1.2. Положение России и социально-экономическое и культурное развитие страны в период 1450-1613 годов
Новый облик Московского государства и рост его международного влияния внезапно поразили мир во время правления деда Ивана IV Грозного — Ивана III, также носившего имя Г розного, т.е. со второй половины XV века. Он установил дипломатические отношения с большинством западных и восточных правителей. Женитьба на родной племяннице последнего византийского императора повысило его престиж на Западе и на Востоке. Эти события привели к заметному увеличению культурного обмена со всеми известными государствами, особенно на Латинском Западе. Кроме того, не владея областями Западной Руси, Иван III напомнил их временным владельцам, что в качестве потомка Владимира Святого он имеет все юридические права на Западную Русь в качестве своего родового поместья. Данное обстоятельство означало, что все люди, проживающие в Западной Руси, считались подданными московского великого князя и могли беспрепятственно переселяться в Московское (Великорусское) государство. Поскольку условия общественной безопасности и уровень жизни в Москве были много выше, чем в восточнославянских землях, захваченных Литвой, то множество мастеров, ученых людей, религиозных деятелей поспешило на этот зов московского царя Ивана III, который первым из великих князей стал именовать себя этим титулом.
Все это привело к тому, что в период 1450-1600 годов в России значительно повысился уровень интеллектуального и религиозного брожения, увеличилось свободолюбие среди людей самых различных сословий. Освобождение Московского государства от монголов и татар казанских и крымских, отделение русской церкви от византийской, падение Великого Новгорода, оформление взаимозависимости народа и власти в виде самодержавия, конфликт между царем и боярами (олигархами), интенсивные контакты с Западом и Востоком — все призывало к пересмотру традиций, базовых ценностей общества и введения новых обычаев, стереотипов (таксисов действия и мышления). Новые идеи сталкивались со старыми, и происходили не только процессы трансформации старых общественно-политических и религиозных течений, но и возникновение совершенно новых, дотоле неизвестных мыслей и доктрин. Такое направление в развитии общественной мысли следует назвать либеральным, поскольку было связано со свободолюбием.
В конце XV столетия среди русских политических и религиозных руководителей определились два отношения к роли общественных, в том числе властных, институтов в стране. Эти искания велись в основном в стенах русской церкви. Одно их них занималось мистико-идеалистическими проблемами церкви и общества, другое — социально-практическими. Вместе с тем культура и религия — исторически обусловленные социальные явления, отражающие формы существования, познания и деятедьности человека. Поэтому, сначала развиваясь в лоне церкви, эти проблемы не могли не соприкоснуться с чисто светскими задачами общества, которые были направлены на преодоление социальных затруднений. Все это подготавливало общий культурный и интеллектуальный подъем в обществе.
Действительно, начало светской культуры усматривается в религиозных и мифологических источниках. Борьба Прометея с богами языческого пантеона, Иакова с ангелом, Фауста с Мефистофелем — это символическое выражение духовного натиска, характерного для культуры в ее усилиях познать то, что лежит вне действия божественного принципа и его демонической противоположности. Светская культура выражает Фаустово и Прометеево признание человека, человека по преимуществу ре- лигиозного в своей истинной природе.
Таким образом, либеральные взгляды в обществе появляются очень рано, зарождаясь в недрах религиозной культуры, религии, и постоянно занимают значительную часть светской культуры, особенно в социально- политической ее сфере. Так, возможность прочитывать и трактовать священные книги в светском духе, в духе десакрализации стала очевидной уже в средние века, что привело к появлению разного рода индексов запрещенных книг. Уже Дж. Манетти (XIV в.) и Лоренцо Валла (XV в.) оставили философские исследования текстов Библии. В России подобные исследования проводились при дворе князя Суздальско-Владимирской земли Андрея Боголюбоского с целью обосновать антивизантийскую и антибоярскую политику, исходя из библейских текстов. Под 1164 годом сохранилось в летописях имя светского руководителя, недуховного звания, этих изысканий — Федор. Федор пользовался полной поддержкой князя.
Как и всякие социальные инновации, это либеральное течение в русской общественной мысли было встречено в штыки древнерусским обществом, а оба главные его лица претерпели насильственный конец (1175 г.) в ходе заговора боярской олигархии, поддержанной церковными иерархами. На Латинском Западе в то же время проповедовал аналогичные взгляды И. дель Фьоре. Несколько позже в начале XIII века в Великом Новгороде и Пскове в условиях широкого культурного обмена с Литвой, Швецией, Данией и др. государствами на основе исконного русского свободолюбия и вольномыслия возникло так называемое «обмирщение» церкви, что выразилось в возникновении реформационных явлений и либеральных инноваций существовавшей идейной традиции. Лидеры этого направления Захар Стригольник и дьякон Карп оставили после себя значительное число письменных памятников — грамот, писем и посланий, являющихся не только документами религиозной жизни современного им общества, но и, собственно говоря, публицистическими трудами либерального толка. Это направление было всеевропейским движением. В Италии, например, его развивал Герардо Сагарелли, сожженный папскими инквизиторами на костре в 1300 году.
Сопоставление указанных учений показывает, что течения либеральной мысли на Латинском Западе и православном русском Востоке достаточно близки и одинаково проникнуты либерально-демократическим духом. Вместе с тем на содержании этих учений отразились различия общего состояния духовной культуры на Руси и европейском Западе, а также различный уровень развития философских знаний. Вместе с тем русские течения религиозного либерализма ХII-ХIII веков легализовали право каждого мыслящего человека на духовный выбор, на рассуждение по поводу религиозных, социальных и политических вопросов. Они всколыхнули московское общество, пробудили в нем страсть к спору, полемике. Но самое главное — именно благодаря суздальско-владимирским и новгородско-псковским либеральным мыслителям — впервые оформились гуманистические требования социального и общечеловеческого равенства и свободомыслия. Это был важный в политическом смысле шаг, поскольку демократия являлась исконной традицией древне-русского общества.
В конце XV века московское общество было подвержено новой дискуссии о взаимоотношении церкви и власти (государства). Заволжские старцы, возглавляемые Нилом Сорским (в миру Николай Майков), выступали за автономию церкви, хотели, чтобы церковь была полностью независима от вмешательства государства. Их оппоненты, «осифляне», возглавляемые Иосифом (в миру боярин Иван Санин), игуменом Волоцкого монастыря, считали, что церковь играет важнейшую социально-политическую роль в государстве, в качестве социальной силы общества, и требовали защиты ее со стороны государства. Осифляне были готовы дать государству свое полное благословение.
Эта дискуссия породила широкий поток собственно публицистической литературы. Инок Вассиан (в миру князь Василий Патрикеев из династии Рюриковичей), один из лидеров заволжских старцев, критиковал политику государства и церкви по конфискации крестьянской земли и имущества, непосильных налогов и процентов на кредиты крестьянам (лихва на лихву), гневно обличал коррупцию и взяточничество государственных и церковных начальников. Очевидно, что темы эти были социально значимыми для того времени, остаются таковыми и в наше время.
Одновременно с этой дискуссией о роли стяжателей и нестяжателей в управлении обществом и государством на Руси появилось (1471 г.) завезенное с Латинского Запада движение антитринитариев. Поначалу антитринитарии выступали как собственно диссиденты, т.е. критики церковного устава монашеской жизни и церковного права.
