Глава VIII
От Февраля до Октября и потом
Революционный взрыв, происшедший 23 февраля 1917 года и положивший начало Февральской революции, свержению самодержавия и крушению империи, был стихийным явлением. «Разве за неделю до Февральской революции кто-либо знал, что она разразится?» Это слова Ленина, лидера той партии, которой суждено было управлять Россией 74 года. По его же словам, значение второй русской революции в том, что царская монархия была побеждена за несколько дней «простым взрывом народного возмущения». Но именно в стихийности массовых движений он и усматривал «признак его глубины в массах, прочности его корней, его неустранимости».
Февральская революция носила буржуазно-демократический характер, следовательно, перед ней стояли коренные задачи демократического преобразования страны. Среди них решение проблем национальных движений и национального строительства в стране в целом. Зарубежная и отечественная историография отмечает, что в России в 1917 году имелась возможность буржуазно-реформистского развития страны. Соответственно, стоял и вопрос: социалистическая революция или буржуазно-реформистское преобразование? Февральская революция, свергнув царизм, фактически не решила стоявших перед страной насущных задач. Продолжалась империалистическая война, оставался нерешенным вопрос о земле, натолкнулись на сопротивление правительства и буржуазии основные требования рабочего класса (восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы и другие), оставался крайне острым и национальный вопрос.
Правящая буржуазная партия – кадеты – была согласна на те реформы, которые не затрагивали бы коренные интересы и привилегии капиталистов и помещиков. Кадеты были э кономически заинтересованы в сохранении помещичьего землевладения, но такжевозражали и по идейным соображениям: были против экспроприации одной из основных форм частной собственности.
Точно так же правящая буржуазия не могла отказаться от продолжения войны, которая давала громадные барыши на военных поставках в армию. Таким образом, правительство лишалось поддержки широких масс населения, включая крестьянство и пролетариат. Кроме того, Временное правительство могло управлять страной лишь до созыва Учредительного собрания, поэтому оно всячески саботировало его созыв, заняв в условиях «полевения» общества однозначную позицию: «сначала успокоение, потом реформы».
С 5 мая 1917 года в состав Временного правительства вошли меньшевики и эсеры, главенствовавшие в нем до осени. Эти партии пытались проводить курс «средней линии» в революции, реформистскими методами решить назревшие задачи и обеспечить ее развитие по рутинному буржуазно-демократическому пути. Меньшевики исходили из иллюзии, что Россия из-за ее отсталости еще не созрела для движения по социалистическому пути. Стоявший тогда на крайне правом фланге меньшевизма Г. В. Плеханов заявил в газете «Единство»: «Русская история еще не смолола той муки, из которой будет испечен пшеничный пирог социализма».
Эсеро-меньшевистский правительственный блок возлагал надежды на созидательно-организационные потенции российской буржуазии, которые, правильно употребленные, могли бы помочь справиться с хозяйственной разрухой, бедствиями и страданиями народа в условиях продолжавшейся крайне непопулярной в обществе войны. Однако сформировавшаяся в условиях имперского самодержавия российская буржуазия была политически малоопытной, консервативной и экономически исключительно узкокорыстной. Через 80 лет мы увидим то же самое! Кроме того, она была лишена в отличие от западноевропейской буржуазии какого бы то ни было престижа в глазах народных масс. Ее несостоятельность в политической сфере заключалась как в отсутствии у нее тех социальных черт, что могли бы нести реформистский потенциал, так и в исторической запоздалости и отсталости российского капитализма.
В течение нескольких месяцев эсеровское Министерство земледелия «разрабатывало» законопроект о земельной реформе, который так и не появился на свет. Все другие робкие попытки реформы, предлагаемой эсеро-меньшевистским блоком, тормозились
в правительстве как кадетами, так и другими силами этого «блока». В итоге от программы социальных реформ, могущих удовлетворить массы, правящим «демократическим» партиям пришлось отказаться. За восемь месяцев пребывания буржуазии у власти ни одной сколько-нибудь существенной реформы в интересах народных масс, включая уже обещанные, не было проведено. Не следует забывать, что именно массы, особенно крестьяне и солдаты, в первые месяцы революции поддерживали эсеров и меньшевиков, поверив им, что все вопросы российской действительности можно решить к всеобщему благу реформами.
