Глава VII
Особенности советской национальной политики: ленинский и сталинский периоды
II Всероссийский съезд Советов состоялся 25—27 октября (7-9 ноября н. ст.) 1917 года в Петрограде, в Смольном. Опираясь на победу Октябрьского вооруженного восстания, съезд провозглашает в пять часов утра 25 октября 1917 года установление в стране советской власти. В 3 часа 10 минут на съезде была оглашена весть об аресте Временного правительства. Ключевым первым законодательным актом советской власти был документ, имевший название «Рабочим, солдатам и крестьянам!» Документ был принят 505 голосами, против выступили 165.
После низложения Временного правительства Россия была объявлена Лениным парламентской республикой, где вся полнота власти в стране принадлежит II съезду Советов, а на местах – местным Советам. На съезде присутствовали 670 делегатов, из которых около 200 представляли национальные территории, в том числе те, где впоследствии были организованы советские республики: Украина, Белоруссия, Эстония, Латвия, Литва, Закавказье, Туркестан, Молдавия, Крым и другие.
Съезд не провозгласил федеративного устройства государства, а содержание принятых документов указывает на фактически унитарный характер нового государства. В ряде документов съезда, в том числе и об образовании нового правительства – Совета народных комиссаров, отмечалось, что советская власть «обеспечит всем нациям, населяющим Россию, подлинное право на самоопределение». Кроме центральных органов советской власти, непосредственной работой по созданию национальной государственности должен был заниматься Наркомат по делам национальностей, созданный съездом 8 ноября. Вплоть до упразднения Наркомнаца в 1923 году его руководителем являлся И. Сталин.
Наркомнацу вменялось в обязанность исполнение основных функций по практическому осуществлению национальной политики советской власти: право народов России на самоопределение, равенство и суверенитет, свободное развитие. Кроме того, ведомство содействовало организации национальных республик, областей, вело работу с национальными кадрами, направляло усилия страны на преодоление экономической и культурной отсталости национальных окраин, стремилось к воссозданию на новых социалистических началах государственного единства страны. В структуре наркомата было 11 комиссариатов (польский, литовский, мусульманский. еврейский, армянский, белорусский, немцев Поволжья, горцев Кавказа, грузинский, латышский, чехословацкий) и 8 отделов (народов Поволжья, киргизский, марийский, народов Сибири, украинский, эстонский, волжский, чувашский), которые вели политическую, пропагандистскую, культурно-просветительную, информационную, организационную и иную работу.
Решения II съезда Советов по национальному вопросу в общем отражали позицию большевиков до 1917 года. Эта ленинская позиция состояла в сохранении крупного централизованного унитарного государства, где некоторые народы могли иметь национально- территориальную автономию. Ленин был категорически против государственной федерации, предпочитая ей единую Россию с областной (губернской), а затем национально-территориальной автономией. Эту точку зрения он высказал еще на совещании ЦК РСДРП 6 декабря 1913 года в Поронино: «Мы за демократический централизм. Мы за якобинцев против жирондистов. Мы в принципе против федерации — она ослабляет экономическую связь, она негодный тип единого государства. Хочешь отделиться? Проваливай к дьяволу, если ты можешь порвать экономическую связь. Автономия есть наш план устройства демократического государства».
На 7-й Всероссийской (Апрельской) конференции РСДРП (б) 1917 года лидер большевиков стойко выдерживал эту линию. Именно его вмешательство помогло отстоять включение формулировки о самоопределении наций в партийные документы в условиях, когда редакционная комиссия предложила документ, содержавший тезис о недопустимости изменения национальных границ и раздробления крупных государств на мелкие.
Однако ход мировых и внутренних событий побудил большевиков встать на позиции целесообразности федеративного устройства советского государства, дабы привлечь в него народы бывшей империи. Конституция РСФСР, принятая в июле 1918 года, была, по словам Сталина, переходной ступенью «от принудительного царистского унитаризма» к «братскому объединению трудовых масс всех наций и племен России» для достижения цели – «будущего социалистического унитаризма».
В современных международных условиях не существовало единой точки зрения на основы создания федеративных государств. Поэтому то обстоятельство, что Конституция 1918 года регламентировала разграничение компетенции между федеральными и местными органами в России на принципах исключительной компетенции центральных органов и остаточной – местных, явилось позитивным моментом развития национального вопроса. Нет причин говорить о категоричной приверженности большевиков принципу унитарности государства. Ленин писал об этом, рассматривая вопрос о типе государства: « До революции не было еще пролетарских республик. Когда они появились… мы смогли написать то, что мы тут написали: «федеральное объединение государств, организованных по советскому типу».
