Песня, которая не прозвучит

– Лапшичку вешал мне… Артист… Знаешь, как я в языках. На русском шесть лет разговариваю постоянно и не хуже тебя освоила. Еще грузинский, армянский, осетинский. Тьфу на тебя. Надо учить иностранные, чтобы разные прохвосты за нос не водили. Увидишь, через год с листа читать буду и понимать.

– Отвела душу? – невозмутимо отреагировал он.

– Да… Ты придешь на концерт?

– Обязательно. Мне положено.

– Положено, – Женя улыбнулась. – Дипломат… Сказал бы, прибегу, радость моя. Поддержу… Попереживаю. Ночь не засну. Эх, ты… Еще жениться собираешься. Ладно, не оскорбляйся. Я играю. Я всегда играю и никогда не выйду замуж. А может, выйду. Найду себе тряпку… половую… Ха-ха… и стану о нее обувь вытирать. Но ты ведь не тряпка, ты личность. Я слишком уважаю тебя, чтобы испоганить тебе жизнь. Семья, карьера под откос, взамен взбалмошная бабенка. Минутное помутнение – и в обрыв. Зачем? Дорогому человеку я не желаю такого. Наша песня – песня, которая не прозвучит.

– Извините, ваш смелый полет мысли мне недоступен. Счастливо оставаться. Кстати, до отъезда я должен взять у тебя интервью.

– Неужели наше общение не завалило тебя материалом для интервью.

– М-да. Завалило… Все же выбери часок.

– Выберу. А ты подумай. Я в корень зрю. Наверное, от этого часто скучаю.

Нонешвили поймала его губы и долго не отпускала. Насытившись, она оттолкнулась.

Нонешвили ходила за кулисами вдоль сцены по темному, огромному пространству, пронизанному сверху вниз натянутыми тросами, занавесами разной длины. Она ходила, как заведенная, в темном, расшитом золотом “царственном” платье. Ох, сколько мучилась с этим платьем художница по костюмам – безотказная, преданная подруга Вера, сколько было ссор, скандалов, крика из-за проклятого выреза. Теперь все позади. Впереди главное. И Женя двигалась, покачиваясь на ходу и постанывая, по идеально прямой линии взад и вперед. До конца, резкий поворот и обратно. В радиусе десяти метров никого. Никто близко к ней не подступает, хотя она, собственно, не замечает никого в своем лунатическом предконцертном состоянии. Она как измученный адской болью человек перед дверью кабинета стоматолога: вот-вот позовут и не отвертишься. А бормашина за дверью зудит и слабонервный пациент воет, бедняжка. Так лучше уж скорее. Но не вызывают. Нервы будто наматывают медленно на