Эсеровский официоз «Дело народа» писал 14 октября 1917 года (то есть за десять дней до революционного переворота): «Нужно дать, наконец, массам почувствовать осязательные результаты революции, ибо семь месяцев революционного бесплодия привели к разрухе, к анархии, к голоду». Это было обращение в адрес Временного правительства.
Кроме того, из-за военных поражений и политической нестабильности внутри страны резко ослабли международные позиции России; она, по сути, перестала быть великой державой. Более того, ей угрожало территориальное расчленение со стороны воюющих держав, причем как союзников, так и врагов.
Трезвая оценка катастрофического положения страны и ее объективных потребностей указывала на единственный выход для спасения страны от национальной катастрофы и обеспечения национальных прав народов России. Этот путь заключался в условиях невиданного разграбления и разорения страны при переходе к социализму.
Поэтому намеченный Лениным переход к социализму был не «прыжком в неведомое», а практическим выходом из кризиса буржуазно-помещичьего строя. Кроме того, осенью 1917 года российская буржуазия окончательно отказывается от буржуазной демократии и связанных с нею либеральных иллюзий и ведет курс на политический союз с военными, ведущий к военной диктатуре. Народ, образно говоря словами большевистского лидера, был поставлен в условия, когда «выхода нет, объективно нет, не может быть, кроме диктатуры корниловцев или диктатуры пролетариата». Существовала некоторая вероятность осуществления анархистского бунта, который в перспективе должен был завершиться буржуазной реставрацией. В этих условиях императив истории выразился в социалистическом выходе из национального тупика: Россия осталась Россией, но Россией социалистической. Российская буржуазия в ходе развития буржуазно-демократической революции не смогла обеспечить реформистскими методами решение назревших общественных задач и разрядить социальную и политическую напряженность в обществе.
Гражданская война, принявшая с лета 1918 года масштабные и жестокие формы, по сути, стала логическим продолжением как русских революций XX столетия, так и разрешением противостояния корниловцев и власти Советов. Борьба за радикальное перераспределение власти и собственности в пользу народных низов, продолжавшаяся почти всю первую четверть XX века, оканчивалась социальной войной, войной общественных классов и слоев, одни из которых потеряли былую власть и право на собственность, а другие обретали. Российская буржуазия проиграла борьбу за власть рабочему классу и его социалистическим партиям, не сумела и не смогла провести необходимые обществу социально-экономические реформы ввиду своей экономической и политической слабости и неспособности к глубокому историческому творчеству. В противостоянии буржуазии большевики в ходе развития Октябрьской революции реализовали общедемократические ожидания общества в борьбе за прекращение империалистической войны, за землю, национальное равноправие.
Временное правительство не могло также решить проблемы окраинного национализма, совместившегося с аграрным вопросом, что придало крестьянскому движению радикальные формы.
Принятие закона от 20 марта (2 апреля) 1917 года «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» не привело к решению национального вопроса. Отсутствие денежных средств не позволило приступить к национально-культурному строительству и функционированию местного самоуправления. По сути, основные социальные вопросы нерусских народов закон не затронул, а потому обещание национальных свобод и устранения национального неравенства на практике осталось нереализованным. Так, в отношении народов Туркестана Временное правительство решительно высказалось против предоставления им национального равноправия. Оно отказало в автономии Украине, разогнало финляндский сейм.
Половинчатость национальной политики центрального правительства привела к формированию двух тенденций в национальном движении народов России: буржуазной и революционной. Национальная буржуазия на окраинах страны пыталась превратить свои политические организации (например, украинскую Центральную раду, Белорусскую раду, молдавскую «Сфантул цэрий» и другие) в национальные правительства, играющие роль областных автономных органов власти. Реализация этих планов имела свойственную этим окраинам политическую и социальную окраску.