Только год спустя президент США В. Вильсон договорился до принципа самоопределения наций. На деле же политическая практика показывала иное. Так, в Америке действовали «летучие отряды» Гувера, терроризировавшие левых и социалистов, доходя до тайных их казней, либо устраивавшие судебный фарс, как по делу Сакко и Ванцетти. В другом оплоте «буржуазной демократии» — Британии – не только круто расправлялись с лидерами и активистами национально-освободительных движений в колониях, но и в самой метрополии подвергались травле ирландцы-католики. В отличие от юридической теории буржуазных государств того времени в России дело дошло до практики. Поэтому нет причин сегодня говорить об этих шагах как декларативных. Новое внедрялось в практику медленно, но внедрялось в отличие от Запада, где право наций на самоопределение было действительно декларативным. Примеры с госу- дарственно-террориальным разграничением в рамках Версальской системы не в счет, ибо мы говорим о внутреннем устройстве мировых держав, лидеры которых вещали о правах наций везде и всюду, но только не у себя в стране. Однако необходимо понимать, что Ленин и Сталин ставили во главу решения национального вопроса императив пролетарского интернационализма. В буржуазном праве вообще не существовало соответствующего императива. Выступления глашатаев буржуазного лагеря по национальному вопросу были, по сути, спекулятивной риторикой, если не обманом.
Поэтому появление первых внутренних национальных границ в России еще при жизни Ленина было подтверждением на практике большевистских программных установок. Так, 30 апреля 1918 года была провозглашена Туркестанская советская федеративная республика в составе РСФСР в качестве первого советского государственного образования в Средней Азии; в феврале-марте 1918 года – Терская советская республика в составе кабардинского, балкарского, чеченского, осетинского и ингушского народов и терского казачества и Советская социалистическая республика Тавриды (территории Крымского полуострова). В конце 1918 – начале 1919 года появились Трудовая коммуна Области немцев Поволжья и Башкирская АССР. Всего же к концу 1922 года с помощью Наркомнаца в РСФСР организовано уже 19 автономных республик и областей и две трудовые коммуны, созданные по национальному признаку. Таким образом, центральное правительство гибко реагировало на запросы местных Советов, придавая народам России разные формы их государственности. Так, наряду с национально-государственными образованиями – республиками – имелись и административно-территориальные единицы (области и коммуны).
Большевики выполнили собственные обещания по вопросу национально-государственного строительства, изложенные в Декларации прав народов России, которая была утверждена СНК РСФСР 2(15) ноября 1917 года. В декабре 1917 года советское правительство признало право на отделение за Украиной, Финляндией и Турецкой Арменией, в августе 1918 года отказалось от договоров о разделах Польши, в декабре 1918 года признало независимость Эстонии, Латвии и Литвы, в январе 1919 года — Белоруссии.
Ленин неоднократно пересматривал свою точку зрения на государственное устройство России. Эту позицию он основывал на том, что несокрушимость федерации будет покоиться на добровольности вхождения в нее наций, «без лжи и железа», только в этом случае «будет расти эта федерация… Лучший залог ее несокрушимости — те законы, тот государственный строй, который мы творим у себя».
В первые месяцы существования советской власти большинство Советов через центральный свой орган – съезд – высказалось против новаций в этой сфере, за сохранение унитарности государства. Это понятно, поскольку распад и хаос требовали от народов и их выборных представителей исторической ответственности за судьбу государства. В этих условиях всем было ясно, что сохранение российской государственности могло идти лишь по пути создания унитарного государства, отличительный признак которого есть высокая степень его управляемости.
Дискуссия в правящей партии в начале 20-х годов XX века, отражавшая стремления ряда республик стать полноправными субъектами международных отношений, вызвала раскол партии на два лагеря. Сторонники Сталина стояли на позициях унитарного государства и прав автономии для национальных республик. «Национальные коммунисты» желали обеспечить республикам независимость во всех областях государственной жизни, кроме внешней политики и обороны. В последнем они явно расходились с основополагающим принципом Конституции РСФСР 1918 года – пролетарским интернационализмом. Конечно, и первая точка зрения косвенно порывала с ленинским принципом самоопределения наций.
Чутко уловив пульс народной жизни, большевики нашли именно жизненный путь – путь так называемой золотой середины. Победила федеративная точка зрения на будущий союз. Для этого были объективные обстоятельства: наличие централизованной партии, контролирующей неформальным образом всю полноту власти в стране. Именно она, партия, явилась гарантией федерации.
