Глава 7
Самолет был украинским. В середине полета стюардессы предложили пассажирам поменять доллары и рубли на гривны. Сказали, что у них курс выгоднее, чем на земле. Возник легкий ажиотаж, все зашевелились и стали высчитывать на калькуляторах и телефонах, сколько менять. У кого не было ни того ни другого, просто шевелили губами и загибали пальцы. Самые нетерпеливые встали и потянулись к стюардессам, не дожидаясь своей очереди. Тут же последовало объявление по радио.
– Уважаемые пассажиры, пожалуйста, займите свои места – нарушается центровка воздушного судна.
Маслаченко сидел рядом с Филатовым.
– Не меняй, – сказал он, – в Киеве курс такой же.
К тому времени они уже выпили и перешли на ты. Украинская столица встретила их неприветливо. Погода была пасмурной и холодной. Дорога от аэропорта Борисполь до города тянулась дольше обычного. Филатов бывал уже здесь прежде и никаких особых красот увидеть в Киеве не ожидал. Номера были заказаны в гостинице «Московская». Хоть она не самая новая и не самая удобная, зато в центре. Для него приготовили люкс, для охранников, естественно, номера поскромнее.
Первые три дня Филатов потратил на то, чтобы неофициально связаться со следователем, который вел это дело. Беседа с ним состоялась в одном из киевских ресторанов, а результатом ее явилась ксерокопия протокола первого допроса младшего Панченко. Разумеется, она была предоставлена далеко не бескорыстно – Филатову пришлось расстаться с довольно ощутимой суммой.
«Тридцатого сентября девяносто девятого года, – написал Владимир Панченко, – я встретился с Наталией Шкуренко, которая представилась доверенным лицом Наталии Митренко. Она предложила мне хорошо заработать и сказала, что если я соглашусь инсценировать покушение на ее шефа Наталию Митренко и посидеть три-пять дней в СИЗО, мне заплатят три тысячи долларов. По ее словам: „Побудешь в камере три дня, и тебя потом выпустят“. Я привлек своего товарища, пообещав ему две тысячи долларов за оказание помощи. Эти действия я совершил в сговоре с Наталией Шкуренко, с тем чтобы скомпрометировать моего брата Панченко Сергея Владимировича, и за это я должен был получить три тысячи долларов от нее. Написано собственноручно, за дачу ложных показаний несу полную ответственность». Подпись: «Владимир Панченко».
Филатов позвонил в Раду и договорился о посещении заседания фракции ПСПУ. Когда он вошел в комнату заседаний, его взору предстала странная картина. У двух депутатов, мужчины и женщины, были перебинтованы головы. Они сидели по сторонам от Митренко. У некоторых были перебинтованы руки или же имелись пластыри на щеках либо на шее. Ему вспомнилась песня про Щорса:
Голова повязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
Чьи вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведет,
Кто под красным знаменем раненый идет?
– С чем пожаловали? – не очень приветливо спросила его Наталия Митренко.
– Хотелось бы во всем разобраться лично, – ответил Филатов.
– Разбирайтесь. Мы готовы ответить на ваши вопросы.
Рядом с Митренко сидел мужчина лет пятидесяти мощно-агрессивного вида. Филатов слышал о нем – это был ее главный помощник по партии Владимир Гарченко.
– Вы считаете, что это было покушение? – осторожно спросил Филатов.
– Конечно! А что же еще? – уверенно ответила Митренко.
– Кто мог покушаться на вашу жизнь?
– Ежу понятно – Морозов.
– Он лично?
– Нет, конечно – его люди.
Гарченко настороженно смотрел на Филатова и молчал. Чувствовалось, что Филатов ему не нравится. Остальные присутствующие тоже пока хранили молчание.
– А зачем ему это надо?
– Как зачем? Это месть. Он считает, что, устранив меня физически, получит часть моих избирателей обратно.
Филатову сразу бросилось в глаза, что она постоянно говорит «я», «мне», «моих» и никогда «мы», «нам», «наших». Следовательно, излишней скромностью эта женщина не страдала.
– А почему таким странным способом они попытались это сделать?
– В чем вы видите странность? – не поняла она.
– Ну, убрать нужно одного человека, а используют оружие неизбирательного действия, от которого могут пострадать многие.
– Ничего странного, – выпалила Митренко, – это еще и акция устрашения.
Филатов понял, что эта женщина говорит не задумываясь, лишь бы что-нибудь сказать. Ее главное оружие – не логика и аргументированность, а скорость реакции. Часто это тоже имеет действие, потому что собеседник немеет при откровенно базарном ответе и не знает, что возразить.
– Но ведь пострадали, кажется, люди? – напомнил он.
– Почему «кажется»? Они действительно пострадали. Вот мы, например, – она указала кивком на повязки. – И еще многие другие.
– А вы уверены, что это были гранаты?
– А что же еще? Осколки нашли. А на них отпечатки пальцев, кстати.
– Чьи отпечатки? – опешил Филатов.
– Тех людей, которые бросали. Киллеров, одним словом.
– На осколках?
– Да!
– Но это невозможно!
– Так следствие говорит, – невозмутимо заявила Митренко.
– Они не могут так говорить!
– Спросите сами!
Филатов глубоко вдохнул и задержал воздух, чтобы успокоиться.
– Это были гранаты РГД-5? – спросил он.
– Да.
– А вам не кажется странным, что после взрыва двух гранат не было ни одного убитого?
– Повезло просто.
– А может, это были не гранаты?
– Тогда что же?
– Взрывпакеты.
– Муляжи то есть?
– Да.
Все присутствующие загалдели одновременно.
– Вы не понимаете! Мы чудом остались живы! Вот, смотрите!
