Тайный визит профессора Воланда накануне перестройки

спекулянт. О таких в газетах пишут.

– Зато, небось, “Мальборо” курит и модных телок на тачке возит. Классика, – завистливо сказал сын-подросток.

– Во-первых, не рубль, а столько, сколько стоит проезд на такси отсюда до улицы героини войны Двенадцатого года Кожиной, – отчеканил Бегемот. – Это почти два рубля. Во-вторых, за саму работу я беру пять копеек, остальное – за то, что знаю, как работать, в отличие от вас.

– Ну и знай, – бросил неблагодарный гражданин и нажал на педали.

Вот тут-то и случилась жуть. Машина напряглась, взвыла, затем

оторвалась от земли и вертикально, без разбега… поднялась ввысь под дикий хохот кота. Стоявшие в сторонке и лицезревшие весь конфликт от завязки до комического (а для кого-то явно трагического) финала, профессор и Андрей реагировали по-разному. Профессор закрыл глаза и погрузился сам в себя, Андрей же онемел от ужаса и слова вымолвить не мог. Мгновенно набежала толпа. Все психовали, перебивали друг друга, пихались локтями. Версий выдвигалось тысяча. Иные не теоретизировали, а действовали, например, швыряли в неопознанный летающий объект камни, дабы установить, что из этого получится. Наконец какой-то очкастый и щуплый, с ободранным портфелем в державших только ручку и ложку руках бабским голосом пропищал: “Наверняка посланцы внеземных цивилизаций. Надо позвонить в Академию наук”. “Правильно, – хором отозвалась толпа и добавила. – У-у-у-у, внеземные цивилизации!” Это было первое общее мнение. “Откуда внеземные цивилизации? – выступил гражданин с сильным кавказским акцентом. – Это “Жигули” новой модели. По шоссе бегает, по воде плавает, по воздуху летает. Три “Мерседеса” стоит. Целый год работы. Земляк из Министерства обещал достать”. “Правильно, – хором отозвалась толпа и добавила. – У-у-у-у, дорогая стерва”. Это стало вторым общим мнением. “Фильм делают, – громыхнул на всю улицу бас. – Совместное производство. Режиссер наш. Снимают в пяти странах. Я в журнале читал”. “Правильно, – хором крикнула толпа и добавила. – У-у-у-у, любят наши режиссеры совместное производство.” Таково было третье общее мнение. Пока внизу публика продолжала гадать, наверху семейство продолжало страдать. Водитель-папа исступленно долбил в дверцу, надеясь ее открыть (зачем неясно). Но тщетно. Дверца не открывалась. С физиономии мамы краснота спала, зато напала мертвенная бледность. Она утопилась в сиденье, запрокинула голову и шептала: “Идиот… Руль… Руль… Идиот…” Сынок валялся сзади. Глаза его затуманились, в речи пропала связанность и членораздельность. Сторонний наблюдатель разобрал бы несколько слов, например “глюки”, “балдеж”,