразования доводятся до своего свершения с последующими социалистическими преобразованиями. Вместе с тем, события 9-10 июня в Петрограде также послужили материалом к созданию Лениным законченной картины мирного перехода власти в руки большевиков, формула которого окончательно сложится после июльских дней. Суханов так описывает, со слов самого лидера большевиков, тактику Ленина по мирному захвату власти: «…вопрос, стоявший перед Лениным, …куда вести движение? Это вопрос не конкретного факта, а партийной позиции: …движение начинается как мирная манифестация и при достаточном развитии…переходит в захват власти большевистским ЦК. Он будет править именем Совета, опираясь в данный момент на большинство петербургского пролетариата и активные воинские части. А свою программу Ленин объявил в заседании Всероссийского съезда Советов». Необходимо отметить, что идею легитимации новой власти съездом Советов подсказал Ленину, по словам Милюкова, И. Церетели. Лидер кадетов вспоминал, что 3-5 июля Ленин был против лозунга «Вся власть Советам», поскольку ВЦИК, избранный на I съезде Советов, имел в своем составе эсеро-меньшевистское большинство. Однако, 4 июля кронштадтские матросы во главе с троцкистами Раскольниковым и Рошалем захватили в Таврическом дворце все руководство ВЦИК во главе с Церетели и потребовали от него провозглашения Советской власти, в противном случае угрожая самосудом Церетели. Как далее вспоминает Милюков, «изобретательный ум Церетели придумал…Он согласен на власть Советов, но представители исполнительных комитетов, собравшиеся здесь (после роспуска съезда 27 июня), не имеют право это сделать: для этого нужен «правомочный орган» Советов, то есть новый съезд…» Эту идею Церетели в Октябре реализует Ленин. Так лидер большевистской партии шлифовал стратегию и тактику взятия власти в стране в свои руки. В июльские дни его доктрина дополнительно включит понятие «революция сверху».

         Ранее Ленин и Керенский также встречались 22 мая на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов. Там, в кулуарах съезда, Ленин и Чернов, старый партийный товарищ Керенского, договорились о реализации на практике, через Временное правительство, аграрной программы любимого обоими лидерами Н. Чернышевского, изложенного в его, знаковой для Ленина, книге «Что делать?» Керенский и Ленин присутствовали на заседании 3 июня 1917 года I Всероссийского съезда Советов, где рассматривался вопрос о деле Р. Гримма. Русская контрразведка перехватила секретную телеграмму члена швейцарского правительства Гофмана швейцарскому посланнику в Петрограде для передачи ее содержания Гримму. Гримму предписывалось установить контакты с российскими политиками с учетом того, что «при желании союзников России Германия и её союзники готовы были бы немедленно начать переговоры о мире». Таким образом, Германия предлагала начать сепаратные переговоры о мире с Временным правительством, причем имя Ленина не было упомянуто в телеграмме. Лишь после событий 10 июня на съезде был поднят вопрос о том, что Гримм и Платтен при посредничестве министра Гофмана способствовали проезду Ленина через германскую территорию в Россию. Однако, при помощи этих лиц из Швейцарии в Россию по тому же самому пути было переправлено ещё более 250 социалистов-эмигрантов, включая эсеровское руководство во главе с Черновым. Гримма в тот же день выслали из России. Интересно, что в столь памятный для Керенского день, 4 июня, когда он впервые разговаривал с Лениным после долгого перерыва, будущий премьер ничего не вспомнил о весьма примечательном выступлении Троцкого. Оно выявило «беса революции» как жесткого сторонника перманентной революции и «небольшевика». Троцкий сказал следующее: «Мы не подрываем вашей власти, мы работаем, подготовляя для вас завтрашний день». Суханов вспоминал: «Троцкий, вопреки Ленину, не ставил захват власти большевиками в порядок дня. Под властью Советов он как будто понимал действительную власть Советов». Таким образом, существующий буржуазный порядок устраивал Троцкого на данном этапе.