Они были своего рода проповедниками реформации церкви. На Латинском Западе такого же рода деятельность начинал в это время Мартин Лютер, расколовший католический мир на множество протестантских церквей и являвшийся фактическим организатором первой из известных мировых войн — Тридцатилетней войны, ополовинившей население Латинского Запада.
В России эта занесенная с Запада ветвь либерализма (гнилой либерализм) дала совершенно неожиданное следствие — в недрах секты антитринитариев зрел государственный переворот, готовивший передать власть кучке олигархов-бояр. Антитринитарии вовлекли в свои сети невестку Ивана III Елену Волошанину и его внука Дмитрия, являющегося правнуком последнего великого князя Тверского. Тайным сторонником учения антитринитариев стал сам глава Русской церкви — митрополит Крутицкий Зосима. Вариант инакомыслия с практикой династического переворота был слишком необычен для средневековья, чтобы с ним мог согласиться любой здравомыслящий лидер государства. Собор 1503 года «при поддержке царя и великого князя» начал тщательный розыск по делу о секте антитринитариев. Обвинителем выступал Иосиф Волоцкий. Многие сектанты были приговорены к доселе невиданной казни — сожжению в срубе. На этом настояли осифляне, требуя применения к сек- тантам методов папской инквизиции. Зосиму судить не стали как главу Церкви, но потребовали от того письменного заявления о слабости здоровья и невозможности поэтому исполнять свои обязанности. Митрополита «свели» с кафедры высшего иерарха, обвинив гласно в российском грехе: «за пианственное житие», — и перевели на покой в Троице-Сергиев монастырь.
Внук Ивана III, Дмитрий, и его мать были заточены в тюрьму, где и погибли, а «царство» было передано в руки Василия, сына от второго брака царя с византийской принцессой Софьей.
Победа осифлян над нестяжателями и антитринитариями породила новую дискуссию в обществе — о назначении и роли правителя Московского государства и Русской церкви в христианском мире. Великорусский народ к началу царствования Ивана IV Г розного создал уже отличную от других единодержавную форму государства, отвечающую его понятиям, — самодержавие. Прочие славяне сделать этого не смогли, утратив на значительный период времени свою политическую самостоятельность. Польша сохраняла видимость своей независимости, поскольку прямо зависела от расположения папского престола в Риме. Способность создать и воплотить на практике свой идеал государства в народных формах, потому доступных и понятных каждому русскому человеку, а также в умении сохранить, поддерживать и развивать его, заключается историческое значение русского народа. Русский народ создал Великорусское (Московское) государство, которое являлось свершившимся идеалом национального государства.
Новый выход Русского государства на мировую арену в послемонгольский период требовал разработки доктрины национальных интересов, применительно к внешней политике. Это означало выработку соответствующих идеологических основ московского самодержавия, понятных всему кругу цивилизованных государств того времени. На это были направлены интеллектуальные усилия русских государей, богословов, философски и исторически мыслящих людей великорусского общества.
Первым, непременным, условием этой программы была поддержка христианства и в первую очередь русского православия и его сохранения во всей чистоте. Следующей задачей было укрепление роли России в современной системе геополитических координат, государства и общества, отношений между государственной властью, народом, церковью, выяснение значения для страны боярской олигархии, в которую входили члены множества российских этноэлит.
Государственная политика России на рубеже XV-XVI столетий занималась весьма важным делом — заполнение политического и геополитического вакуума, созданного гибелью Византийской империи. «Русский Макиавелли» — дед Ивана IV Г розного — Иван III первый в стране осознал необходимость формирования новой идеологии Великорусского государства. Самые широкие слои общества приняли участие в ее разработке; во главе процесса стояли наиболее грамотные и образованные слои — духовенство, бояре и сам царь всея Руси.
Именно ближайший сотрудник Ивана III митрополит Зосима выдвинул в начале 90-х годов XV века геополитическую доктрину «Москва — новый град Константина», ставшую идеологической основой того государственного дома, на укрепление которого московский царь направил все силы и дела своей жизни. Зосима выступал с церковнообразующей концепций государства. Он смело соотносил новозаветные пророчества с современными византийско-русскими реалиями, обосновывал на этом фундаменте преемственность русских на мировую гегемонию и ставил под сомнение греческую систему назначения церковных иерархов. Концепция Зосимы носила эсхатологический характер «конца времен», или конца мировой истории. Возникла необходимость придать ей прикладной характер. Этим делом занялся главный обличитель антитринитариев и примкнувшего к ним Зосимы игумен Иосиф Волоцкий. Он ввел в доктрину необходимый элемент происхождения царской власти от Бога, что делало власть московского царя абсолютной: «Царь лишь естеством подобен человеку, властию же сана яко от Бога».
Начатое Иосифом (Саниным) идеологическое возвышение единодержавной власти стало нормой русской философско-политической мысли последующих веков. Аналогичный процесс шел на Латинском Западе, где в это время происходит становление абсолютистских монархий — Франция, Англия и Испания. Выход России на уровень общеевропейской и восточной мировой политики побуждал и московских царей и общество заниматься разработкой вопросов укрепления национального единства и роста мощи национального государства.
В этой связи в начале XVI века появляются несколько посланий к царю старца Псковского Елизарьева монастыря Филофея под общим названием «Москва — Третий Рим», которые представляют дальнейшее развитие идей Ивана III, Зосимы и Иосифа Волоцкого. Несколько позже — в первой четверти того же века — бывший иерарх Тверской Спиридон пишет трактат «Послание о Мономаховом венце», в котором исследуется происхождение великорусских государей от «сродника Августа —
кесаря» легендарного Пруса. Выводы этого послания приводятся в полемической переписке Ивана IV Г розного с его родственником (из династии Рюриковичей) князем Андреем Курбским.
Старец Филофей делает вывод и дает рекомендацию власти: «Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царства преидоша в конец и спадошася во едино царство нашего государя по пророческим книгам; яко два убо Рима падоша, а третей (то есть Москва) стоит, а четвертому не быти». Развивая ту социально-политическую мысль о духовно-нравственном разложении латинско-западного общества старец утверждает, что и его политические институты — государства — также находятся на пути к распаду. Он утверждает истинно геополитический тезис о гегемонии Руси в этом мире, поскольку не существует уже государств, могущих взвалить на плечи своего народа вселенскую ответственность — мировая гегемония Москвы и единое государство глобального сообщества христиан. Кроме того, в Кремле законно находились императорские регалии Западной Римской империи и Византийской империи, что делало московского царя действительным претендентом на мировую власть.
По этим причинам усилия православных богословов были направлены на создание идеологии вселенских настроений Москвы как Третьего Рима: во главе державы православный царь, подле которого русский патриарх, представляемый к утверждению на кафедре самим царем. В правлении Ивана IV Грозного появляются идеологические трактаты данного направления — Четьи-Минеи и «Книга Степенная царского родословия». Они явились завершением огромной идеологической работы, проведен- ной православными русскими и греческими книжниками-богословами почти за сто лет — со времени Ивана II до правления Ивана IV.
Византийская традиция, рассматривающая императора как выразителя высшей власти в государстве и посланника Божьей воли, была соединена на Руси с московской традицией единодержавной наследственной власти в государстве как общем доме всех русских людей.
