Глава 28
Филатов переехал в другую гостиницу. В ней имелась горячая вода и нормальное отопление. Но главное – окна его номера выходили на Майдан и он мог видеть сцену, на которой выступали попеременно «оранжевые» ораторы и «оранжевые» артисты. Почти все номера с видом на площадь были заняты журналистами из западных телекомпаний, и ему пришлось изрядно раскошелиться, чтобы тоже получить такой номер.
До сцены было далековато, но выручал большой экран, на котором все транслировалось с увеличением. Однако экран включали не всегда. Филатов купил мощный бинокль и сразу же оценил его преимущества. Он увидел работу съемочной группы Лобенко будто бы рядом с собой. В ней не было ничего примечательного – обычное топтание возле камер, выхватывание из толпы каких-нибудь колоритных персонажей для короткого интервью, хаотичное перемещение туда-сюда.
Интереснее было другое – иногда Сергей и Джульетта уезжали куда-то на мотоциклах, из чего Филатов заключил, что роман у них в самом разгаре. Увлекательно, должно быть, мчаться по революционному Киеву на мощном японском мотоцикле вслед за подругой, упиваясь свободой и собственной лихостью, когда от выброса гормонов кружится голова. Напоминает конную игру «Догони девушку», распространенную у некоторых кочевых народов. Хотя и холодновато уже для мотоцикла, сезон закончился. Но любовь, наверное, греет. А вот если бы на девушку надеть еще фату, чтобы она развевалась на ветру, а мотоцикл ее украсить розами, было бы совсем сладенько. Революция апельсинов и роз прямо получилась бы. Как там апельсин по-украински? Померанец, кажется.
«Как же они уживаются вместе, – думал Филатов, – „оранжевая“ Джульетта и „бело-голу-бой“ Лобенко?» Он понимал, что убеждать того отказаться от съемок фильма – пустая затея. Особенно с учетом суммы, которую он уже получил. О сумме его проинформировал Лебедов, узнавший ее по каким-то своим каналам. Да и без того Лобенко отличался своевольным взрывным характером. Он называл это крутостью, но Филатов назвал бы вздорностью. Один случай с гвоздем чего стоил. Лобенко рассказывал о нем со смехом и явно гордился собой, Филатову же казалось, что лучше бы он об этом умолчал. Дело состояло в следующем. Лобенко всегда ставил машину перед телестудией на одно и то же место. Все об этом знали и старались его не занимать. Но однажды нашелся человек, который то ли по незнанию, то ли сознательно – место ведь не купленное – поставил машину именно там. Приехавший вскоре на эфир Лобенко пришел в бешенство и нацарапал гвоздем у него на капоте: «Пожалуйста, не ставьте здесь машину». Филатов не знал, как поступил потом хозяин той машины, но лично он за такое заехал бы в морду.
«Оранжевые» на площади иногда перемешивались с «бело-голубыми». Тех было намного меньше, и погоды они не делали. «Бело-голубые» ехали в Киев с востока, а «оранжевые» – с запада. К тому же почти весь Киев был «оранжевым». Как и центральные области Украины. И это представлялось странным, потому что в обычной жизни «западенцы» держались особняком. У них была своя вера, свой язык – почти равная смесь из сильно устаревшего украинского и польского, своя артикуляция звуков – довольно невнятная – и своя манера строить предложения.
Западноукраинский диалект отличался от собственно украинского языка едва ли не сильнее, чем русский. Типичный пример – песни в общем-то очень приличной группы «Море Эльзы», когда в первые минуты нельзя понять – кто это там так хорошо поет себе под нос и по-каковски? Уж не аденоиды ли у него? В обычной жизни западные украинцы не смешивались с остальными украинцами, как вода и масло не смешиваются в одном стакане. Теперь же революция явила чудо – они побратались. Надолго ли?
Филатов понимал, что наблюдает за сборно-разборной моделью революции, разработанной политтехнологами. Но все равно действие захватывало. Все новое всегда интересно. Любопытно наблюдать за ходом чужой мысли и теми ее поворотами, до которых сам не додумался. Хотя ничего принципиально нового американцы не изобрели. Главная идея – вывести на улицы как можно больше людей в надежде на то, что власть не станет в них стрелять, а потом обеспечить их постоянное присутствие в телеэфире. Но как блестяще воплощено! Даже если бы не существовало Лобенко с его фильмом, он, Филатов, как политик просто обязан был сюда приехать, чтобы посмотреть на это вблизи. Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.
Филатов был уверен, что не только он один, но и многие российские политики разных рангов находятся сейчас в Киеве под различными благовидными предлогами, но с единственной целью – посмотреть на революцию вблизи. Только в отличие от него они стараются не светиться. Забавно было бы встретить их на Майдане с накладными усами и бородами.
Еще он не сомневался, что Киев просто кишит сотрудниками российских спецслужб, изучающими опыт братской страны по устройству революций с целью предотвратить такое же дома. Но тех, конечно, не узнать даже без париков и грима – они люди не публичные и никому не известные.