По всеобщему мнению, федеративные принципы построения СССР сводились к следующим положениям: СССР – федерация социалистическая на основе власти Советов; федерация, построенная по национальному признаку; союз государств, входящих в СССР, добровольный; все субъекты федерации равны между собой; федерация реализуется на основе принципа демократического централизма. Конституция СССР 1924 года в полной мере выстроена на этих принципах. Касаясь национального строительства, следует отметить вторичность в соответствии с принципом демократического централизма конституций республик, относительный рост количества и объема прерогатив союзных центральных органов управления перед субъектами федерации, ограничение прав республик. Нельзя забывать, что основными задачами государства были завершение социалистической реконструкции народного хозяйства и укрепление обороны нового уклада государственной и общественной жизни от внешней угрозы. В этом плане централизация управления, дружба народов и власть Советов были необходимыми и достаточными условиями, которые гармонично действовали во благо всех «наций и племен» России. Вообще говоря, трудно понять лидеров республиканских компартий того времени, которые выступали против трансформации советского государства в унитарное социалистическое государство. Все они были членами правящей партии, исповедующей и ставящей во главу всякого угла принцип пролетарского интернационализма, ксенофобская позиция означала по меньшей мере завуалированное политическое ренегатство, а в действительности — буржуазный национализм. С высоты сегодняшнего понимания национальной проблемы вряд ли исторически корректно ставить вопрос об «опасных явлениях административного и формально-бюрократического подхода к решению проблем национально-государственного строительства» того периода. Критика национальногосударственного строительства включает в себя объективные обстоятельства, в частности, мнение народа о происходивших событиях. Между тем все данные свидетельствуют о подавляющем одобрении проводимой на практике линии. Это понятно: в ходе национальногосударственного строительства осуществлялось достижение не только юридического, но и фактического социально-экономического равенства национальных районов и республик, вошедших в единый союз. Объективно оно служило подавляющему большинству населения России, а потому одобрялось им. Большевикам удавалось отражать все современные чаяния народов России в сфере национального строительства. Выведение из нищеты громадного большинства населения России на приемлемый уровень жизни происходило именно в условиях социалистического строительства. Разумеется, в духе того времени он мог решаться только на основе классового подхода. Очевидно, что императив классового подхода не мог не регулировать и сферу национальных отношений, которая являлась составной частью общегосударственной жизни.
Партийная политика здесь следовала объективной тенденции, иначе трудно объяснить, почему самыми ярыми сторонниками идеи создания федерации по образцу единого унитарного государства были многие «националы» из верхушки партийно-государственного руководства страны. Наряду со Сталиным можно указать на других ярких политиков того времени, как Ф. Э. Дзержинский, Г. К. Орджоникидзе, Д. З. Мануильский и другие.
Государственная позиция большевиков ясна и понятна, поскольку она исходила из уставных документов партии, чего не скажешь о другой группе партийцев, называемых коммунистами. Речь идет о постановлениях VIII съезда РКП (б), которые определили и решили вопрос об отказе от федеративного принципа построения партии при строгом подчинении центральному и партийному руководству. Отметим, что в то время — в 1919 году — еще существовали многие отдельные советские национальные республики, не объединенные в одно общее государство.
Поэтому процесс, который вел к созданию социалистического унитарного государства на интернациональной основе, был естественным и эволюционным. Не надо забывать, что задача его создания являлась для партии стратегической. Поэтому правоверные большевики все остальные задачи, не исключая национальный вопрос, рассматривали в качестве тактических, обеспечивающих достижение стратегической цели. Коммунисты, напротив, подчиняли решению национального вопроса всю деятельность партии, полагая, что он является главным вопросом программы партии. Сталин же прямо и открыто говорил таким членам партии: «Вся национальная политика, все наше советское правительство в межсоюзных отношениях для большинства у нас… понимались как известная стратегическая, дипломатическая игра».
В рамках единого экономического пространства реализация главной стратегической задачи происходит много быстрее, нежели достижение одинакового уровня экономики во всех независимых советских республиках. Равным образом интересы централизованного государства и его национальных районов могли учитываться и воплощаться лишь при одновременном для всех регионов подъеме экономики.
Курс на строительство унитарного социалистического государства был одобрен большинством народа и партии, включая руководство страны. Отдельные коммунисты, не согласные с большевизмом Сталина, такие как П. Мдивани, А. Сванидзе, X. Раковский, К. Радек и другие, не могли сформировать конструктивную позицию. Ущербность их позиции заключалась в отстаивании идеи создания государства конфедеративного типа, в котором даже вопросы обороны и финансов решались бы в особом порядке, а не в общих интересах. Нельзя не отметить, что эта позиция противоречила партийным нормам, которые, казалось бы, эти коммунисты должны были соблюдать. Превалирование курса на создание унитарного государства облегчалось и сращиванием партии и государства при руководящей роли первой, где «унитаристы» занимали ключевые посты.
В некоторых национальных регионах, особенно на Украине, ЦК ВКП (б) в конце 1920-х годов пошел на смягчение «принципа демократического централизма». Так, например, политика украинизации коснулась всего партийного и советского аппарата на Украине. В итоге она привела к значительному росту украинского шовинизма и антисоветских, антирусских и антисемитских настроений. Появилось националистическое течение во главе с наркомом просвещения УССР О. Шумским, выступившим против ЦК и ПБ Украины. В дальнейшем национальная политика на Украине при Сталине жестко следовала принципу централизованного руководства из Москвы, отметая любой крен в сторону партийно-государственного конфедерализма.