Подобная тенденция на укрепление государства не отвечала интересам боярского олигархии, гласным выразителем которых выступил кузен Ивана IV А. Курбский. Их переписка содержала разработку многих либеральных воззрений, необычных для того времени. Так, Курбский ставит вопрос о необходимости сословно-представительной монархии, т.е. прообраза конституционной монархии, рассматривает проблемы функционирования народнохозяйственной системы на Руси, изобличает «культ лич- ности» царя и требует свободы слова для изложения насущных задач общества. Курбский первым из западников чохом записал Россию под властью царей в азиатские деспотии с ее экономикой, организованной по «азиатскому способу». Не разобравшись в существе мировых проблем и вызовов времени, которые настоятельно вели мир к новому мировому геополитическому порядку, Курбский, его единомышленники и их латинско-католические покровители желали только одного — жалкой и униженной России в качестве младшего партнера Латинского Запада. Истинное лицо Запада перед Россией передано нам из того времени свидетельством английского шпиона, купца и личного представителя Елизаветы I при царе Иване IV Флетчера: «Что будет из русских людей, если они к способностям переносить суровую жизнь и довольствоваться малым присоединят еще искусство воинское? Если бы они сознавали свою силу, то никто не мог бы соперничать с ними и соседи не имели бы от них покою».
Следует признать, что усвоение обществом и правящими кругами России концепции «Москва — Третий Рим» давала народу сознание своей силы и мощи его национального государства. Вместе с тем осознание своей силы влечет за собой нравственную необходимость правильного распоряжения ею. В этой связи на государственном уровне важнейшей особенностью самодержавия является адекватность государственной власти ее священной миссии и ответственности за народ. Самодержец потому помазанник Божий, что он вершит мировую историю не по собственному произволу, но благодаря своей связи с высшим промыслом. И церковь идет навстречу такой власти, ибо вносит в нее благодатную силу освящения. Более того, концепция истинного самодержавия утверждала, что власть, церковь и народ есть единое целое, имеющее общие интересы и не имеющее партикулярно-сословных потребностей. «Власть для народа, народ для власти» — вот сердцевина и суть русского самодержавия. Церковь как проявление тела и Духа Божьего является той субстанцией, которая делает формулу подлинно сакральной. Церковь как пастух пасет народ и освящает царскую власть, которая контролирует и управляет ходом мировой истории через народы, подчиненные ей Божьим промыслом, ибо «нет власти не от Бога, и всякая власть от Бога». Именно так жили первые патриархи на Руси — Иов и Гермоген, погибший от власти засевших в Кремле иноземцев и предателей-бояр.
Особый момент концепции сакральной власти — самодержавие и «Москва — Третий Рим» — состоит в том, что царская власть есть та точка, в которой происходит встреча исторического бытия народа с волей Божьей. Отсюда вывод русской государственно-политической мысли о назначении государя: «Неправедный царь — не Божий слуга, но Диавол». Действительно, царь завершает замысел Божий и открывает тайну судьбы, предначертанную свыше народу, над которым царь и осуществляет самодержавную власть.
Православные (ортодоксальные) церковники и книжники дали концепцию бытия Русского государства, выдержанную в строго эсхатологических тонах и категориях апокалиптического минора. Если Москва есть Третий Рим, то и последний: наступила эпоха последнего земного царства, которое должно реализовать на земле сакральные ценности и заветы в отведенный ему срок существования. В этот период действует нравственно-политический императив: «Народу принадлежит сила мнения, а царю — сила власти». Согласно ему три силы — царь, народ, церковь — стали рядом и составили органический монолит русской мысли, русского чувства, русской воли и русско-православной совести. На этом крае- угольном камне основывалась русская демократия того времени: земские соборы никогда не претендовали на власть, а цари московские никогда не шли против мнения земли Русской. Вообще, царь как глава и представитель государства, блюститель и защитник его интересов и преимуществ, как державный правитель народа имеет право употреблять все законные средства к утверждению безопасности и возвышению жизни и благосостояния своих подданных. Царская власть даже в своем высшем проявлении — самодержавие— не изъята из повиновения нравственным законам. Отсюда следует, что власть предержащие «должны свято и ненарушимо исполнять волю Божию о конечной цели народа и свои велики обязанности, служа примером для своих подданных».
Эта доктрина сыграла свою роль в завершении Смутного времени, периода гражданской войны и иностранной (польско-литовская) интервенции в России. Народ, церковь и династия объединились для последнего усилия устранить безвластие в Русской земле. Протопоп Савва, нижегородский земский староста Козьма Минин и князь из Рюриковичей Дмитрий Пожарский как выборные люди русского народа объединили здоровые силы государства, которые избавили землю Русскую от междо- усобной бойни и довели дело до Великого земского собора 1613 года, восстановившего самодержавную власть.
Религиозная полемика и новые идеи в церковной и государственной областях нашли свое выражение в многочисленной литературе, состоявшей из памфлетов, проповедей и эпистол. Переписка Ивана IV с Курбским сопровождалась подобным развитием социальной и политической литературы. К ее выдающимся образцам принадлежат сочинения Ивана Пересветова, дворянина из Брянска. В 1547 году он написал несколько памфлетов и аллегорий, в которых советовал царю уменьшить власть бояр и основать сильную власть, основанную на хорошо оснащенной армии и грамотной администрации. Пересветов был выразителем поместного дворянства, которое было готово стать опорой царю в проведении реформы государства. Иван IV в 1550-1551 годах на Стоглавом соборе реализовал эту идею и возвысил собранных со всей страны 1000 мелких дворян до уровня привилегированных дворян (гвардейцы), охранявших особу царскую. Все они получили поместья в окрестностях Москвы и образовали особый разряд дворян московских, служивших по московскому списку.
Другим важным комплексом политических сочинений являются официальные и частные письма Ивана IV, касающиеся социально-популистских, экономических, административных и других вопросов повседневной жизни государства и исполнительных лиц. Примечателен и важен факт, что царь в них стремится убедить оппонента в правоте своей позиции, и если отдает приказ на исполнение, то тем самым не стремится просто уничтожить его. Показателен в этом отношении пример с Макси- мом Греком, которого царь вызвал из Троице-Сергиева монастыря по делу об антитринитарияв. Максим пишет в ответ, что приехать не может, поскольку боится за свою жизнь, зная нрав и характер русского самодержца. Царь милостиво отвечает, что личность его не вызывает никакого сомнения в его лояльности и что просьба эта вызвана лишь государственной службой и тем обстоятельством, что необходим ученый человек, экс- перт по сектантству. Вызов закончился тем, что, сославшись на физиче- скую немощь, Максим Грек послал свое экспертное заключение — «обличение еретиков» на существо деятельности и учения антитринитариев.
Знаменитый Максим Грек (в миру грек Михаил Триволис), афонский монах, прибыл в Москву в 1518 году по приглашению великого князя. Ученый монах был светочем современной науки, великим писателем — гуманистом того времени. Максим симпатизировал заволжским старцам, нестяжателям. Он вошел в круг монахов, близких Нилу Сорскому, и развивал его идеи об отказе от монастырской собственности, поскольку мысли об ее управлении отвлекают монахов от главного их дела — «единение с Богом». Действительно, сам Нил оставил потомству свои рассуж- дения об идее и технике медитации, внутреннего психологического сосредоточения, богословские труды и мистические откровения.