С этими словами, они отработанными движениями стали обнажать свои увечья. Митренко задрала кофточку и показала ватный тампон, приклеенный пластырем к животу. Тампон был пропитан йодом.
– Оторвать? – спросила она. – Хотите рассмотреть поближе?
– Нет-нет, не надо! – испугался Филатов. – Я вам верю!
Она оставила свою рану в покое и опустила кофточку. Но не успокоились другие члены фракции.
– Нет, не верите! – галдели они. – Иначе так не говорили бы!
Они принялись показывать ему свои раны, легко и быстро срывая повязки. Непринужденность движений говорила о том, что проделывают они это не в первый раз. Филатов увидел рану на ягодице у одного из помощников, сильно напоминающую фурункул. Ему показывали посеченные осколками руки и ноги, старясь при этом, чтобы демонстрация длилась не слишком долго и сохранялась дистанция между ними и Филатовым.
Он поднял руки ладонями вперед, стараясь успокоить разволновавшуюся фракцию ПСПУ.
– Хорошо-хорошо! Убедили!
Люди с неохотой стали застегивать пуговицы и поправлять одежду, медленно успокаиваясь. Филатов обратился к Митренко.
– Но есть еще один непонятный момент.
– Какой? – насторожилась она.
Филатов достал из папки два исписанных от руки листа и протянул ей.
– Вот, прочитайте.
– Что это?
– Протокол первого допроса младшего Панченко. Который якобы бросил одну из гранат.
– Вы лучше расскажите, что в нем, – попыталась отбрыкаться она.
– Нет, вы сначала прочитайте.
Она наскоро пробежала листки глазами и передала Гарченко.
– Ну и что? – спросила Митренко.
– Как вы объясните его слова, что он с приятелем был нанят вашей помощницей для имитации покушения? – спросил Филатов.
– А что тут объяснять? Это ложь.
– Зачем же ему лгать?
– Его так проинструктировали.
– Кто?
– Люди Морозова.
– А может, посмотрим на этот случай, – Филатов умышленно заменил слово «покушение» на «случай», – под другим углом?
– Каким?
– Допустим, он действительно был нанят для имитации покушения. Им с приятелем дали взрывпакеты и сказали, что от них будет только шум и никакого вреда. Но, если бы не было вреда, кто поверил бы в покушение? – развивал мысль Филатов. – Смех один. Поэтому заряды в них снабдили легкими поражающими элементами. Рассчитали так, чтобы ранения были незначительными. Об этом не сказали ни вам, ни им. Поэтому наличие осколков оказалось для всех полной неожиданностью. Вы так не договаривались, но так получилось.
– А как же фрагменты корпусов гранат? – спросила Митренко. – Ведь они были обнаружены на месте покушения.
– Их могли подбросить позже. Разбросать тут и там на следующий день.
Кстати, вот еще что странно. Почему нигде нет фотографий поврежденной обшивки вашего автомобиля? Ведь если во все стороны летели осколки, то и он должен был пострадать.
– На нем были царапины и вмятины.
– Вы, конечно же, сделали фотографии? Митренко и Гарченко переглянулись.
– Не догадались. – Гарченко развел руками.
– Но, наверное, его можно осмотреть вживую?
– Он уже отремонтирован.
– Экая жалость! Что же вы так? Это был бы сильный факт. Посильнее «Фауста» Гете, как говаривал товарищ Сталин.
– Сразу и не сообразишь все, – пробормотала Митренко, – это такой стресс.
– Я понимаю, – согласился Филатов. – Но есть и еще одна странность. Почему на массовом мероприятии – а встреча с избирателями именно массовое мероприятие – не оказалось ни одного милиционера? Ни в доме культуры, ни на площади. Случайно ли это? Может, кому-то очень не хотелось, чтобы они там находились?
– Вы не правы, – неуверенно возразил Марченко. – Милиция была.
– Тогда почему покушавшихся задержала не она, а ваш шофер?
– Просто он был ближе.
– А милиция, стало быть, дальше? Оба кивнули.
– А обязана была находиться рядом. Хотя очевидцы говорят, что вообще ее там не видели до и после взрыва, а наряд подъехал уже намного позже.
Лицо Митренко побагровело.
– Ну хватит! – решительно заявила она.
Гарченко подхватился с места и принял угрожающую позу. Он оказался весьма крупным мужчиной комплекции боксера-тяжеловеса. Филатов слышал, что Гарченко имел репутацию драчуна – разбил как-то лицо другому депутату Рады за то, что тот во всеуслышание обвинил его в интимной связи с Митренко.
– Это все чушь! – выкрикнула Митренко. – Это ваши домыслы!
Присутствующие зашумели. Филатова это не смутило. Он выждал, пока шум уляжется.
– Я вам скажу, что на самом деле чушь, если хотите.
– Ну скажите.
– Чушь то, что две боевые гранаты, брошенные в толпу, никого не убили, а причинили лишь легкие телесные повреждения. А также то, что заказное убийство осуществляется не в подъезде дома или где-нибудь в тихом месте, что было бы гораздо легче, безопаснее для убийц и эффективнее, а на площади среди народа. Согласитесь, что это «покушение» больше смахивает на хулиганство.
Галдеж поднялся до небес. Кричали все разом. Филатов наслушался в свой адрес весьма нелестных определений, но продолжал сохранять спокойствие.
– Вы непонятный человек! – кричала Митренко. – Вы защищаете интересы Морозова! Это вмешательство России во внутренние дела Украины!
– Я защищаю интересы российских граждан, которых подставили в этой истории! – ответил Филатов. – А до ваших внутренних дел мне дела нет!