         После июльских дней правительством Керенского было предпринято расследование фактов причастности большевиков к массовым выступлениям. Было вынесено прокурорское постановление об аресте Ленина, Зиновьева, Коллонтай, Козловского, Суминсон, Гельфандта (Парвуса), Фюрстенберга (Ганецкого), Ильина (Раскольникова), Семашко и Рошаля. Коллонтай и Семашко были освобождены еще до 25 октября (7 ноября н. ст.). Коллонтай была освобождена после освидетельствования врачами, по постановлению соответствующих гражданских судебных властей. Из остальных перечисленных лиц Ленин и Зиновьев скрылись 5 июля, а Парвус и Ганецкий вообще в Россию не въезжали; прочие вышли из «Крестов» и других тюрем только после 25 октября. Троцкого выпустили из «Крестов» 5 сентября. В этот период времени, 5 июля – 5 сентября, личное общение Ленина и Керенского исключается. Как опытные конспираторы-революционеры они общаются тогда посредством размещения в прессе коротких статей и сообщений на знаковые для них темы. После 5 сентября роль посредника между заказчиком и исполнителем грядущей революции сверху исполняет Троцкий.

       С приездом Фюрстенберга был связан уход из Временного правительства министра юстиции Переверзева. Последний ушел из-за столкновения с министрами Терещенко и Некрасовым. С начала мая Терещенко и Некрасов в секретном порядке собирали все данные по поводу прогерманской деятельности Ленина и его партийных единомышленников. Сведения агентурного характера должны были получить полное подтверждение с приездом в Россию Ганецкого и превратиться в достоверный судебный материал против большевистской головки. Переверзев предоставил, в момент восстания 3–5 июля, часть обвинительного материала против большевиков в руки частных лиц для опубликования. Этим он достиг ближайшей поставленной им себе цели, то есть вызвал в Петербургском гарнизоне взрыв негодования против большевиков. Некоторые историки считают, что этим действием, предпринятым им на собственный страх и риск, он уничтожил для Временного правительства возможность достигнуть основной его цели. Опубликование части собранного против большевиков обвинительного материала насторожило Ленина. Приезд Ганецкого был отменен, а Временное правительство потеряло возможность документально подтвердить главнейшие, компрометирующие Ленина и большевистский ЦК данные, что и отразилось на судебной постановке дела по обвинению некоторых вождей большевиков в сношениях с враждебным России иностранным правительством.

      Вместе с тем данные события создали в общественном мнении столицы и России представление о том, что Керенский и Ленин работают рука об руку. Так во многих печатных изданиях того времени появились сообщения следующего вида: «Когда мин. юстиции Переверзев, относившийся к большевикам так же, как и Деникин, арестовал многих видных большевиков, то Керенский настоял на их освобождении. Это было одно из крупных преступлений Керенского против России». Особенно настаивал на этом известный разоблачитель провокаторов в революционной среде журналист В. Бурцева. Бурцев также утверждал, что «Деникин в своих исторических донесениях, поданных лично Керенскому, поименно указал на Ленина и других большевиков… и тогда еще требовал их ареста и предания суду. Получив доклад Деникина, Керенский не дал ему никакого ходу». Керенский, разумеется, отрицал подобного рода обвинения в свой адрес. В своих мемуарах Керенский пишет: «Я получил от Верховного главнокомандующего генерала Алексеева лично при докладе, насколько помню, в присутствии его начальника штаба Деникина (это было в начале мая), докладную записку о разоблачениях, сделанных неким офицером по фамилии, кажется, Ермоленко, принявшего на себя обязанности агента немецкого Генерального штаба по развитию украинского сепаратистского движения в русской армии. Этот офицер указал ряд связей, данных ему немецким штабом, и между прочим, но не с достаточной достоверностью указал на связь Ленина с агентурой немецкого штаба. Тогда же все меры для проверки и установления фактов по сообщению этого офицера были приняты, а именно: Ермоленко был под особым негласным надзором штаба отправлен на Украину для закрепления, а затем и разоблачения его связей. А остальной материал, им сообщенный, вошел в общую сводку тех данных, которые помогли Временному правительству напасть на следы заграничной деятельности гг. большевиков. 23. III.20». Заметим, что во время русско-японской войны Ермоленко служил офицером русской контрразведки во Владивостоке.