Нил Сорский и Максим Грек породили знаменательное явление в русском обществе. Вокруг них сложилась своеобразная группа средневековой монастырской интеллигенции, деятелей средневековой культуры и просвещения. Слово «интеллигент» было введено лишь в середине XIX века знаменитым русским романистом В. Боборыкиным, бытописателем московских нравов, москвичом в одиннадцатом поколении. Известный писатель подразумевал, что интеллигент — это независимо мыслящий человек, т.е. диссидент в гражданском смысле этого слова. Диссидент, в католическом каноническом праве, означал лицо церковного звания, ули- ченного в грехе реформаторства канонов римско-католической религии. Таким образом, течение нестяжателей в русской религиозной мысли подготовило возникновение и развитие просветительского и культурно-интеллектуального движения, появление его подвижников и ученых людей в либеральном смысле этого слова, как творцов нового и исследователей существующего. Россия и в этом оказалась в первом ряду деятелей мирового прогресса, поскольку в то же время творит в Италии другая мегазвезда науки, техники, культуры и искусства – великий Леонардо да Винчи.
Влияние личности Максима Грека не могло ограничиться только монастырским сообществом. Оно простиралось на все московское общество. Поэтому когда церковные соборы первой половины XVI века покончили с нестяжателями и передали управление церковью в руки стяжателей, осифлян, то культуртрегерское воздействие идей и мыслей заволжских старцев продолжало иметь место через Максима Грека и его учеников. Эти ученики появились во всех без исключения сословиях и группах московского общества. Наиболее ярким примером служит в этом плане жизнь и деятельность князя Андрея Курбского и боярина московского И.Н. Берсень-Беклемишева. Они были учениками Максима Грека. Боярин этот был подлинным представителем московского либерализма. Он отличался свободолюбием и вольнолюбием, т.е. отличался независимым образом мыслей и был настоящим великорусским интеллигентом эпохи Великорусского государства. Однако все переходные времена, особенно период становления нового геополитического порядка, отличаются жестокими нравами, ожесточенной политической борьбой, в которой гибнут целые государства, не говоря уже о судьбах простых людей. Памфлеты и эпи- столы Беклемишева были приобщены следствием к его делу о политическом розыске «по государственному преступлению в подозрении в нелояльности к государю». Свидетелем обвинения против боярина выступал сам Максим Грек.
Подобное поведение было в духе той эпохи, равно проявляющееся как на Латинском Западе, так и на Руси. Гуманисты того времени соблюдали все религиозные обряды и ритуалы и избегали прямых столкновений с церковью. В это время и много позднее, все еще преобладают аристократическая светская и религиозная культуры. Демократические и либеральные основы для развития культуры и литературы в их ориентации на современные им проблемы простого человека носят еще отвлеченный характер, преломляясь в теории, исходящей из источников о гражданских идеалах древнего Рима. Первые гуманисты на Западе — Кола да Риенцо и Пикко делла Мирандола — погибли в противостоянии с итальянскими феодалами и папством, пытаясь насадить в общине Рима и заставить работать эти отвлеченные для простого народа абстрактные истины. Поэтому судебный приговор по делу Беклемишева об «изъятии у него языка» следует признать весьма мягким в виду жестоких нравов, царивших в то время.
В послемонгольский период и до Смутного времени Россия испытала несомненный прогресс в области производительных сил и медленное, но прочное изменение в области духовных ценностей. Соответственно следует говорить о начале развития идей либерализма, пока еще концентрировавшихся на усилиях сформировать культурно-просветительское на- правление и спорадически дававших публицистические труды.
Вместе с тем дух церковной традиции не мог сдержать развитие светской культуры, что прямо связано с развитием идей демократии и либерализма, свободолюбия и вольнодумия, которое можно охарактеризовать как процесс усиления светских форм духовной жизни. Этот процесс, гуманистический по своей сущности, развертывался как переходный период, как звено между эпохами устойчивого прошлого и ожидаемого будущего. Весьма интересна тема сравнения путей развития гуманизма эпохи Возрождения на Западе и либерально-демократических идей в период Московского государства на фактах живописного наследия: станковой живописи и иконописи.
XV-XVI века — это грандиозная эпоха, которую следует назвать осенью русского средневековья. Сам XVI век — это взрывное течение русской культуры за предшествующие полтысячи лет.
Период автономизации светской культуры, ее отделение от культуры церковной, по своему существу является периодом либерального движения человеческой мысли, а по своей широте, включения в это движение различных сословий русского общества, он является и периодом демократизации общественных отношений. По этой причине все явления общественной жизни приобретают в его рамках самое интенсивное развитие, часто заканчивающееся взрывом. Свободное, вольнодумное течение общественной мысли переходит в анархию и хаос политической жизни, заканчивается смутными временами и гражданской войной, если в стране перестают действовать по каким-либо причинам институты государственной власти или гражданского общества. Расцвет полемического богословия в XVI веке указывает на рост либеральных настроений в русском обществе. Богословы и религиозные публицисты того времени видят свою задачу в раскрытии таких настроений, их обличении и нахождении отличий от ортодоксии. Эти события явились большой школой для становления отечественной либерально-демократической публицистики, формирования значительных фигур данного направления общественной мысли. Наряду с письменными источниками икона также является главным орудием в идеологической борьбе. Живопись Возрождения и русской иконы является ярким примером двух течений либерализма в мировом искусстве XIV-XVI веков. Если мышление Латинского Запада в искусстве реализовывалось в пространственной системе прямой перспективы с ее главным принципом непосредственного восприятия, то икона реализует обратную перспективу по принципу главенства умозрения, связи с традицией. В этих принципах отражается ценностная ориентация искусства как направленности художественного восприятия. Говоря об отражении в искусстве пространства мира, человек неизбежно сталкивается с антиномией мировоззренческого порядка. Пространство бесконечно, оно не имеет границ даже в земных условиях. Это противоречие снимается в рамках выбранной системы языка живописи. Культура Латинского Запада сложилась в условиях господства пришлых элементов, народы Запада образовались из двух разных групп людей: захватчики и покоренные. По- этому в критических точках своего исторического поворота Латинский Запад резко подразделялся на антагонистические группы, которые боро- лись за власть. В России до эпохи Романовых не было такого противопоставления людей; почему русскому обществу присуща власть традиции. Эта дихотомия цивилизаций прямо перешла и в духовную сферу, в искусство и публицистику, литературу. Именно по этой причине на Латинском Западе довольно рано появилась собственно политическая публицистика как либерально-демократическая тенденция в общественно-политической жизни западных государств. Все это привело в XIII веке к оформлению на Западе прототипов современных политических партий — гвельфов (сторонников Папы Римского) и гибеллинов (имперская партия, партия, под- держивающая германских императоров). Настоящая кровавая политическая борьба этих двух партий продолжалась более трехсот лет и закончилась в конце XV века с образованием в Европе сильных унитарных национальных государств.
Поэтому автономизация секулярной культуры от религиозной шла на Латинском Западе более интенсивно и резко. В искусстве это выразилось в резком противопоставлении жизненных наблюдений принципу условности искусства. Протест против католицизма до эпохи Реформации (с 1516 г.) носит именно такой идеологический аспект, оружием которого стала светская живопись. Потому искусство Возрождения ориентирует человека на настоящее, на исследование всех фрагментов реальности, открывающейся художнику и публицисту. Этот разрыв реальности на временные и пространственные сегменты все возрастал, возрастало и различие мировоззренческих позиций церковников и светских деятелей.
