ГЛАВА XXII
ПОИСКИ КАТАФАЛКА
Филатов опять вспомнил про катафалк в аэропорту. Чей гроб он встречал? Куда с ним поехал? Почему пассажирам не объявили, что с ними летит покойник? Может, его сняли с другого рейса в последнюю минуту? Но тогда все равно следовало объявить. Или не следовало? Ну знал бы он, что с ними летит усопший, – и что? И ничего. Это дело авиакомпании, какой багаж перевозить, пассажиры тут права голоса не имеют.
Могло быть и так, что гроб планировали отправить вечерним рейсом, а отправили утренним. Почему? Воз можно, это зависело от встречающих – встретить гроб с утреннего рейса они могли, а с вечернего – нет.
Потом, с гробом должны лететь сопровождающие. Кто в салоне сопровождал этот гроб? Что‑то он никого похожего на сопровождающих не заметил. Может, их и не было вовсе? Конечно, их не было, иначе опять подали бы трап и открыли дверь, чтобы их впустить. Получается, гроб в полете был безнадзорным. Хотя могло случиться и так, что сопровождающие летели в багажном отсеке вместе с ним. Впрочем, вряд ли, это запрещено.
Но если сопровождающие все же были, то почему у катафалка он никого не заметил? Может, они уже сидели внутри? Или поехали в другой машине?
Филатов попытался навести справки про гроб в аэропорту. Вылетая в очередную командировку, он зашел к начальнику таможни, предпенсионного возраста полковнику с хитроватым лицом.
– Гроб? – удивился таможенник. – Из Белграда? Девятнадцатого марта? Что‑то я такого не помню.
– Это было воскресенье, скорее всего, вы не работали, – заметил Филатов.
– Нет, я бы знал. Не было ничего такого.
– Но я ведь сам его видел, – возразил Филатов.
– А вы уверены, что он именно с вашего рейса?
– Думаю, да.
– Вы видели, как его грузили в ваш самолет?
– Нет.
Таможенник развел руками и слегка склонил голову набок:
– Тогда почему вы решили, что он прилетел с вами?
– Я видел такой же в Белграде, – терпеливо объяснил Филатов.
– Но вы могли ошибиться.
– Они выглядели совершенно одинаково.
– Ну мало ли.
– Мне все же кажется, что это был именно тот гроб, – настаивал Филатов.
Лицо начальника таможни приобрело выражение лица взрослого человека, который втолковывает очевидные вещи непонятливому ребенку.
– Не думаю. Рейсов у нас много, он мог прилететь откуда угодно.
– А как бы это установить поточнее? – спросил Филатов.
– Это сложно, нужно ворошить всю документацию. И потом, это конфиденциальная информация, мы не можем распространять ее просто так. Вдруг родственники не хотят, чтобы об этом знал кто‑то еще. Тайна частной жизни – закон. Вы, как законодатель, должны это понимать лучше, чем кто‑либо другой.
– Но и вы тоже должны понимать, что я не рядовой интересующийся, – попробовал надавить Фи латов.
– Я‑то это понимаю, – ответил начальник таможни. – Вы ведь не думаете, что я вот так запросто встречаюсь со всеми пассажирами? Но вы не сотрудник органов, и у вас нет права на оперативно‑разыскную деятельность.
– Это не оперативно‑разыскная деятельность. Я только хочу получить информацию по единственному вопросу.
– Увы. – Таможенник развел руками.
– Так вы отказываетесь предоставить мне информацию? – спросил Филатов.
– Нет, почему же? – сдал немного назад начальник. – Присылайте депутатский запрос, и мы ответим в установленные законом сроки.
Депутатский запрос! Установленные сроки! Да он просто издевался, этот таможенник. Филатова не устраивало ни то ни другое. Во‑первых, сроки слишком велики – целый месяц. А во‑вторых, нужно обосновать, для чего ему нужны запрашиваемые сведения. И здесь он не мог указать ничего вразумительного. В самом деле, что он мог написать в таком запросе? В гробу был не тот покойник? Но какой «не тот»? И какой нужен? А может, это вообще был пустой гроб?
– А что, у вас часто прилетают гробы? – спросил Филатов на прощание.
Таможенник снисходительно усмехнулся:
– Чаще, чем вы думаете. И прилетают, и улетают.
– На внутренних рейсах или на международных?
– И там, и там. Чаще, конечно, на внутренних.
– И дорого это стоит?
– Да уж подороже, чем простой багаж, – сказал начальник таможни. – Груз‑то специфический, сами понимаете. И негабаритный.
Филатов понимал. Быть может, лучше, чем многие другие. Он встал и холодно попрощался с таможенником.