Так, идеологи украинского националистического движения уверяли массы, что на Украине нет своей национальной буржуазии, и потому предлагали «дружно» объединиться под единым национальным знаменем. Мусульманские националисты отрицали наличие классовой борьбы среди многомиллионного мусульманского населения России. Эти процессы характеризовались и одной общей чертой: национальная буржуазия, олигархия и местная аристократия активно содействовали формированию национальных военизированных частей. Для захвата власти на национальных окраинах создаются украинские, молдавские, эстонские, польские, латышские, мусульманские и другие национальные воинские части.
С другой стороны, существовала революционно-интернационалистическая тенденция, берущая свое начало в программе решения национального вопроса, принятой в 1903 году II съездом РСДРП. Рассматривая национальный вопрос как важную часть вопроса о победе социалистической революции, программа предусматривала равноправие наций, право народов на самоопределение и образование национальных государств.
РСДРП (б) выступала за предоставление права широкой областной, национально-территориальной автономии тем народам страны, которые после буржуазно-демократического переворота не пожелают от нее отделиться, настаивала на отмене обязательного государственного языка, справедливом определении границ самоуправляющихся автономных областей на основе учета хозяйственных и бытовых условий, национального состава населения. С весны 1917 года большевики начали активно проводить политику классового размежевания внутри национальных движений страны, ориентировать его на борьбу за прекращение войны, ликвидацию помещичьего землевладения, национального гнета, свободное развитие родного языка.
В отличие от других политических партий большевики последовательно проводили и развивали программные установки партии по национальному вопросу. Так, уже на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов (3—24 июля ст. ст. 1917 года) Ленин заявил о необходимости превращения многонациональной России в Союз добровольно объединившихся республик: «Пусть Россия будет Союзом свободных республик». Необходимо отметить, что большевики всегда и везде увязывали решение национального вопроса с борьбой за диктатуру пролетариата, за республику Советов. Эта политика дала должные и заметные результаты. Так, в Латвии, Эстонии, Белоруссии, Украине, на Кавказе, в Средней Азии и Казахстане, национальных районах Поволжья, Урала и Сибири проходило масштабное становление советской власти и единства действий по большинству вопросов политической действительности РСДРП (б) и национальных движений.
Практические формы работы РСДРП (б) возникли во время первой русской революции 1905—1907 годов в виде национальных секций партий, являвшихся составными частями единых местных парторганизаций и объединявших трудящихся, не владевших или слабо владевших русским языком. Во время Первой мировой войны секции оживили свою деятельность в связи с эвакуацией оборонных предприятий из Польши и Прибалтики. После Февральской революции национальные секции в большевистской партии значительно умножаются как в численности, так и в количестве. Летом 1917 года около 100 тысяч членов национальных секций вели партийную работу от Камчатки до Одессы, Минска и Киева.
Последовательное разрешение буржуазно-демократических задач в их направленности на социалистическую революцию помогало большевикам убедительно излагать связность, цельность и взаимность своей платформы по национальному вопросу. Так, уже 27 февраля (12 марта) 1917 года большевики в манифесте РСДРП «Ко всем гражданам России» заявили, что революция, свергнув самодержавие, ставит на повестку дня утверждение демократической республики, призванной реализовать назревшие решения.
Однако буржуазное Временное правительство в своей программе действий, обнародованной в официальной декларации 3(16) марта, умолчало о форме правления. Эсеро-меньшевистский правящий блок также откладывал решение, совмещая его с созывом Учредительного собрания. Фактически после Февраля государство не имело государственного флага, герба и гимна. Лишь после ликвидации корниловского мятежа Временное правительство 1 (14) сентября 1917 года официально провозгласило Российскую республику и объявило об учреждении Директории (так называемого Совета пяти), коллегии пяти министров Временного правительства во главе с министром-председателем А. Ф. Керенским, на которую было возложено до формирования кабинета управление делами государства для поисков выхода из правительственного кризиса, возникшего в связи с мятежом генерала Л. Г. Корнилова. В сентябре на деньгах, так называемых думских, появляется новый государственный герб в виде двуглавого орла с опущенными крыльями и изображением Таврического дворца. Пришедшее на смену Директории 3-е коалиционное Временное правительство просуществовало ровно месяц (с 25 сентября) и не могло вывести страну из государственного и национального кризиса иначе, как взяв курс на введение военной диктатуры. Однако Октябрьская революция как историческая реальность положила конец этому политическому сценарию. В новых исторических условиях национальное движение России пошло по пути создания советской национальной государственности. Советы, ставшие государственной формой диктатуры пролетариата, реализовывали партийные установки большевистской национальной программы.
