поразмыслю, пораскину мозгами. Если что-то придет в голову, позвоню обязательно.
“Во дает! Сам позвонит”, – удивился про себя Вадим Александрович.
– Хотя придумать нечто спасительное сложно. И все-таки, мне кажется, вы должны пойти в милицию, объяснить ситуацию, они наверняка подскажут какой-нибудь вариант. Только, конечно, надо изыскать подход, не бросаться на них с криками и обвинениями.
– За что обвинять? Они причем? И потом мое мнение такое: если уж попал, значит, где-то вина есть, пусть не полностью, но есть. Где- то свалял дурака. И посидеть полезно для опыта. А то все по книжкам. Вот учебу жалко.
– Понимаю и обещаю подумать. Не буду вас больше задерживать.
Игорь Анатольевич срочно закруглил затянувшуюся беседу. Он
торопился. И так массу времени потратил на горе-студента четвертого курса экономического факультета Олега Крутикова. Каждым студентом заниматься, расследовать лично каждое ЧП – жизни не хватит.
Он даже рассердился на себя. Сначала на себя, затем на секретаршу. “Бездельница. Бегает по буфетам, а у меня проходной двор. Пора ее проводить на пенсию. Взять девчонку с вечернего отделения”. Недовольство было немедленно доведено до сведения секретарши. Нина Петровна, получив втык, в долгу не осталась. Она служила при всех институтских хозяевах и вела себя очень независимо, прохладно- пренебрежительного отношения к новому начальнику не скрывала. Подумаешь, без году неделя, а раскомандовался! Старый-то был царь, член-корреспондент и вообще… Какие люди приходили! Какой почет! И не мелочился мужик вроде этого. Опоздала, ладно, вышла, переживем. Тем более, что сам в кабинете редко появлялся: то за границу, то еще куда… К праздникам всегда подарок. Однажды даже хрустальная ваза перепала. Видно, преподнесли, а ему незачем, вазами и без того дом заставлен (Нина Петровна приглашалась иногда в царские покои и имела возможность лицезреть их во всем прямо-таки музейном великолепии). Короче, прежний сам жил и другим жить давал. Не то что этот. Сплошные требования и замечания. Зануда чертов. Полаявшись с Ниной Петровной, взвинченный, раздраженный, Игорь Анатольевич побежал на собрание. Вялые речи ораторов успокаивающе действовали на нервную систему. Он понемножку отошел. Неприятности выветрились из головы. Остались радужные мечты. Рассеянно глядя на трибуну, он представлял лес, ослепительно белый снег, яркое солнце и себя на лыжах. Замечательно… Вдруг картинка лыжной прогулки исчезла, и появилась другая картинка. Тот же зал, та же трибуна, на трибуне