Депутатский запрос он писать не стал, но навел справки по своим каналам и выяснил, что таможенник лукавил. Гроб действительно прилетел из Белграда. Но вот чье тело в нем прибыло, выяснить не удалось. Эта информация была закрытой даже для сотрудников таможни. Доступ к ней имелся только у начальника и особо доверенных лиц.
Оставался другой путь – попробовать разузнать через похоронную фирму. Но когда он узнал их количество в городе, руки у него опустились. Фирм оказалось более шестисот.
Он вспомнил про охранника.
– Ты номер катафалка записал? – спросил Филатов у него.
Тот смутился:
– У меня ручки не нашлось, я так запомнил.
– Ладно, давай диктуй.
Охранник виновато потупился:
– Забыл я его.
– Как забыл? – неприятно поразился Филатов.
– Вы понимаете, я обычно ничего не забываю, у меня очень хорошая память. Но тут в потасовку одну встрял, получил маленько по голове – и забыл. Со мной впервые такое.
– Говорил же я тебе, записать надо! – с досадой сказал Филатов.
– Так я же запомнил.
– Ну так скажи, раз запомнил!
Охранник молчал.
– Мой учитель физики в школе, – назидательно произнес Филатов, – любил повторять, что самый тупой карандаш острее, чем самая острая память. С тех пор я много раз убеждался в том, как это верно.
– Теперь буду носить карандаш, – покорно согласился охранник.
Филатова взяла досада.
– А ты не мог бы еще раз удариться, чтобы вспомнить?
Охранник посмотрел на него укоризненно.
– Грех смеяться над увечными, – произнес он очень серьезно.
Филатову стало неудобно.
– Извини.
– Бывает, – незлобиво ответил охранник. – Я бы треснулся, если бы это помогло, честное слово.
– Не надо! – остановил его Филатов. – Я пошутил.
Он решил, что этот след потерян навсегда. Примерно через неделю охранник с радостным лицом влетел к нему в кабинет.
– Вспомнил, все вспомнил! – воскликнул он.
Филатов уставился на него с недоумением. Странно было наблюдать такую искреннюю и почти детскую радость на обычно суровом лице бывшего спецназовца.
– Что вспомнил? – спросил он.
– Ну как же! Вы же сами просили – номер катафалка.
– Молодец! – похвалил Филатов. – Давай диктуй!
Охранник положил перед ним бумажку с номером.
– Я сразу записал, – сказал он, – а то мало ли что.
– А это точно он? – усомнился Филатов.
– Точнее не бывает! – заверил его охранник. – Могу поклясться.
– Хорошо, если так. – Филатов спрятал ценную бумажку в карман. – А как вспомнил‑то?
– Почти так же, как и забыл, – расплылся в улыбке охранник.
– Как это?
– Лампочка у меня дома перегорела. Я и полез менять. Смотрю, а колба на одной нитке держится. Ну, я ее оторвал, взял плоскогубцы и давай выкручивать цоколь. Но видно, на контакты попал. Меня током и ударило. Причем хорошо так прихватило, не отпустило, как обычно бывает, а трясет и держит. Я прямо все колебания тока чувствую, все эти пятьдесят герц. Хочу выругаться – и не могу, повторяю только первую букву: «Б‑б‑б‑б…» А потом рванулся – и отдернул руку.
– И что?
– Тут и номер всплыл сам собой – отчетливо так.
– Интересно, – произнес Филатов. – А других способностей у тебя не появилось?
– Каких?
– Ну, говорят, что некоторые после сильного удара током становятся ясновидящими.
– Нет, – засмеялся охранник, – этого нет. Вот номер вспомнил – и то слава богу.
Он пошел к дверям.
– А что хотел крикнуть‑то? – спросил вдогонку Филатов.
В этот момент в кабинет заглянула Настя.
– Ну как что? – смутился он. – Какое у нас слово на букву «б» начинается?
– Баобаб? – подсказала Настя, не слышавшая начала разговора.
– Точно! – согласился охранник и исчез.
По номеру катафалка быстро отыскалась похоронная контора. А там за небольшую сумму, уплаченную девочке на ресепшн, помощник Филатова разузнал, что это был за гроб. Он действительно прилетел из Белграда и именно тем рейсом, которым прибыл Филатов. Но лежал в нем отнюдь не Слободан, а сербский предприниматель русского происхождения, пожелавший в своем завещании, чтобы его похоронили на родине рядом с могилами родителей.
Еще одна ниточка, казавшаяся такой перспективной, оборвалась. «Ничего, – утешал себя Филатов, – как говорят американцы, отрицательный результат – тоже результат. Будем искать по другим направлениям».