Все большевистское руководство, включая Ленина и Сталина, оставалось последовательным сторонником идеи формирования однородных социалистических наций. Вопрос заключался во времени осуществления. Сталин полагал, что процесс необходимо ускорять, используя административные и формально-правовые меры. Так, например, Красная Армия в то время стала эффективным государственным инструментом национальной политики, который ковал из поступающего национального призыва элементы истинного пролетарского интернационализма, чуждые всяким националистическим проявлениям.
Следует сказать, что и правые, и левые коммунисты разделяли позиции сталинского большевизма в части воплощения на деле во всех сферах государственной жизни принципа пролетарского интернационализма, но в более радикальной форме. Не кто иной, как «любимец партии» Н. Бухарин, еще в 1920 году подробно обосновал необходимость применения насилия для достижения нужных изменений в обществе. Так, он писал: «Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».
Позиция партии в целом, совпадающая со сталинской, так обрисована Сталиным в 1924 году: «Национальный вопрос есть часть общего вопроса о пролетарской революции, часть вопроса о диктатуре пролетариата». Необходимость как можно скорее упрочить диктатуру пролетариата, а значит, и создать сильное и централизованное социалистическое государство он видел в следующем: «При решении национального вопроса ленинизм исходит из… положений: а) мир разделен на два лагеря: на лагерь горстки цивилизованных наций, обладающих финансовым капиталом и эксплуатирующих громадное большинство населения земного шара, и лагерь угнетенных и эксплуатируемых народов и колоний, составляющих это большинство;… е) победа рабочего класса в развитых странах и освобождение угнетенных народов от ига империализма невозможны без образования и укрепления общего революционного фронта».
В 1927 году Сталин указывает на три стороны диктатуры пролетариата, среди которых «использование власти пролетариата для организации социализма, уничтожения классов, для перехода в общество без классов, в общество без государства». Далее там же он указывает: «Диктатура пролетариата имеет свои периоды, свои особые формы… В период гражданской войны особенно бьет в глаза насильственная сторона диктатуры… В период строительства социализма, наоборот, особенно бьет в глаза мирная, организаторская, культурная работа диктатуры, революционная законность и так далее. Органы подавления, армия и другие организации необходимы теперь, в момент строительства, так же как в период гражданской войны… Не следует забывать, что революция победила пока всего лишь в одной стране. Не следует забывать, что, пока есть капиталистическое окружение, будет и опасность интервенции со всеми вытекающими из этой опасности последствиями».
Конечно, возможность окончательной победы социализма основывалась на идеях Ленина. В частности, он писал следующее: «Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, и существование Советской Республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов, либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между Советской Республикой и буржуазными государствами неизбежен».
Следуя канону, Сталин исходит из идеологической предпосылки, что Россия как страна «строящегося социализма» является базой мировой революции. Однако создание этой базы немыслимо без победы социалистического строительства в самой стране, включая создание мощных промышленности и сельского хозяйства.
Причем предполагалось в перспективе перевести сельское хозяйство на крупное товарное производство и социалистические отношения. Это положение исходило из ленинской оценки крестьянства как последнего капиталистического класса. Разъяснение позиции состояло в том, что современное крестьянство (то есть 20-е годы XX века) являлось тем классом, хозяйство которого, основанное на частной собственности и мелкотоварном производстве, «не может не выделять из своей среды капиталистов постоянно и непрерывно».
Уже приведенные выдержки классиков большевизма позволяют сделать вывод, что главная стратегическая цель партийной программы -диктатура пролетариата — не могла быть достигнута без комплексного подхода, который предполагал цельное и одновременное решение задач государственно-национального, национального, экономического и военного строительства в стране, задач самого существования нового режима в мировой системе государств.
Однако не только программные цели лежали в основе этого строительства. В речи на пленуме ЦК ВКП (б) Сталин говорит: «Нельзя забывать, что мы представляем партию правящую, а не оппозиционную… Лозунги такой партии представляют не простые (агитационные) лозунги, а нечто гораздо большее, ибо они имеют силу практического решения, силу закона, которые нужно проводить теперь же. Наша партия не может дать практический лозунг и потом отложить его проведение в жизнь. Это было бы обманом масс».
Поглощенная решением захватывающих задач социалистического строительства, партийная элита, в частности Сталин, достаточно редко обращалась к теме национальных отношений в СССР за те десять лет, что предшествовали VIII Всесоюзному съезду Советов, который открылся 25 ноября 1936 года и рассмотрел проект Конституции Союза ССР.