II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов (7—9 ноября н. ст. 1917 года), имевший представительство от всех национальных окраин России, не согласился на провозглашение федеративного устройства государства. Таким образом, в первые месяцы после Октября Российская советская республика являлась единым многонациональным государством и включала в себя территорию всей бывшей Российской империи. Принятая на съезде «Декларация прав народов России», обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» нашли свое практическое подтверждение в декрете о признании государственной независимости Финляндии, декрете о Турецкой Армении и Манифесте к украинскому народу с ультимативными заявлениями к Украинской раде.
В поражении буржуазно-националистической тенденции в осуществлении национальной политики России в 1917—1918 годах сыграло свою роль триумфальное шествие советской власти. Оно сопровождалось процессом образования и подготовки к образованию национальной государственности на базе «вертикали власти» в виде Советов всех уровней. Так создавались советские национальные республики. Одновременно шел процесс формирования их союза в качестве союза «освобожденных народов».
III Всероссийский съезд Советов открылся 10 (23) января 1918 года спустя пять дней после разгона Учредительного собрания в Таврическом дворце в составе 1647 депутатов с решающим голосом, из которых 233 делегата были от нерусских народов, принял «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В ней говорилось: «Советская Российская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация Советских национальных республик». Съезд принял постановления «О федеральных учреждениях Российской Республики» и «О политике Совета народных комиссаров по национальному вопросу».
Эти документы определяли основные принципы складывающейся советской федерации: добровольность вступления в нее, равноправие наций, революционный интернационализм, демократический централизм, национально-территориальный принцип образования. На этой основе советская власть начала проводить политику создания национально-территориальной автономии. Этому принципу соответствовала Туркестанская советская республика, провозглашенная 30 апреля 1918 года в Ташкенте 5-м краевым съездом Советов.
Расширение и обобщение опыта советского национальногосударственного строительств было юридически закреплено в Конституции РСФСР 1918 года, где в качестве первого раздела включена указанная выше декларация. Необходимо отметить, что III съезд Советов сыграл историческую роль в законодательном оформлении и укреплении советского государственного строя, что и обеспечило широкомасштабный мирный переход государственной власти к Советам на всей территории страны. Такой поворот событий произошел из-за присоединения 13 (26) января к съезду участников III Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов. Ранее съезды крестьянских Советов проходили отдельно. Кроме того, на объединенном съезде Советов присутствовало в два раза больше полномочных депутатов, чем в составе Учредительного собрания. В состав ВЦИК, избранного съездом, вошли 360 человек, представлявших семь политических партий общефедерального уровня.