Такого рода коллизий не могло быть в современной русской культуре. Антагонизмы в обществе не могли достичь такой силы и глубины, поскольку в России никогда не было (до Романовых) угнетаемых и угнетателей. Принцип государственного домостроя, или самодержавия, достаточно бескомпромиссно регулировал существовавшие общественные отношения. Поэтому важно увидеть в русской иконописи то средство, которое позволяет установить меру общественного равновесия. Действительно, иконопись отвлекает человека от сиюминутного и ориентирует на всевременность, вечность. Искусство Латинского Запада дает воз-
можность видеть прошедшее и будущее в настоящем; русская иконопись — видеть прошедшее и будущее сквозь настоящее. Обобщение различия художественного видения реальности позволяет усмотреть в выявленном различии общую направленность общественной мысли в целом как на Западе, так и в России. Либерально-демократические тенденции, развивающиеся в рамках обеих культур, только углубляли указанные позиции, составляя все более их отличие в светских культурах России и Запада. Фактически либеральный демократизм — это метод освоения социально-политической реальности, который может оперировать фактами национальной жизни. Отсюда кажется весьма наивным то желание политических радикалов, которые пытаются общественно-политический опыт Латинского Запада пересадить на иную национальную почву. Роль национальных традиций в России должна иметь большое значение в любой политической системе либерально-демократических ценностей и принципов, которая привлекается в стране для упорядочения общественной жизни.
Пошатнувшиеся основы русского мировоззрения в ходе автономизации светской культуры сделали Россию незащищенной перед влиянием западно-латинской, более активной и жизнестойкой, направленной в настоящее время, культуры. В этом контакте были заведомо неравные положения сторон — русская культура переживала затянувшийся кризис переходного периода, русское общество ждало дня Страшного суда, а европейская культура и общество стояло в Новом времени, с новыми про- изводительными силами и новой секулярной культурой, которой всячески помогала папская власть и ее религиозная культура. Столкновение двух главных культур в Европе оказалось не в пользу русской. Печатные книги и гравюры, европейская мода и новые философские идеи, технические новшества и даже кулинарные продукты — все это хлынуло на Русь. В Кремле появились первые театральные труппы и ансамбли инструментальной музыки (конец XVI в.). В это же время стали утверждаться новая эстетика и новое богословие. Все эти либеральные новации оказались для традиционно русского общества весьма болезненными, но могли быть адаптированы к местным условиям, если бы само существование государственной власти в России не оказалось под вопросом.
Мрачные предчувствия конца времен начали оправдываться уже в конце XVI века. Династический кризис, воцарение Лжедмитрия I, восстановление династии Рюриковичей (царь Василий Иванович Шуйский), боярский государственный переворот во главе с боярами Воротынскими и Романовыми, сместивших, при несогласие с тем патриарха Гермогена, царя, последующая власть боярской олигархии — Семибоярщина, появление Лжедмитрия II, иностранная польско-литовская интервенция — поставили страну на грань выживания.
Прибывшие из польского обоза Романовы — Михаил и его отец, Филарет (Федор Никитич), произведенный Тушинским вором в русские патриархи — ставшие на Соборе 1613 года царями (Филарет также был избран царем, как и его сын, ставший основателем династии Дома Романовых). На пепелище — духовном и материальном, — оставленном Смутным временем, — Романовы начали возводить фундамент другого, не традиционного, государства с другой культурой, по преимуществу запад- ной. Отсюда жестокая борьба государства с русским православием, закончившаяся упразднением патриаршей кафедры в России при Петре I (1700 г.). В общих чертах это было логичное отступление от русских традиционных правил, поскольку Филарет Романов, бывший суздальский митрополит, не был предназначен к патриаршеству законным самодержцем российским, но только Тушинским вором. Следовательно, согласно русской традиции, все последующие патриархи занимали и занимают свою кафедру незаконно. Они могут посвящаться только с изволения русского самодержца, но не Поместным Собором русских иерархов церкви. Таким образом, тлетворное влияние Запада коснулось «святая святых» русской жизни — существования патриаршества и монархии.
Фактическое лютеранство Петра I Романова также делало русскую государственность подверженной внутренней смуте и внешним интервенциям, заставляло русский и иные народы государства в случае политических кризисов обернуться против Дома Романовых. За первые сто пятьдесят лет царствования Романовых появилось больше сорока самозванцев, в том числе вызвавших крупнейшие народные восстания, — Степан Разин, Кондратий Булавин и Емельян Пугачев.
Между тем в первой половине XVI века в России обозначился существенный экономический рост. Политические группировки московского боярства и остававшихся удельных князей значительно обогатились и стали играть значительную роль в социально-политической жизни России. В конце 1540-х годов вокруг Ивана IV образовался кружок реформаторов, известный под названием правительство «Избранной Рады». Наиболее активными либеральным деятелями этого кружка были цар- ский духовник протопоп Благовещенского собора Кремля Сильвестр и выходец из костромских дворян А.Ф. Адашев. Большое влияние на молодого царя в духе христианской демократии оказывал глава РПЦ митрополит Макарий.
Особенно значительными, имевшими далеко идущие социальные и политические последствия, стали осуществленные в духе старой традиции русской демократии реформы в области местного управления.
В 1555 году была ликвидирована старая система начальственных кормлений, а власть (в т.ч. и финансовая) на местах перешла выборным органам местного самоуправления во главе с губными старостами. Большинство губных старост было из местного дворянства. Право самоуправления обрели в этот период не только дворяне. Важное социальное и политическое значение имела т.н. земская реформа 1551-1556 годов, согласно которой в районах, где отсутствовало дворянско-помещичье землевладение, власть переходила в руки земских старост и их заместителей — земских целовальников и дьяков, которые выбирались крестьянами и посадскими людьми. Земельные органы наделялись широкими административными, финансовыми и судебными полномочиями. Земские старосты выбирались обычно из наиболее зажиточных крестьян и горожан. Они активно защищали на местах интересы нарождавшегося в ходе экономического бума «третьего сословия», прежде всего волостной и посадской верхушки населения. Права самоуправления были даны и рядо- вому духовенству в лице выборных поповских старост.
Таким образом, экономический бум и положительные результаты реформ в середине XVI века весьма четко обозначили процесс развития сословных прав и сословного самоуправления, охвативший все слои русского общества, включая конституирование положения Боярской Думы как высшего правительственного органа при царе (1550 г.). Эти реформы имели своей целью достижение компромисса интересов государства и поднимавшихся сословий, способствовали развитию самоуправления сословий, открывали широкий либерально-демократический путь развития русской государственности как конституционной сословно-представительской монархии с ограничением власти самодержца правами сословий.
В царских архивах сохранились послания Ивана IV с критикой порядков западноевропейских государств, где правят «бояре и вельможи и торговые мужики», а монархи «государствами своими не владеют». Идея самодержавия, по его мнению, находится в явном противоречии с проявляющимися в России тенденциями развития конституционной (сословно-представительской) монархии. Необходимость делить власть в первую очередь с боярами воспринималась царем как ущемление верховной власти Боговенчанного царя. Дальнейшие события показали, что действительно социально-политический кризис государственной власти в России был вызван политической борьбой высших бояр с царем за право участвовать в решение всех государственных вопросов. Послания князя Андрея Курбского к царю подтверждают этот вывод. Эта же борьба явилась источником самой резкой публицистики, критикующей современные порядки и указывающей на либерально-демократические способы разрешения возникающих противоречий.