К тому времени картина изменений в общественной жизни СССР не могла быть полной без учета изменений в сфере национальных отношений. Согласно официальной точке зрения к 1934 году в стране насчитывалось около 60 наций, национальных групп и народностей. Сталин ставит в заслугу советской власти, что за 14 лет существования СССР преодолены многие центробежные силы, исчезли пережитки недоверия к великороссам, создано союзное многонациональное государство, возникшее на базе социализма, а также имеет место «расцвет национальной культуры народов СССР, национальной по форме, социалистической по содержанию». Проект новой Конституции должен был закрепить «итог пройденного пути». Генсек отмечал, что «буржуазные конституции молчаливо исходят из предпосылки о том, что общество состоит… из классов, владеющих богатством, и классов, не владеющих им, что какая бы партия ни пришла к власти, государственное руководство обществом (диктатура) должно принадлежать буржуазии, что конституция нужна для того, чтобы закрепить общественные порядки, угодные и выгодные имущим классам».
Особенность современных буржуазных конституций в их националистических тенденциях, в своей основе они представляли конституции господствующих наций. В этом отношении проект советской Конституции исходил из того, что все нации и расы независимо от их прошлого и настоящего положения, независимо от их силы или слабости должны пользоваться одинаковыми правами во всех сферах хозяйственной, общественной, государственной и культурной жизни общества. Интересно, что, обсуждая поправки и дополнения к проекту Конституции, генсек выступает против определения СССР как «государства всех рас и национальностей, населяющих территорию СССР», отдавая предпочтение определению его как «государства рабочих и крестьян». Он указывает, что права наций и рас, входящих в состав СССР, закреплены во второй, десятой и одиннадцатой главах проекта Конституции, которые прямо гласят о недопустимости в СССР ущемления национальных прав. Также Сталин высказался за сохранение в проекте 17-й статьи, говорящей о сохранении за союзными республиками права свободного выхода из СССР.
Сталин твердо поддерживает ленинские позиции о существе национального вопроса. В дискуссии на съезде Советов по проекту Конституции он решительно выступает против введения новой статьи, содержание которой сводится к тому, что автономные советские республики при достижении соответствующего уровня хозяйственного и культурного развития могут быть автоматически преобразованы в союзные советские республики. Сталин указывает, что подобная постановка вопроса свидетельствует об идейной ущербности. С его точки зрения, в данном вопросе, помимо политических мотивов, должны лежать логические обоснования, способствующие реализации этого факта. В частности, реально такое право может быть предоставлено лишь той автономной республике, которая может по факту реализовать право на выход из СССР, будучи уже союзной республикой. То есть такой вопрос может поставить лишь та республика, которая граничит с каким-либо иностранным государством. В этой связи, например, Башкирская и Татарская автономные республики не могли претендовать на право называться союзными, поскольку «им, собственно говоря, некуда выходить из состава СССР».
Кроме того, должно соблюдаться правило, чтобы национальность, давшая советской республике свое имя, представляла в республике компактное большинство. Так, в Крымской АССР это право не могло быть реализовано по той причине, что крымские татары представляли собой меньшинство в республике.
Интересно, что Сталин в обоснование права нации на союзную республику привносит и геополитический элемент. Он считает, что «маленькая советская республика, имеющая минимальное количество населения и незначительную армию», не может «рассчитывать на независимое государственное существование». Угроза исходит от империалистических хищников мира. Поэтому такое право может быть предоставлено республике, численность населения которой должна быть более миллиона человек.
Сталин считает, что все эти три признака носят объективный характер в настоящий исторический момент, когда возникает вопрос о переводе той или иной автономной республики в разряд союзных.
Другой характерной чертой в рассуждениях Сталина о национальных отношениях по существу проекта является его отрицательная позиция по поводу закрепления в статьях 22-29 проекта Конституции подробного перечисления административно-территориального деления союзных республик. Он считает, что перечисление всех этих национальных местных названий вносит разброд в умы людей и путаницу и неуверенность в их работе. Тогда как «требуется у нас атмосфера уверенности, требуется стабильность, ясность».
Этой же ясности и стабильности служит предложение генсека об осуществлении законодательной власти только одним органом — Верховным Советом СССР.
Он предлагает иметь заместителями председателя Президиума ВС СССР по одному представителю от каждой союзной республики. Кроме того, Сталин выступает против уничтожения Совета национальностей как верховного органа, представляющего особые, специфические интересы национальностей. Такой орган представляется необходимым, чтобы можно было управлять таким многонациональным государством, как СССР. Сталин указывает, что отрицательный опыт двухпалатных буржуазных парламентов проистекает из неравноправия палат, одна из которых «организуется недемократическим путем, нередко путем назначения ее членов сверху». При этом она и становится «тормозом против движения вперед» и «вырождается обычно в центр реакции».