Всякая попытка представить горстку революционеров, «вождей мирового пролетариата», способными в одиночку столкнуть колоссальную страну с «прогрессивного» пути буржуазного строительства, является политической спекуляцией. Наивно полагать, что какие- то отечественные заговорщики вкупе с международными авантюристами могли бы за какие-то 20 лет организовать в стране три революции, не будь на то кардинальных исторических причин. Большевики смогли объединить недовольство оппозиционных и революционных настроений всех слоев и классов русского общества, включая национальные и племенные особенности, в единый поток революционного настроения, направленный против самодержавной, а затем и буржуазной власти. Особенно надо отметить настроения в крестьянской среде, которые определяли весь ход политического процесса. По сути, после крушения империи в этой среде зреют мессианские настроения, обусловленные уровнем образования, культуры и религиозности. Но ведь и большевики руководствовались в своих действиях именно мессианскими побуждениями, что делало их политический союз с крестьянством не просто неизбежным, но и победоносным. Мессианские настроения народа, по сути, крестьянства, находили свое отражение и в большевистской концепции общенародного государства. Идея государства как большого дома народа России являлась в действительности русским архетипом и поэтому не нуждалась в пропаганде. Достаточно было обратиться к чувству народа, чтобы из области коллективного бессознательного эта идея стала политически эффективной. Вся история российской государственности начиная с IX века основана на практической реализации этой идеи. В условиях мировой войны, воскресившей апокалиптические настроения, большевистский мессианизм и явился той консолидирующей силой общества, которая смогла преодолеть нормы буржуазной демократии и сломать институты и органы ее исполнительной власти. Ни рациональные рассуждения эсеров о земле, ни меньшевистские идеалистические лозунги буржуазной свободы и прав, ни кадетские доводы об императивности права собственности не смогли устоять перед мессианскими побуждениями народа и большевиков. Именно они, получив в конечном счете поддержку большинства народа, оказались победителями над своими раздробленными и не имевшими притягательных для народа лозунгов противниками из лагеря буржуазных и мелкобуржуазных партий. В отличие от своих политических оппонентов Ленин хорошо представлял себе настроения в обществе. Помимо социальных причин, он также отмечал и чисто психологические черты зреющего перелома в настроениях. Так, он говорит о необходимости использования в политической борьбе «инстинктивного влечения пролетарской массы к социализму». Он также указывает на почти полную нерасчлененность понятий идеологии и психологии в народе: «Эта психология и идеология (стихийности), как бы она ни была смутна, почти у всякого рабочего и крестьянина заложена необыкновенно глубоко». Лидер большевиков указывает на необходимость срочно расширять партийную деятельность в структурном плане, чтобы «хоть сколько-нибудь идти в ногу с возросшим во сто раз потоком народной революционной энергии».
Партия, по Ленину, является ценностью не сама по себе, а по ее позиции в отношении творца и решающей силы истории — народной трудящейся массы. Его мнение в этом вопросе весьма отличается от мнения многих либеральных идеологов буржуазного толка того времени.
Как известно, партии и вожди II Интернационала разделяли точку зрения о незрелости народных масс и, следовательно, о необходимости всестороннего коммунистического воспитания масс. По Ленину, это было излишним. Как он отмечал в своих статьях еще начала XX века, «представитель угнетенного класса, хотя бы из хорошо оплачиваемых и вполне интеллигентных рабочих, с той удивительной простотой и прямотой, с той поразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко, делит весь мир на два лагеря: мы, трудящиеся, и они, эксплуататоры». Поэтому неудовлетворение общественных потребностей, остроконфликтное противостояние богатых и бедных, абсолютистско-бюрократической власти и бесправного народа могли только лишь усиливать раскол общества и его революционные ожидания.
Архетипическое представление самодержавия как большого государственного дома было в общественном сознании вытоптано имперской политикой. Этот коллективный архетип бытовал в народных эмоциях и чувствах и продолжает бытовать до сих пор. Можно считать, что кризис самодержавия, а затем его крах вновь обратили глубинные чувства народа к реальной жизни, что и было замечено Лениным, облекшим их в политическую плоть и действия.
Рационализм западного толка, процветавший тогда во всех российских социалистических и буржуазных партиях, не позволил им принять в качестве политической реальности мессианские и архетипические настроения и представления народных масс.
Октябрьский переворот потому и является революцией, что смог в своих рамках удержать стремительное возрастание объема активной народной массы и силы ее активности в общем политическом процессе. «Революция не заказывается; революция является как следствие взрыва негодования народных масс». Империалистическая война породила величайшее недовольство, брожение и озлобление масс. Овладение этим потоком, его усиление становятся главной практической задачей политических партий в России. Особенно это стало актуально после февраля 1917 года.
