оставят в Москве. Валера запретил ей давать нам передачи.
Таня – это жена кадровика из представительства. Зоя с Таней дружили, точнее были близки, ибо искренней дружбы между людьми в загранколонии не бывает. Они – одного возраста и даже внешне похожи. Таня, правда, отличалась удивительной болтливостью, что в сочетании с информированностью и чисто женской гибкостью ума представляло смертельную опасность для ее мужа Валеры, который ведал самым деликатным делом – кадрами.
– Что она еще говорила? – спросил Леша после паузы.
– Что отношения у нас с тобой в семье плохие, что Развин о тебе плохо говорил, с коллективом у тебя тоже плохо.
Зоины плечи вздрагивали. Она выглядела бледной, больной, самой несчастной.
– Ладно,- твердо сказал Леша, – посмотрим. Не переживай…
Он вышел из комнаты с нормальным самочувствием. Он будто ожидал такого поворота, тайно, подспудно, не признаваясь самому себе, ожидал. Это должно было произойти, ибо он жил в обществе, где приняты определенные правила игры. Нарушение правил карается. Вот и все. Он знал, что шутит с огнем, знал, но тем не менее продолжал шутить. Впрочем, Таня могла наболтать ерунду. Ведь вокруг все тихо. С другой стороны, тишина непривычная. Шеф вообще утратил к нему интерес, проходит мимо, кивает и все. Поручениями, как прежде, не загружает. Секретарь партбюро тоже никак не реагирует. Подписали приговор и сдали дело в архив? Скоты… Настораживало еще и то, что из начальства никто не совался к ним с передачами, обычно закидывали свертками и коробками, а тут ничего.
И опять, в который раз за последние годы в резком, жестоком виде всплыл проклятый русский вопрос “что делать?”. А что, собственно, можно сделать, когда до отъезда два дня… От судьбы не сбежишь.
Когда Леша поведал новость Томасу, тот вначале онемел. Заложил руки в карманы и принялся мерить шагами габариты жутко надоевшей им обоим комнаты-клетки. Глядя в заоконную даль, он сказал:
– Алекс, ты не должен уезжать. Ты должен остаться.
– Как это остаться?
– Остаться и все. Австрия – не самая худшая страна в мире. Будешь продолжать работать в ООН, если твои русские коллеги совсем замучат, я найду тебе работу. У меня много друзей, они помогут.
Леша вспомнил, как в первую интимную встречу Томас произнес трогательную фразу: “Если бы я был богат, то смог бы помогать другим, помогать своим друзьям”. При этом воспоминании Тармаков едва не расплакался. Неужели все рушится? Как он будет там, в Союзе без Томаса? Ведь если танькина сплетня окажется правдой, они с