Сенсацией на съезде было выступление Сталина против поправки к статье 135 проекта Конституции. Эта поправка предлагала лишить избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев и некоторых других категорий граждан. Сталин ссылается на силу советской власти и слова Ленина, что «недалеко то время, когда советская власть сочтет ввести всеобщее избирательное право без всяких ограничений». Он говорит: «С тех пор прошло 17 лет. Не пора ли, товарищи, выполнить указание Ленина? Я думаю, что пора».
Сталин также затронул вопрос о президенте СССР. Так, дополнение к статье 48 проекта требовало избрания председателя Президиума ВС СССР не Верховным Советом СССР, а всем населением страны. Об истинном мнении генсека поданному вопросу можно судить по следующей реплике: «… в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением наравне с Верховным Советом и могущего противопоставлять себя Верховному Совету». Сталин ссылается на опыт истории, явно намекая на коллизии лета 1917 года, когда в России сложилась система двоевластия. Далее он говорит, что «президент в СССР коллегиальный – это Президиум Верховного Совета, включая и председателя Президиума Верховного Совета, избираемый не всем населением, а Верховным Советом и подотчетный Верховному Совету». Такое построение верховных органов власти представлялось ему «наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей».
Обсуждение поправок к Конституции СССР 1936 года показало, что генсек оказался на удивление прозорлив, отметив многие из тех «нежелательных случайностей», которые способствовали дестабилизации СССР в конце 1980-х годов.
Все отмеченные выше моменты, характеризующие процесс социалистического строительства, в первую очередь рассматриваемую тему национальных отношений, возникли как реакция нового общества и ее политической власти на угрозы извне. Интенсификация усилий в упрочении всех элементов, сложным образом определяющих социалистическое строительство, проистекала из обострения отношений между капиталистическими странами, а также необходимости избежать агрессии империалистических государств в отношении СССР.
Уже 26 января 1934 года Сталин в отчетном докладе XVII съезду ВКП (б) указывает, что дело идет ко «второй империалистической войне». Он говорит, что не только «некоторые военные круги в Японии» думают об организации войны против СССР, но «нам известно, что такие же планы вынашиваются в кругах политических руководителей некоторых государств Европы». В этой трудной и сложной обстановке генсек рассчитывает только на растущую хозяйственную и политическую мощь страны и «славную армию», поскольку «в наше время со слабыми не принято считаться — считаются только с сильными».
Характеризуя экономическое положение страны, Сталин наряду с другими достижениями указывает, что осуществлен «перевод всей надземной промышленности на семичасовой рабочий день». В культурном строительстве также достигнут ряд высоких показателей. Так, процент грамотности за прошедшие три года вырос в полтора раза и составил 90%; число учащихся — почти в два раза и составило 26,5 миллиона человек, в том числе по высшему образованию – 491 тысячу человек; число детей по дошкольному образованию – в семь раз (6 миллионов 917 тысяч); количество НИИ – более чем в два раза (840). Разовый тираж газет вырос в три раза и составил 36,5 миллиона экземпляров.
Сталин продолжает следовать генеральной линии своей политики — построение бесклассового социалистического общества. Для достижения этой цели надо употребить все средства и возможности, ибо «незачем было свергать капитализм в октябре 1917 года и строить социализм на протяжении ряда лет, если не добьемся того, чтобы люди жили у нас в довольстве». Говоря о национальном вопросе, генсек отмечает, что «пережитки капитализма в сознании людей гораздо более живучи в области национального вопроса, чем в любой другой области». Они более живучи, так как имеют возможность хорошо маскироваться в национальном костюме. Сталин указывает, что «уклон к национализму есть приспособление интернационалистской политики рабочего класса к националистической политике буржуазии. Уклон к национализму отражает попытки «своей» «национальной» буржуазии подорвать советский строй и восстановить капитализм».
Таким образом, одобрение отчетного доклада съездом означало, что партийная установка в отношении национализма является жесткой и однозначной. Любое проявление национализма означает на деле борьбу с советской властью. В этом случае, какой уклон опаснее — великорусский национализм или местный национализм, – не имеет значения. Сталин указывает: «Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дал и таким образом разрастись до государственной опасности». Он прямо называет, кроме социального, источник внешней опасности национализма — его сращивание с «интервенционистами». И приводит в пример украинский шовинизм с его материальной и вооруженной подпиткой из-за границы.
В своей речи 10 марта 1939 года на XVIII съезде ВКП (б) Сталин с удовлетворением отмечает, что в области общественно-политического развития страны за отчетный – пять лет — период «мы имеем полную устойчивость внутреннего положения и такую прочную власть в стране, которой могло бы позавидовать любое правительство в мире». Культурное развитие страны получило высокую оценку как культурной революции. Понятно, что впечатляющий рост культурного уровня народов СССР мог иметь место только из-за подъема материального положения населения.
Сталин указывает на такие движущие силы советского общества, как его морально-политическое единство, дружба народов СССР, советский патриотизм. Было отмечено, что на этой основе стало возможным принятие в декабре 1936 года Конституции СССР.