Ход событий в 1917 году более уместно характеризовать взаимосвязью психологии и революции. Если социальные проблемы, нерешенность которых определила крах самодержавной власти и власти либеральной буржуазии в России, вполне понятны, то психологическая сторона и основанные на ней мессианско-апокалиптические настроения масс менее отчетливы. Для партийной работы социалистов того периода общим местом является работа с классовой, профессиональной, этнической и всякой иной общностью в плане установления наиболее полного контакта по использованию особенностей психологического склада или характера. Другая часть социально-психологической сферы, которая обусловливает не устойчивые черты, то есть характер, а динамику, является наиболее сложной для партийного контроля. Она, как правило, не входила в повестку дня политической работы партий. Не так обстояло дело с большевиками, которые в лице своего вождя имели уникальный случай совместить стихийность в проявлении общественного настроения с правильно поставленной партийной работой. Причем в его политической публицистике можно зафиксировать внимание не только к психологии трудящихся масс, но и к психологическим наблюдениям, касающимся таких общественных слоев, как служащие (чиновничество), военные и духовенство, не говоря уже о крупной и мелкой буржуазии, дворянстве и российской интеллигенции. Своеобразие политического момента, который привел страну к Октябрю, в том, что правительство (царское, а затем буржуазное) поднимало на уровень гражданской ответственности самых отсталых, самых невежественных, политически неграмотных крестьян, ставя их под ружье и задавая определенные социальные цели: победа над внешним врагом, борьба с внутренней революцией. Понимание опасности этого положения появилось к осени 1917 года, когда, говоря словами классика, власти поняли: «теперь надо бояться человека с ружьем».
Особенно в этом отношении интересен учет в февральско-октябрьской политической ситуации национального вопроса. Если буржуазные и социалистические лидеры России не выделяли здесь каких-либо особенностей и призывали прямо копировать опыт западных европейцев, то интересно высказывание Ленина о психологии русского народа: «Я лично не решился бы этого (то есть знания психологии) утверждать о русском народе…» Более того, он задается мыслью, как обойти ради общерусского дела ту узость, «которая заставляет питерца забывать о Москве, москвича о Питере, киевлянина обо всем, кроме Киева…»
Ленин высоко оценивал способность русского народа к самопожертвованию ради защиты высоких духовных ценностей. Выходя за рамки национального, они равнозначны мессианским настроениям устройства «нового» мира». «Мы наш, мы новый мир построим». За ними пошли на эту борьбу и другие нации, которые видели в мире избавление от чувства ущемленного национального достоинства, обиды угнетенной нации на, так сказать, титульную нацию, а также на угнетателей, которые ассоциировались с государственной машиной власти. Вождь мирового пролетариата откровенно писал о значении национального вопроса для партии большевиков. Он видел его в вовлечении крестьянства как наиболее многочисленного и наиболее «тяжелого на подъем слоя населения» в борьбу за политическую свободу вообще и за права национальностей в частности. Следовательно, любая партия должна, помимо настроения масс, видеть главную цель своего существования. Для Ленина этой целью был социализм, а значит, и все действия партии должны быть сообразны ей. Он вовсе не считал, что необходимо следовать за каждым изгибом настроений масс. Другие социалистические и буржуазные партии не так ясно осознавали свои цели, более всего ценя свою самодостаточность вне связи с подлинными интересами народа, либо слишком уж превознося абстрактные буржуазные свободы, которые мало интересовали массовое сознание.
Большевики более умело использовали психологию масс для достижения своих целей, прежде всего для самой радикальной ломки прежних общественных отношений и порядков. Отдавая должное важности подобной ломки в психологии масс, большевистский лидер указывал на первостепенное значение избавления от того в психологии, что тормозит ход истории. Этого подлинного ощущения историзма и непреходящего значения всего 1917 года в мировой истории не было ни у кого из значимых политиков того времени, кроме лидера большевиков. Так, у крестьян как класса, показывал Ленин, налицо особая психология: крестьяне — труженики и собственники, крестьяне — трудовые деловые люди, люди практической жизни. Психику этой массы, как и всякой иной, надо уметь привлечь, завоевать, переделать. «Не сметь командовать!» – предупреждая Ленин в отношении крестьянства. Ему была понятна та позиция, когда нет места идеализации или возведению в абсолютный закон стихии, инстинктов и стратегий масс, чем руководствовались другие социалистические и буржуазные лидеры. Задача состояла как раз в том, чтобы считаться с объективными условиями, преобразующими психологию борющейся массы, а не наблюдать самодовлеющую психологию забитой массы. Ленинское понимание социально-психологической динамики российского общества оказалось верным. Поэтому большевики уверенно контролировали социально-политическую ситуацию в российском обществе в 1917 году, что определило переход власти в их руки.