Уже в этот период развития отечественной общественной мысли следует говорить о ее социально-политической, либерально-демократической направленности, поскольку в ее центре находится человек. Этот антропоцентризм русских философских и публицистических исканий является важнейшим фактом разделения религиозной и светской культур и подтверждает движение России к вызовам Нового времени, которые сотрясают Латинский Запад и приводят его к большой всеевропейской войне, ополовинившей его народонаселение. Говоря коротко, все напряжение русской либеральной мысли во все века существования Русского государства сводилось к познанию правды жизни. Только в русском слове «правда» истина и справедливость называются одним и тем же словом и сливаются в одно великое целое. «Всякий раз, когда мне приходит в голову слово «правда», — писал А.С. Пушкин, — я не могу не восхищаться его поразительной внутренней красотой».
Эта цельность русской правды является резким контрастом России XIII-XVII веков Латинскому Западу, который в своей общественной мысли делит реальность подобно мозаике и изучает в отдельности эти ее кусочки. От того обе эти формы познания по разному оценивают исторические факты и их социально-политические последствия. Кроме того, общность культурного церковного языка и учености — латинского — во- влекла в общность культурного процесса и единения многие народы европейского Запада, в то время как русский народ был предоставлен самому себе, так как греческий язык не стал на Руси богослужебным языком.
Наряду с церковными традициями либеральные движения и литература на Руси были крепко связаны с русским максимализмом, ничего общего не имеющего с западно-латинским принципом жизни с его делением на господ и рабов (завоевателей и завоеванных). Этот максимализм проходит красной нитью через всю историю духовной жизни в России. Несомненно, что этот максимализм сам по себе нерелигиозного происхождения. Он связан с природными особенностями русской души, которые складывались на всем протяжении русской истории. Безмерность русских пространств, отсутствие внутри коренной России высоких гор — все эти геополитические факторы и влияния определили весь спектр особенностей русской души. Но, будучи геополитически детерминированы и определившими стиль и формы духовной жизни народа, эти особенности русской души были подкреплены некоторыми чертами православного христианства, с которыми глубоко срослись. Это — мотив целостности, который придает вообще христианству оттенок радикализма. В русской душе антитеза «все или ничего», не сдержанная житейским западным благодушием, апеллирующим к сиюминутным практическим результатам, получает простор в воображении духовной жизни. Поэтому в русском обществе существовала сила противления любому, самому незначительному перевесу материального начала перед духовным. В этом отношении юродство на Руси является древнейшей либеральной формой демократии, когда юродивые публично или наедине с царем московским высказывают тому все чаяния народа, а также обличают несправедливые
порядки в государстве. В монастырях же проходит более глубокая духовная работа, в частности здесь идет формирование системы национальной идеологии. Вместе с тем идеологические изыскания русских церковных кругов привели к учению о двойственном строении мирового (исторического) бытия, как подчинение земного бытия бытию высшему. В этом случае в обсуждение проблемы вовлекались и светские круги общества, которые контролировали низший круг бытия. Справедливо было замечено, что церковные споры и увлечения ярко отражали богатство духовной жизни, обилие талантов в среде независимо мыслящей (либеральной) интеллигенции, окружавшей Ивана IV в первые годы его царствования. Эта интеллигенция была богословски образованной и демократически мыслящей — достаточно назвать имена светила тогдашней мировой науки Максима Грека и его ученика, блестящего публициста того времени, — князя Курбского.
Упоминавшийся выше афонский монах Максим, прозванный на Руси «Греком», был первым в отечественной истории арестованным, кому инкриминировались не действия, а вольные, либеральные речи — в том числе по вопросам политики. Мудрый старец стал центром жаждущих просвещения русских людей. Так возник кружок, в котором обсуждались религиозные, философские и политические проблемы. Судя по сохранившимся материалам следственного дела, этими первыми, подлинными, либеральными демократами на Руси были И.Н. Берсень-Беклемишев, В.М. Тучков, А.И. Холмский, И.Д. Сабуров, И.В. Токмак, Федор Жареный, греческий монах Савва и др. Секретарем первого либерального кружка был келейник Максима Афанасий. До наших дней дошли протоколы следствия, раскрывающие темы заседаний кружка по самым широким вопросам современной жизни — религиозным, политическим, эко- номическим и даже собственно научным.
Кружок был разгромлен по указанию Василия III, согласно которому его участникам вменялось в вину иметь собственное мнение (либеральные взгляды) о происходящем в стране, не совпадающее с воззрениями властей предержащих. Необходимо отметить, что, хотя Максим в очной ставке с Берсенем оклеветал того перед лицом Василия III, обвинив в государственной измене, сам он отличался гуманистической направленностью своей личности. Максим учился в университетах Венеции, Падуи и Флоренции, крупнейших научных центрах того времени, был лично знаком с великим народным трибуном и вождем Саванаролой, с Иоанном Ласкарем, а также крупнейшим книгоиздателем Европы венецианцем Альдом. Максиму предлагали профессорскую кафедру в любом университете Италии, но он, по его словам, был весьма недоволен засилием «аристотелевских художеств», которые, как известно, были положены Фомой Аквинским в основание томистской схоластики, являвшейся уже к XIV веку господствующей доктриной католической церкви (окончательное утверждение в 1879 г. энцикликой папы Льва III). Максим Грек был откровенным почитателем Платона, «внешнихъ философовъ верховного», и схоластика римско-католической веры была для него синонимом ереси. Эти обстоятельства определили решение Максима в пользу отъезда в Москву по приглашению великого князя. С собой он привез много книг венецианской типографии, а также греческие рукописи, что не могло не поднять уровень современной ему общественной мысли в России, зная, какое количество русских грамотных людей нуждалось и получало от него советы и разъяснения. Вместе с тем следствие установило, что Максим имел прямое поручение от властей предержащих Латинского Запада через бояр оказать влияние на Василия III и получить от него русскую помощь против турок, что шло вразрез с государственной политикой Москвы о союзе с турками. Кроме того, Максим был прямой и резкий противник Русской церковной автокефалии. Все это определило длительную изоляцию ученого монаха в монастырях без права его посещения без царского указа.
Вместе с тем просветительская деятельность Максима привела к развитию книгопечатания на Руси: царь Иван IV еще в 1548 году выписал из Германии типографов и печатные станки, в 1553 году выстроил в Москве дом под типографию, в котором с 1563 года начали заниматься книгопечатанием два мастера Иван Федоров и Петр Тимофеев. 1 марта 1564 года они заканчивают печатание первой книги — Деяний апостольских и соборных посланий с посланиями апостола Павла. Вместе с тем известно, еще в 1556 году в этой типографии работал другой мастер печатных книг Маруша Нефедьев, книги которого пока не найдены. Кроме того, ходили слухи, что все наши первопечатники работали сначала под руководством выписанных немцев и что, следовательно, первопечатные книги должны были печататься еще в 1553 году. Книгоиздание как элемент культуры появилось много раньше, чем печатание книг. Более того, известно, что при дворе Ярослава Мудрого (XI в.) и при Софийском соборе в Киеве существовали кружки переводчиков с греческого и переписчиков, с работой которых связано вхождение в славянский оборот длинного ряда литературных памятников и богословских трудов. Есть свидетельства, что под правлением крестоносцев в Палестине в XI—XIII веках туда были отправлен ряд книжных экспедиций, руководимых церковным людом, тогда как с Латинским Западом, Царь-градом и Афоном также связи никогда не прекращались, и поток рукописей постоянно имел место на Руси. Ведь именно на этой литературе воспитались и первые русские летописцы, и первые русские агиографы, бытописатели новой и святой Руси.