В качестве примера приближения повседневного руководства страной к низовой работе генсек указывает на увеличение – с 7 до 11 – количества союзных республик, краев и областей — с 70 до 110, а также — с 14 до 34 — наркоматов СССР. Такое разукрупнение организаций дало возможность привлечь к управлению государством многие тысячи людей. Как указывалось, это явилось наилучшим средством для облегчения партийным органам руководства советскими государственными учреждениями и организациями. Вывод был прост: «Кадры партии — это командный состав партии, а так как наша партия стоит у власти, они являются также командным составом руководящих государственных органов».
Характерной особенностью доклада Сталина на партийном съезде 1939 года является избегание им слов «национальный вопрос», «нации», «народности» и тому подобное. Напротив, он много говорит о пролетарской государственности, социалистическом государстве. Все существо национального вопроса достигает здесь своего апофеоза в виде перевоспитания как самих людей, так и наций в духе социализма. Отсюда — соответствующие замены в терминах. Отдавая дань старой фразеологии, но помня и свою речь о националистических уклонах на предыдущем съезде, Сталин предпочитает говорить о дружбе народов, если дело касается каких-то партикулярных интересов. Однако что касается стратегической цели национального вопроса, то он бескомпромиссен в акцентировании государственной политики в этой сфере на воспитании единой социалистической нации. Никаких национальных реверансов в докладе нет, нет также и никаких причин не принимать эту позицию в качестве официальной государственной политики в сфере национальных отношений. Сталин и его руководство продолжали следовать генеральной линии, что в ходе социалистической реконструкции союзные народы сами откажутся от своих национально-территориальных делений, чтобы слиться в единую социалистическую нацию советского унитарного государства.
Трудно согласиться с отдельными критиками сталинского периода советской истории, которые указывают на негативные стороны государственной политики в сфере национальных отношений в канун Великой Отечественной войны, не объясняя при этом, каким образом СССР не развалился под ударами нацистской военной машины.
Верным представляется другое. Курс Сталина на гомогенное, однородное общество с постепенным стиранием национального фактора имел все же больше положительных, чем отрицательных моментов. Только в этом случае народы страны могли бы так дружно встать на защиту отечества.
Конечно, было и сотрудничество значительной части некоторых национальных групп и социальных когорт с нацистскими агрессорами. Однако факторы, способствовавшие тому, что представители этих групп сознавали себя отчужденными, были вполне понятны. Создававшаяся по замыслу Сталина новая социалистическая общность людей находилась в стадии консолидации. Фактически за довоенное время советской властью было воспитано одно поколение советских людей, тогда как нация как «союз одинаково мыслящих людей» складывается на протяжении не менее трех последовательных поколений. Причем это единственное поколение было полностью выбито на войне.
По известному сталинскому определению, «нация — это исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющаяся в общности культуры».
К началу войны не были, да и не могли быть за такой короткий срок ликвидированы отличия в языке и тем более в психическом складе. Поэтому общность культуры и национального самосознания была относительна, что объясняет переход на сторону врага многих представителей этнических групп. Но не стоит преувеличивать эти масштабы. По данным немецкого главнокомандования, в годы войны на стороне Германских вооруженных сил были около 230 тысяч бывших граждан СССР. С учетом всего призванного в Красную Армию контингента — 34 миллиона человек – это лишь 0,6%. Если же сравнить ее с численностью населения СССР, то это всего 0,1%. Надо полагать, что столь приятное западному европейцу определение Эрнеста Ренана нации как повседневного плебисцита в социуме вполне подходит к советскому обществу, если учитывать эти данные и вообще политические результаты Второй мировой войны. Не было бы этого ежедневного одобрения народом власти – не было бы и победы!
