зрители, декорации все сияло, блестело. Здесь бурлила какая-то жизнь, а дома жизни уже не было.
Зоя не ходила с ним. Однажды лишь напросилась, проспала представление. При выходе умудрилась зацепиться рукавом плаща за ручку, и тонкий материал порвался. Зоя не сдержалась, заплакала. Действительно, случай глупее не придумаешь. Плащ хороший, купили на распродаже в дорогом магазине. Больше Зоя в оперу не просилась. Леша не переживал, на людях с ней он чувствовал себя несвободно, словно стыдился, может из-за того, что сравнение с другими женщинами Зойка проигрывала, и даже не внешностью, а мельчайшими деталями, выдававшими в ней незнатное происхождение. Нечто неуловимо хамское в повадках. За границей, особенно с тех пор, как Леша стал театралом, он остро ощутил деление людей на породы. В России это незаметно. Там все почти одинаковы, похоже, и те, что наверху, и те, что внизу. Давно, когда Тармаков учился в седьмом или восьмом классе, к ним в школу приехал секретарь обкома. К событию готовились заранее – терли полы, вешали плакаты. Учителя кричали, чего-то требовали. Наконец появился он в сопровождении неисчислимой свиты. Обычный человек с красноватым лицом, с брюшком, в галстуке с огромным узлом, в стоптанных ботинках. Чем-то напоминавший Леше отца. Ну чем этот секретарь отличался от тысячи мужиков, которые снуют с сетками по замусоренным улицам Прокопьевска? Ничем. И говорил он просто, как дедушка, который ведет внучка в школу: “Наш школьник обязан хорошо учиться, чтобы потом хорошо работать”. Дипломаты, советские дипломаты, населявшие посольство и представительство, тоже не отличались от прокопьевских мужиков. Разве что лучше одеты и пострижены… И луком от них меньше несет. Но, когда напиваются, так же болтают глупости и ругаются матом. Про Шопена и Шопенгауэра советские дипломаты, признаться, ни черта не знают. Как и прокопьевцы. Понятно. Ведь дипломаты сами в прошлом прокопьевцы или их отцы прокопьевцы. Секретарь обкома тоже в малолетстве бегал без штанов, дрался с пьяным соседом. Его мать готовила пирожки и пироги, а по праздникам в их доме пьяные гости пели под гармошку. Все мы одних корней. Те, кто других корней, в незапамятные времена удрали в Париж…
В Вене Тармаков наблюдал людей, которые никогда не бегали без штанов, никогда не дрались. Они не знают, что такое нечищенные ботинки и метро. У них особая осанка и на лицах совсем другое. Таких лиц в Прокопьевске не встретишь. И женщины привлекательны совсем по-иному. Может, потому, что не стояли часами у плиты и привыкли носить с собой только сумочку. В обществе этих женщин Зоя проигрывала однозначно. Зоя не создана для Венского оперного,