Татарский погром также не был во всех отношениях катастрофическим для Руси. Во всяком случае, Суздальско-Владимирская земля не подверглась опустошительному нашествию и сохранила почти все свои культурные центры. И XIII век в истории русской культуры и письменности не содержит никаких примет упадка и оскудения. В памятниках XIII века — Патерик Печерский, Толковая Палея и ряд сводов противоиудейской полемики — парадоксальным образом содержатся указания на рост связей со славянским югом, Далматинским побережьем Балкан. В XIV веке эти связи только усиливаются, как усиливаются они с Константинополем и Афоном. В русских монастырских книгохранилищах отмечается приток рукописей и памятников того времени, включая приток новых памятников. Много среди них было книг философского, мистико-аскетического направления, которые дисциплинировали и оттачивали мысль исследователей. В XV веке интенсивность полемики московских книжников с восточными патриархами усиливается, растет поток соответствующей литературы об обосновании автокефалии Русской церкви. Дело дошло до того, что возникает политическая потребность московских правящих кругов придать забвению саму греческую традицию в русской культуре. Ведь именно в этом смысл сказания о проповеди апостола Андрея на Руси, как оно принималось и применялось в XVI веке. Вместе с национальным утверждением появляется опасность сужения православного кругозора, сужения его проблемами «агарянского плена» греков, «живущими во области безбожных турок поганскаго царя».
Однако культурное оскудение Византии, завоеванной турками, было компенсировано широким потоком культурных заимствований с Латинского Запада начиная с середины XV века. Сам великий князь Василий III стоит во главе социальных и политических перемен в стране, заменяющих старые обычаи. Более того, его любимый лекарь, Николай Немчин ведет либеральные беседы и даже переписку на темы о соединении церквей. Из кружка, сложившегося вокруг Немчина, распространяется литература о звездозакониях (астрология) и переводы иудейских законнических книг. Максим Грек вступил в резкую полемику с ученым лекарем и, та- ким образом, с самим великим князем.
Во времена Ивана IV эта тенденция была смягчена, и больше внимания стали обращать на местную, русскую старину, а греческий источник стал заменяться древнерусским. По свидетельству современника, в Москве стремятся и стараются «строить культуру как систему». Другие полагали, что это время следует сравнивать с современным ему процессом «католический реформации» Латинского Запада, а Стоглавый собор 1550/51 гг. с Тридентским собором, на котором Лютер объявил свои принципы реформы католической церкви. В начинаниях митрополита Макария и Сильвестра ясно чувствуется немецкое влияние, когда побеждают сиюминутный, социально-бытовой идеал и направленность человеческого действия на рутинную реальность быта. Стоглавый собор отразил фактом своего проведения инновационную тенденцию, волю власти к построению и закреплению нового порядка. В частности, знаменитый «Домострой» является типичным памятником этой либеральной эпохи, по словам современника, «начинавшейся как реформация, и осуществленной как реакция». Вместе с тем нельзя отрицать, что движение реформ середины XVI века развивалось сначала как широкое, массовое либерально-демократическое движение, поддержанное и царем, и боярами, и народом во имя осуществления нового социально-политического порядка в стране. «Домострой» Сильвестра является типичной политической программой, мало имеющей общего с действительным положением вещей. Это дидактическая книга, не описательная, начертывающая теоретический идеал, а не реальную бытовую картинку, и не изображение повседневной действительности.
Либерально-демократические идеи проявляются и в том течении общественно-политической мысли в России, известном как «естественное право», возникшем в том же XVI веке в трудах многих русских публицистов и церковных деятелей, которые ссылаются на то обстоятельство, что его основа «взята из римской юридической сокровищницы» и христианских богословских трудов. Это направление развивали помимо Курбского вольнодумцы (либералы) Матвей Башкин и публицист Иван Пересветов. Последний соединяет свою оригинальную политическую идеологию с очень острой защитой народных прав.
Таким образом, очевидно, что политическая публицистика и церковно-полемическая литература в описываемое время ведет свое начало из острой политической борьбы, возникшей вследствие соперничества западнической и национальной партий. Вместе с тем существовало и чисто просветительское направление, в котором преуспел другой ученик Максима преподобный Сильван, оставивший потомкам первую русскую грамматику, философские и богословские сочинения, построивший «грамматическое устроение рядов, чисел, падежей, времен, склонений, окончательных букв по родам во всех падежах, более же в притяжатель- ных именах».
Третий великий ученик Максима Зиновий Отенский был специалистом по восточному богословию и философии. Как представляется, он первым (ранее Жака Бодена) в 1565 году сформулировал принцип географического (пространственного) детерминизма: «Каждая страна имеет свой обычай по климату своему (по особому ее строения чину солнечного ради обхождения и воздушного пошествия): как же можно все страны ввести в один обычай единого гражданства?»
Среди антитринитариев также имелась целая плеяда блестящих полемистов, которым принадлежит мнимая честь в разрушении традиционных стереотипов древнерусского мышления, внеся в него элементы секуляризации и просвещения. Члены этой секты несли либеральные идеи, когда утверждали, что каждый человек мог свободно обращаться к мирским знаниям, не страшился инакомыслия, веротерпимости. Сами по себе лидеры секты были людьми широкой образованности и эрудиции. Через их руки впервые на Русь попали книги по астрономии, астрологии и трактаты по логике и методологии научного познания. Среди них — Федор Курицын, знаменитый посольский дьяк Ивана III, человек широкой европейской культуры и ученой книжности, его брат Иван-Волк, московский служивый человек Митей Коноплев и др. Все они были казнены с использованием «метода испанской инквизиции», т.е. сожжены (в срубе).
Литературная деятельность Федора Курицына воплотилась во многих трудах, два из которых, по мнению исследователей, имеют общеевропейское значение — «Лаодикийское послание» и «Сказание о Дракуле воеводе» (оба — конец XV в.). Если первое произведение направлено на идеологическое обоснование европейского Возрождения, формулирование светских, гуманистических идеалов, то второе — острая политическая сатира, предающая моральному суду монарха, претендующего на абсолютную власть. Дьяк описывает жестокости самодурной власти, но собранные вместе и воедино они ужасают, заставляют читателя (еще 500 лет назад!) задуматься над тем, сколь беззащитен и одинок человек в деспотическом обществе. Это заставляет предположить, что Курицын в «Сказании…» полемизирует с традицией западноевропейского макиавеллизма, которая пришла на смену средневековой политологии и охватила влиятельные умы большого количества мыслителей и государственных деятелей эпохи Предвозрождения. Вслед за Курицыным проводниками подобных воззрений на Руси на единодержавное правление были Федор Карпов и упомянутый выше Иван Пересветов. Сильное воздействие книги на русское общество проявилось в том факте, что спустя полвека после казни знаменитого дьяка боярская фронда отождествляла с литературным Дракулой самого царя Ивана IV.