Эти же критики винят Сталина в отсутствии доктрины советской этики, подобной учению Вебера о капитализме, исходящего из традиционной религиозной матрицы и протестантской этики. Они даже пытались объяснить советский феномен, исходя из православной этики. Политическая интуиция генсека простиралась много дальше прописанных учеными догматов. Например, никто из этих ученых доктринеров не объяснил, почему Сталин на партийном съезде в 1934 году определил количество наций и народов СССР как 60, хотя широко известные результаты всероссийской переписи населения 1897 года определяют его как 123. Это указывает на глубокое и живое, недоктринерское знание национального вопроса в России. Сталин понимал, что непобедимость народа и государства в их слитности, единстве, унитарности. Провозглашение принципов пролетарского интернационализма и построение социалистического общества означало, что национальный вопрос мог включать в себя только один главный аспект: создание единой социалистической нации. У Вебера была своя доктрина капитализма, у Сталина — свое учение о социалистическом обществе. И тот и другой добились выдающихся результатов в своей области. Но учение Вебера ограничено, поскольку касается стран с протестантским населением, тогда как сталинское учение носит универсальный характер. В предвоенный период – до 1941 года — успешно происходил эксперимент по вовлечению в процесс консолидации социалистической нации в СССР значительного количества мусульманских и буддийских народов, не говоря уже о православных славянских народах — русских, украинцах и белорусах. После войны эксперимент был распространен на католические (хорваты, литовцы, поляки, венгры, чехи) и протестантские (восточные немцы, латыши, эстонцы) народы. Политика этносоветизации народов социалистического лагеря начала принимать свои масштабные очертания лишь в послевоенный период. Именно успешность этого процесса привела к созданию ЦРУ и глобальной системы средств информационной войны против СССР. Война в Корее в начале 1950-х годов показала, что два мощных военно-политических блока антагонистических государств достигли военного паритета. Эскалация отношений в этом направлении неминуемо приведет к глобальной катастрофе, к которой, кстати говоря, Сталин был готов, но не были готовы западные демократии. У Сталина не было необходимого запаса атомных и ядерных бомб, количество которых у США было в десятки раз больше. Необходимо было время для накапливания ядерного арсенала, но, как оказалось, времени у Сталина нс было: 5 марта 1953 года генеральный секретарь умер.
Началась эпоха наследников генсека, которые не только не довели до конца решение национального вопроса, согласно Сталину, но и пустили на самотек всю сферу национальных отношений, что привело к распаду СССР.
Характерной особенностью государственной политики в сфере национальных отношений, проводимой партийно-государственным руководством СССР во главе со Сталиным, была ее преемственность. Как известно, консолидация древнерусской народности и русского народа проходила естественно-эволюционным путем; отслеживался как сам процесс, так и его последствия — сначала великими князьями киевскими и владимирскими, а затем московскими царями.
Сталин, развивавший идею о создании одной социалистической нации в СССР, тем самым является не просто формальным продолжателем российской государственности, но и делает это, исходя из национального опыта. Однако формирование народа заняло на первой стадии (Древнерусское государство) примерно 400 лет, а на второй — 250 лет. Улучшение коммуникационных связей ускорило процесс создания нации. Однако в Петровский период было приостановлено дальнейшее сплочение народов в единую общность. Петровская империя, пришедшая на смену Московскому государству, предопределила тем самым свой конец. Конгломерат народов и территорий, стянутый воедино военно-бюрократическим управлением, не мог стать приемлемой формой развития российской государственности. По мере расширения границ империи, увеличения количества народов и этнотерриториальных образований, усложнения социальных процессов в государстве управляемость этого механического соединения разнородных элементов социума резко падала. Мировая война лишь ускорила его распад, распад империи. В частности, национальные элементы социума сыграли выдающуюся роль в низвержении имперского режима, крахе империи. Хаотические децентрализованные попытки унификации национальных окраин империи дали прямо противоположный желаемому результат: создали дополнительный революционный потенциал в виде национальных движений России. Результаты этой печальной национальной политики империи еще долго давали о себе знать, вплоть до Великой Отечественной войны. К примеру, внук имама Шамиля Саид- Бек вступил в прямой военный сговор с гитлеровской Германией против СССР. Его в этом поддержала значительная часть духовно-светских руководителей и населения Чечни и Нагорного Дагестана. То же можно сказать о движениях украинских и татарских националистов, широком распространении шовинизма в казахском народе и так далее.
Таким образом, отказ правителей России имперского периода от проверенного временем курса на консолидацию народов страны в единую нацию привел к крайне отрицательным последствиям, вплоть до потери национальной государственности. Лишь большевики смогли поднять решение национального вопроса на должную, адекватную времени высоту, сохранив при этом историческую преемственность. Лучшего решения, чем курс национальной консолидации в одну социалистическую нацию, на то время не существовало. Более того, оно было в духе западного менталитета, по Ренану, одобрялось повсеместно в СССР.
Послевоенные правители СССР, не поняв исторической преемственности курса Сталина в национальном вопросе, перешли к так- тике Петра I, воссоздав его конгломерат народов и территорий уже в виде партийно-государственного управления на военно-полицейской основе и отказавшись от унитарности государства и нации. Воистину именно Хрущев и Кo создали «советскую империю». Лишь Л. Брежнев в 1970-е годы перешел к практической реализации сталинского замысла и осуществил принятие новой Конституции СССР 1977 года, содержавшей директивные нормы о необходимости упрочения и развития единой общенародной общности – советского народа. И вновь любимый образ российской интеллигенции всех времен — так называемые темные силы – не дали проекту завершиться – генсек умер 10 ноября 1982 года. Наступала эпоха хаоса и развала…
Можно лишь представить рамки того национально-государственного проекта, который мог быть реализован с использованием абсолютных возможностей российской монархии, если бы Петр I пошел с 1717 года не курсом создания империи, а путем создания унитарного государства на основе однородности народонаселения, то есть создания единой нации.