       Сценарий перехода власти от Керенского к Ленину по типу «революция сверху» подтверждается показаниями Раковского и Малянтовича, с одной стороны, и сообщением агента германской военной разведки, секретаря царского премьера Иосифа Колышко, проживавшего с 1914 года в Стокгольме, где функционировал так называемый «Зеленый центр» германской военной и политической разведки, с другой. Колышко осуществлял связь между центром и прогерманскими элементами внутри России. На основании его информации статс-секретарю германского МИДа А. Циммерману 31 марта 1917 года был представлен подробный доклад, в котором прямо говорилось, что Керенский “является передаточным звеном между своей партией и социал-демократической рабочей партии – РСДРП (б) – и поддерживает контакты с ней”. Керенский осуществлял интересы Антанты за счет российских интересов, а Ленин выполнял тайные договоренности с Германией. Следовательно, информация Колышко свидетельствует о том, что между Антантой – в особенности между Англией и США – и Германией, к тому времени уже существовали принципиальные договоренности об удовлетворении интересов за счет России, которые претворялись в жизнь на уровне властных группировок – сначала Керенского, а затем – Ленина.

     Некоторые историки полагают, что временная передача власти Ленину, возглавлявшему триумвират Троцкий-Зиновьев-Каменев, должна была произойти по заранее обусловленному сигналу – обнародование так называемой “Декларация Бальфура” о целях Англии на Ближнем Востоке и в Палестине. После этого, в пределах одной недели, Ленин должен был получить государственную власть в России и начать переговоры с Германией о сепаратном мире. Ставшее известным Ленину содержание телеграммы Бальфура от 23 октября (5 ноября) явилось сигналом к мирному переходу власти.

     На данном ходе событий настаивает Х. Раковский, заявив на допросе на Лубянке в 1937 году, что “этот секрет известен жене Ленина – Крупской. Ей известно, кто такой Троцкий в действительности; это она уговаривает Ленина принять Троцкого (еще в феврале 1917 года Ленин публично говорит о двурушничестве Троцкого: “Вот так Троцкий! Всегда равен себе – виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно…” Об этом свидетельствует характеристика Троцкого, названного Лениным “Иудушкой-Троцким”). Если бы он его не принял, то… остался бы заблокированным в Швейцарии; это одно уже было для него серьезной причиной (принять Троцкого), и, кроме того, он знал о том, что Троцкий доставлял деньги и способствовал получению колоссальной интернациональной помощи; доказательством этого служил запломбированный вагон”. Сохранились другие публичные высказывания Ленина о Троцком. Так в феврале 1917 года Ленин в кругу соратников говорит о «бесе революции»: «Вот так Троцкий! Всегда равен себе – виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно…» В конце концов, Ленин приклеивает Троцкому прозвище – «Иудушка-Троцкий». Двурушничество Троцкого полностью укладывается в рамки его доктрины цепной перманентной революции в мире, которая рассматривает Россию отсталым государством, призванном служить запалом для мирового пожара. Здесь впервые историк встречается с глобальным феноменом коррупции сознания на политическом уровне исторических фигур, что стало в начале XXI века повсеместным явлением в политике стран Запада, известным как политика двойных стандартов.

     О существовании тайного англо-германского соглашения свидетельствует содержание телеграммы в Лондон от 27 ноября (ст. ст.) 1917 года, отправленной британским послом в Петрограде Дж. Бьюкененом. Посол настаивает на том, что “нужно освободить Россию от обязательства не заключать сепаратного мира, иначе русско-германский союз после войны будет представлять угрозу для Европы, особенно же для Великобритании”. Интересно, что в своем публичном сообщении об отставке Керенский написал: “Слагаю с себя звание министра-председателя, передаю все права и обязанности по этой должности в распоряжение Временного правительства. А. Керенский. 1.XI.-17г. (по ст.ст.)“. Заметим, что последнее Временное правительство находилось в Петропавловской крепости еще с 25 октября ст.ст. 1 ноября 1917 года де-факто в стране было только одно Временное правительство – Временное рабоче-крестьянское правительство, или Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным. Таким образом, Керенский публично уведомлял зарубежных заказчиков о передаче власти в руки Ленина и необходимости отсчета времени для властвования Ленина с этой даты.