Кроме того, отождествление партийных и народных интересов, что практически реализовали большевики, было сделано благодаря правильной философской позиции. Недаром материалистическая антропология Людвига Фейербаха так высоко оценивалась Лениным. Но главным моментом ее было дистанцирование от буржуазной концепции категории «я» как субъекта познания. Фейербах заявил и доказал, что нет никакого «я», субъекта познания, до отношений между людьми: каждый из них становится субъектом только в этом взаимном отношении. Как, например, можно говорить о морали, имея в виду одного лишь человека: ясно, что мораль возникает, когда речь идет об отношении одного человека к другому или другим. Первичное отношение «мы и они», поскольку оно входит в коллективное бессознательное на уровне архетипа, явственно определяло социальное действие масс. Поскольку идеология и есть определенная система взглядов и идей, в которых оцениваются отношения людей к действительности и друг к другу, то она и предоставляет действующему политику механизм и инструмент выявления групповых отношений в обществе по принципу «мы и они». Отмеченная летом 1917 года глубокая поляризация общества, как нельзя лучше отвечала практике тех партий, которые хорошо представляли себе истинную психологию и настроение широких народных масс.
Исторический материал всех времен и народов, начиная с истории первобытного общества, указывает, что в психологической плоскости категория или понятие «они» первичнее понятия «мы». Отсюда в известных интересах можно развить на этой архетипической основе ненависть к какому-либо общественному институту или явлению, а затем обособиться от «них» в качестве «мы», то есть самоопределиться по отношению к «ним». История коммунизма как раз и начиналась с заявления о классовой ненависти в известном манифесте и определения «того», что же противостоит буржуазии в реальном мире. Этот факт полностью соответствует психологии: только ощущение, что есть буржуазия, рождает выраженное сознание того, что есть «не буржуазия». Однако западноевропейский коммунизм, основанный на рациональном объяснении классовой ненависти, отличен от русского большевизма, заключающего в себе значительные эсхатологические проекты и мессианское отношение к возникающей социально-политической действительности. Надо сказать, что последнее представление, связанное с решающей ролью бессознательного в определении отношения «мы — они» утвердилось в мировой психологической науке лишь во второй половине XX века. Однако, как мы видим, большевики успешно реализовали его в кардинальный момент истории России, когда решался вопрос о власти. Масштабность накопленных обществом проблем заставляла партийных идеологов задолго до профессиональных психологов включать в круг практических проблем вопросы, не только касающиеся социальных классов, слоев и национальных групп. Это предполагало вести партийную работу по линии международных объединений по тому или иному признаку (классовому, профессиональному, научному, политическому), а также не исключать мировые религии. Кроме того, большевики в рамках своей партийной идеологии прямо ставили вопросы будущности всего человечества. Да и женское международное движение постоянно находилось в поле зрения их практической работы, конечно, в прямой связи с вопросом о власти. Такой широкий спектр охвата вопросов социально-политической жизни стал непременной сферой действий политиков лишь к концу XX столетия, если говорить о буржуазных государствах. Однако российская практика опередила их на добрых три четверти века. В этой связи не стоит удивляться тому факту, что большевики исходили в своей политической практике из ясного понимания российской действительности, основанного на вполне объективных закономерностях социально-политической и экономической жизни страны. Их политические оппоненты не смогли продемонстрировать адекватный уровень политического универсализма.
Большевистская революция закончилась на берегах Вислы, где объединенные силы буржуазной Европы остановили натиск пролетарских армий в их походе за правду и справедливость. В дальнейшем экзистенциальный порыв народа был сбит мором в Поволжье, экономическим крахом политики военного коммунизма, ослабившим как крестьянство, так и промышленный пролетариат. Экзистенция в массах пошла на убыль.
Ленин долго сопротивлялся этой тенденции, нашедшей своих приверженцев в партийном руководстве. На нэп он согласился под мощным давлением партийной гвардии профессиональных революционеров, не понявших духовные основы русской революции, но слепо приверженных социалистическому доктринерству западных европейцев. Эти люди и установили на многие годы диктатуру коммунистической партии, ничего общего не имевшую ни с большевизмом как духовно-революционным движением, ни диктатурой пролетариата.