Следующий расцвет предренессансного либерализма возник в кружке мелкого московского боярина М.С. Башкина, круг идей которого примыкал к антитринитарному учению. Кроме антицерковных мыслей, согласно «распроссным листам» царских следователей осифлян Герасима Ленкова и Филофея Полева, установлено, что в отличие от кружковщины предыдущих периодов здесь особое внимание уделялось реальным вещам — ухудшение положения народных масс и антибоярские настроения. «Досмотр жития» Башкина показал, что тот действовал не только словом, но и делом. А это уже было опасно, поскольку противоречило социальной программе московского самодержавия, усилиям его крупнейших идеологов. Не случайно, что донес царю на Башкина другой знаменитый реформатор — протопоп Сильвестр, одно время посещавший его кружок с Ф. Адашевым, влиятельными духовными лицами Симеоном и Артемием. Сильвестра ужаснул ход мыслей сына боярского Башкина, который всерьез усомнился в правильности существовавших на земле порядков и призывал к необходимости их исправления. Идейным соратником Башкина был его современник — знаменитый ученый, мыслитель и врач Мигель Сервигий (Сервет), только что сожженный в Женеве другим реформатором Кальвином, основателем протестантского учения кальвинизма. Сильвестр доносил царю, что «о Матюше слава идет худая» и что он все кабальные грамоты своих вотчинных крестьян «все изодрал», т.е. бывшим холопам была предоставлена полная свобода устроить свою дальнейшую жизнь: остаться в поместье Башкина добровольно или уйти. Можно сделать вывод, что в этом пункте Башкин пришел к идее равноправного общежития, коммуне, и что его можно считать первым реальным коммунистом на Руси, поскольку его теория о новом государственно-экономическом порядке была воплощена на практике (1553 г.).
В декабре 1553 года Башкин был приговорен церковным судом к пожизненному монастырскому заключению. Иван IV Грозный как раз тяжело болел в это время и по пришествию в доброе здравие рассудил, что церковный суд поступил слишком терпимо, имея в виду тяжелые последствия для государственного строя, если это учение получит свое распространение в государстве. Первый заступник страждущей «нищеты», «единомудренник» Федора Курицына закончил жизнь также, как и его идейный учитель: через год после суда его велено было «вывести из Кремля, посадить в деревянную клетку и сжечь».
Однако либеральные тенденции в русской общественной жизни не заглохли: слишком большие творческие силы были освобождены в ходе полутора столетий реформ и инновационных заимствований за послемонгольский период времени.
Через год после казни Матвея Башкина с еще большей силой начинает звучать новое либеральное учение Феодосия Косого, ученика Матвея и монаха Кирилло-Белозерского монастыря. Косой также состоял под следствием по делу Башкина, однако обманул стражу «ласканием» и бежал в Литву для приобретения более глубоких знаний о нем, «идеже учаше новое учение».
Косой прямо отрицал монастыри, т.е. был прямым последователем Лютера, развивал мысли о равенстве людей в реальной жизни, что являлось более либеральным постулатом, нежели пункты доктрины монаха из Виттенберга. Учение Косого не имело стройной системы взглядов, однако социально-политическая сила его тезисов была оглушительной. Вот пример тезиса свободолюбия, живущего в народном сознании, но переданного слогом Косого: «Бог не в бревнах (церковные здания), а в ребрах (то есть в душе)». Его система имела тем не менее логическую последовательность развертывания мысли: от мысли о равенстве — к отрицанию церквей, разделивших людей по ложному признаку вероисповедания; далее — логический переход к утверждению равенства всех народов земли. Феодосий заявил о себе как выразитель стихийного гуманизма народных масс, гуманизма трудящихся, который вырабатывается в процессе человеческой деятельности, творческого или производительного труда. Это был гуманизм иной, творческой природы, нежели гуманизм нестяжательной нищеты Нила Сорского. Однако система социальная получала свою стройность ценой отказа от троичного догмата, выпускала из виду более чем тысячелетнюю историю его утверждения самыми блестящими чело- веческими умами прошлого. К учению Косого примкнул и вынужден был бежать в Литву крупнейший иерарх того времени — игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий. Причем Артемий бежал из заточения — из Соловецкого монастыря. Феодосия Косого не постигла насильственная кончина, и он стал в Литве крупным проповедником и заметной фигурой местного демократического движения, сложив с себя — по примеру Лютера — иночество. Зиновий Отенский так комментировал эту деятельность Косого: «…тщится дьявол ввести в мир отступление от Бога… и убо восток весь развратил Бахметом, запад же Мартином немчином, Литву же Косым…»
В анализе «нового учения» Феодосия Косого, сделанного ученым игуменом Зиновием Отенским в работе «Истины показание к вопросившим о новом учении» (1555 г.), доказывается, что и ересиарх исходит из несотворенности бытия, или самобытия мира. Это означало, что Косой придерживался учения о четырех стихиях, считая их основами бытия. В систематизированном виде оно впервые изложено древнегреческим философом Эмпедоклом (V в. до н.э.) и представляло собой первоначальный стихийный материализм, поскольку философ полагал, что все вещи (а также люди и боги!) — лишь различные комбинации следующих стихий — земля, вода, огонь, воздух. Наряду с материализмом эпохи эллинизма, Косой поставил во главу угла своего учения другой тезис — существование абсолютного трансцендентного бога, который не принимал участия в сотворении мира. Этих двух тезисов было достаточно для Косого, чтобы доказать «незаконность» существования церковных храмов, почитания икон, произнесения молитв, проведение всех церковных таинств и обрядов. Иересиарх полагал, что основой и сутью веры является моральное совершенство и «правда». В своем стремлении восстановить раннехристианское вероучение и связанный с ним идеал равенства, он придал своей системе крайне радикальные черты, подменив евангельскую веру «духовным разумом», т.е. человеческим разумом, и превратив откровение в нечто совершенно рациональное и безличное.
В жизни Руси период 1450-1613 годов был временем трагическим и тревожным. Это было время напряженной политической, социальной и религиозной борьбы и споров. Почти все это время было занято реформами материальной жизни и реформаторством в духовной. Это возбуждение и беспокойство общества породило огромную волну общественной мысли; широко распространяются радикальные, либеральные и консервативные учения и движения религиозной общественно-политической и политико-экономической направленности. Устная проповедь и письменные памятники литературной публицистики стали повсеместным орудием воздействия на общество и клир. Начало книгопечатания на Руси подвело под этот процесс надежную техническую базу, умножив многократно тиражи книг и качество изданий. Так, от Руси XI-XV веков до наших дней дошло около тысячи книг. Из них на XI—XIII века приходится лишь 130 томов. По свидетельству современников тогда в монастырских хранилищах и частных домах находились многие тысячи томов, не дошедших до наших дней, что свидетельствует о мощном фундаменте русской образо- ванности. Вместе с тем большинство этих книг были богослужебные, направленные на решение задач распространения христианства.
Около четверти книгофонда составляла литература религиозно-нравственного содержания — это произведения отцов церкви, деятелей восточной патристики. Книги светского содержания составляли не более 10% от общего количества.
И все же следует отметить, что данный период времени важен тем обстоятельством, которое сделало светскую культуру автономным и не зависящим от религиозной культуры многогранным явлением. Это предренессансное состояние русского общества еще не было свободно от контроля церкви, но показало свою вполне самостоятельную творческую силу, оформив в нашей отечественной истории большое количество самобытных свободолюбивых и вольнолюбивых систем общественной мысли, учений и движений и указав потомкам на существование в нашей истории людей с независимым образом мысли (интеллигенции в лучшем смысле этого слова), отстаивавших либеральные по тем временам и демократические взгляды на общество, государство и личность.