Он приехал к нам в театр на “Лебединое озеро”. Нас за неделю предупредили: будет Смирнов. Шуму было, беготни. Начальство с бледными лицами. Александр Сергеевич приехал со своим заместителем Балабановым Никитой Юрьевичем… Мы с ним очень дружили. Умер он год назад. Приехал, посмотрел спектакль, а потом сказал директору: “Я хотел бы предложить вашей приме, Марте Норской, выступить в нашей аудитории, перед военными. Можно ли с ней побеседовать на эту тему?” За мной сразу послали гонцов. Для меня это было так неожиданно, так неожиданно. Подумать только: Смирнов и вдруг – меня?… И я, как его увидела, слова вымолвить не могла. Язык отнялся. Я ему толком тогда ничего не ответила. А через два месяца он предложил мне руку и сердце. Я продолжала танцевать, но, конечно, все было не так. Положение изменилось, я уже была жена, и из балета потихоньку пришлось уходить. Ой, как мне завидовали! Просто черной завистью.
Алексей слушал, не перебивая. Он понимал свою задачу. Вдове, как любому пожилому человеку, нужна аудитория, пусть не многочисленная, даже из одного слушателя, главное выговориться. Рассказы за чаем повторялись. Тармаков узнал почти все о знаменитом генерале: что даров от подчиненных он не получал, со Сталиным встречался чуть ли не ежедневно, управлял жестко, но справедливо, жену любил безумно. И она любит до сих пор и любила его больше, чем балет. “Еще бы не любить, – думал Тармаков, – пятикомнатная квартира, хоть на велосипеде катайся, дача, машина с шофером, домработница, санатории. А ведь он довольно давно умер”. Несмотря на то, что генеральша жила в богатстве, особой щедрости от нее не наблюдалось. Полдня могла плакаться по какой-то ручке, которой рубль цена, или торговаться с водопроводчиком. Алексею, кроме жиденького чая с задубевшими от долголежания конфетами ничего не перепало. Впрочем, неправда, перепало…
В последний свой визит Алексей обнаружил вдову Смирнову разгоряченной. От нее припахивало спиртным. Потому, видно, традиционный чай проходил веселей, чем обычно, и, помимо конфет, на столе появилась колбаса.
– Балет – не работа, – кричала Марта Викентьевна, полыхая щеками, – балет – судьба! В театре все особенное, даже запахи. Вы обратите внимание, Алешенька, за кулисами, на сцене и в зале – везде свой непередаваемый запах. Я до сих пор чувствую запах. Я могла часами сидеть, просто смотреть, как готовится сцена, собирается оркестр, как вот-вот и начнется. Там-тарам-тарам, там-там… Ты маешься, истязаешься за кулисами. Ничего не видишь, не замечаешь. Комок нервов. Только бы не расплескать образ, только бы не расплескать. И наконец…