Сталин также обращался к этой теме в плане ее реставрации. Знаменитый диалог в фильме «Чапаев»: «Ты за кого, за большевиков или коммунистов? — За Ленина» показывает, что лидер СССР вновь попытался организовать условия для возникновения экзистенциального порыва в народе. По его мысли, борьба за земной шар, за мир продолжалась. Сталин солидарен с Чапаевым из кинофильма в том, что большевики ратуют за продолжение преодоления старого, строительство нового, а коммунистам была нужна одна власть для своей сытой жизни. Сталин до октября 1952 года противился устранению слова «большевики» из названия правящей партии.
Засилие коммунистическо-бюрократической системы, пришедшей к власти после иссякания экзистенциально-большевистского импульса в народной массе, привело к пессимистическим мотивам в обществе. Мессианские чаяния народа были принесены в жертву мещанскому процветанию партийной аристократии и олигархии. Система загнала народную свободу в богемную, катакомбную среду. Заметим, что следствием этого явилось многообразие литературных стилей в стране в 20-е годы.
Подлинная свобода была заменена ее художественным эрзацем: футуристы, презентисты, ничевоки, люминисты, эвфуисты, имажинисты и другие. Дух времени, конец героического периода выразил поэт Есенин. Сергей Есенин — плоть от плоти народной. В своем творчестве он как раз и отражал народные думы о существующем и о том, что же произошло. Не хочется верить Есенину, что революция. мощная буря очищения, завершена без достижения тех великих целей, которые понятны всем и каждому, – свободы и справедливости. На их место пришли обывательщина и мещанство:
Тот ураган прошел.
Нас мало уцелело
На перемычке дружбы многих лет.
И далее:
Мы многое еще не сознаем,
Питомцы ленинской победы,
И песни новые По-старому поем,
Как нас учили бабушки и деды.
Но все же я счастлив.
В сонме бури
Неповторимые я вынес впечатленья.
Вихрь нарядил мою судьбу В золототканое цветенье.
Поэт чувствует замедляющийся ход истории, когда мировой процесс идет на убыль: уже в мавзолее Ленин, который «открыл для мира наконец никем не виданную Сушу». Все ширится тот уклад жизни, пошлость, герои которой – комиссары — чувствуют себя центрами этого рутинного существования:
Все доступно в мире,
Петя комиссаром На своей квартире С толстым самоваром.
В октябре 1925 года после празднования Октября поэт пишет: «Теперь октябрь не тот, не тот октябрь теперь…»
До этого, пространствовав два года по Старому и Новому Свету, он оставляет свои впечатления в письмах.
«Что сказать мне об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет, здесь жрут и пьют и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, а на искусство начихать, самое высшее — мюзикхолль». И про Америку: «Мы взглянули на статую Свободы и прыснули со смеху: бедная старая девушка! Ты поставлена здесь ради курьеза!»
Даже тяжело заболев в 1925 году, Есенин отказывается выехать для лечения в Баден-Баден: «Был я за границей — тошнит меня от заграницы». Но в России народ уже не тот и власть уже не та.
О чем крестьянская судачит голь…
Как мало надо этим брадачам,
Чья жизнь в сплошном Картофеле и хлебе.
Чего же я ругаюсь по ночам На неудачный, горький жребий.
Уход Есенина – это конечная точка развития революции в России; революция завершилась.
Сталин десять лет спустя попытается вернуть революционный пафос в государственную и общественную жизнь страны. Международная обстановка способствовала претворению самых великих замыслов в судьбах народов. Он предпринял определенные усилия убрать из сферы государственной жизни коммунистическую аристократию, этот омещанившийся слой западнофилов, а также воспитать и привести к власти новую плеяду большевиков, «сталинских дворян». Этим планам не суждено было сбыться, ибо и выпестованное поколение новых большевиков, и духовный подъем были исчерпаны в кровавом хаосе Второй мировой войны.