– Нет, это исключено. – Он отрицательно затряс головой.
Филатову показалось, что в его реакции содержится больше эмоций, чем подобало бы исходя из ситуации.
– Но почему? – удивился он. – В прессе были сообщения, что сербские врачи проведут повторное вскрытие. Разве вы не хотите знать правду?
– Семья не позволяет проводить вскрытие.
– Семья? – удивился Филатов. – Семья в России, а тело в Сербии. А вы – партия, которую он возглавлял, и вы тоже имеете право голоса в этом вопросе.
– Нет‑нет! – опять горячо и испуганно запротестовал его собеседник. – Надо уважать волю семьи! Мы не можем ее нарушить.
– Да при чем здесь воля семьи?! – почти вспылил Филатов. – Когда причина смерти вызывает подозрения, воля семьи в расчет не принимается, и вскрытие производится в обязательном порядке. Ну! Чего вы боитесь?
Некоторое время зампред не знал, что ответить, и собирался с мыслями.
– У кого вызывает сомнения? – нашелся он наконец.
– У меня, у вас, у любого человека с непромытыми пропагандой мозгами, – терпеливо, словно малому ребенку, стал разъяснять ему Филатов.
– У меня – не вызывает, – заявил зампред.
Филатов уставился на него во все глаза. Ведь тот же сам сейчас говорил ему прямо противоположное!
– И это говорите вы? – произнес он, пораженный его словами. – Его заместитель по партии?
– Да, – ответил тот. – Для меня достаточно мнения Лио Бакерии.
– Какого мнения? – Разговор шел уже почти на повышенных тонах. – Он же ничего не видел! Ему просто показали кино! Я говорил с ним по телефону. Вы что, верите всему, что увидите в кино? В Кинг‑Конга, например?
– Это было не кино, – почти убежденно ответил зампред, но при этом отвел взгляд в сторону, – а запротоколированная видеозапись. Почему я должен ей не доверять?
Филатов некоторое время не находил, что на это возразить. Он и представить не мог, что при подобных обстоятельствах смерти человека, не последнего человека в этом мире, между прочим, его близкие и соратники будут так упорно отказываться от проведения повторного вскрытия. От пустяковой в общем‑то процедуры. И главное – никто же не мешает! В чем дело? У Филатова это не укладывалось в голове.
Он решил сделать последнюю попытку:
– А что, если на самом деле он умер не от сердечного приступа?
– А от чего еще?
– Ну, допустим, его отравили? Вы что же, так это и оставите, простите им?
– Зачем бы им было его травить? – спросил зампред, глядя поверх головы Филатова с таким видом, словно бы он сам не стоял тут рядом, а уже мчался в удаляющемся автомобиле и его мало интересовало то, что осталось позади.
– Как зачем? Ведь им не удалось ничего доказать. Милосовича надо было выпускать, а это был бы скандал. Это доказывало бы, пусть и косвенно, что вся затеянная против Югославии кампания была лживой, а война – неправедной. Им легче было его отравить, чем выпустить.
На самом деле Филатов вовсе не был так уж уверен, что Милосовича отравили. Просто хотелось убедить зампреда провести повторное вскрытие. Но тот упорствовал.
– Отравили – не отравили, – уныло сказал он, – какая теперь разница? Он умер, и его не вернуть. Ничего из того, что было раньше, не вернуть. От Югославии осталась одна Сербия. Видимо, таково веление времени. Нужно с этим смириться и ждать светлой полосы для нашего народа.
«Да он прямо фаталист какой‑то, – подумал Филатов. – Ему бы мистику преподавать в школе для астрологов, а не Социалистической партией руководить».
Опять появился помощник зампреда. Тот извинился и отошел от Филатова. Оба начали о чем‑то совещаться. Угловым зрением Филатов видел, как помощник несколько раз посмотрел в его сторону. Чуть более пристально, чем было надо, словно запоминая получше, как Филатов выглядит. Хотя что тут было запоминать? Филатов был личностью известной, и от его фотографий прямо‑таки ломился Интернет. Не составляло труда найти и распечатать любую.
Остаток ужина Филатов высидел с трудом. Его деятельная натура требовала что‑нибудь предпринять. Но что? Он прокручивал в уме всевозможные варианты, прикидывая, что он мог бы сделать прямо сейчас. Найти других боссов соцпартии и уговорить их провести повторное вскрытие? Или поискать дочь Слободана Марию с той же целью? Нет, это вряд ли. Он знал, что Мария живет где‑то в Черногории. Пока он ее разыщет, пока она доберется до Белграда, уже и утро наступит. А ведь еще надо найти патологоанатома. Да и препирательство с соцпартией займет какое‑то время. Если, конечно, тут рулит только она, а не еще какие‑то силы. Нет, этот вариант не годится.
Боссы же соцпартии вряд ли согласятся пойти против воли своего главного начальника и против воли семьи. Для этого нужна сильная мотивация, а ее сейчас нет. Была бы – и без него сделали бы повторное вскрытие.
Оставалось одно – самому найти частного патологоанатома и договориться с теми, кто сейчас стережет тело. Патологоанатома можно найти в больнице Святого Саввы, а со сторожами в Музее революции, где сейчас находится тело, он договорится.
Филатов тряхнул головой. Черт возьми, какая только чушь не полезет в голову, когда очень хочется докопаться до истины, а никаких возможностей для этого нет! Нельзя ему влезать в такую авантюру. Так и в тюрьме недолго оказаться. Он здесь всего лишь гость, иностранец, и никаких прав у него нет. Но как же чертовски хочется понять, что произошло на самом деле! Ведь чего проще – проведи вскрытие, и будешь знать.
Нет, вскрытие в музее провести, пожалуй, не получится, это не морг, там нет никаких условий. А хоть бы и получилось, оно не будет иметь никакой силы, потому что незаконное. От этой мысли надо отказаться раз и навсегда.
Он пожалел, что не прилетел сюда на день или даже на два раньше. Тогда у него было бы время что‑нибудь предпринять.