шляется. Сидел бы лучше дома… Что он понимает в искусстве.
Бюргер еще пробормотал что-то на немецком, видать, не сильно хвалебное.
Наконец появился Паваротти. Раскованный, тучный, с довольным лицом. Говорят, что это чуть ли не лучший голос мира. Поклонники затрепетали. Он шел по-царски в своем сценическом костюме. Улыбался, кивал, небрежно пожимал руки. Приветливо кивнул Томасу, видно, активистов знает. Дав прогулку по коридору, знаменитый свернул в комнату, уселся за стол и золотым фломастером стал подмахивать автографы. Люди выстроились змейкой, спокойно, без истерики, по очереди подходили. И здесь организованно. Что значит Европа! Томас тоже встал в ожидании, он хотел подписать фото. Леша вынужден был поддержать компанию. Так, совершенно без желания, Тармаков заимел автограф великого. Листок бумаги до сих пор хранится в книжном шкафу и о многом напоминает. Собственно, с того дня все началось…
Наступил момент, когда надо было поблагодарить Томаса и улизнуть. Но опять – в который раз за вечер – не получилось. Томас потащил в кафе напротив, где поклонники накрыли столы для артистов. Паваротти, не переодеваясь, по улице, в окружении восхищенной публики поплыл первым. Выпить-закусить, судя по всему, он любит. Прохожие оборачивались, аплодировали. Исключительно мило. И даже никто не выматерился в бога душу мать. Некому возле Венского театра материться. Беда…
Удивительное дело – Алексей выпил несколько бокалов холодного красного вина и настроение резко улучшилось. Уже не хотелось бежать, в голову не лезли тревожные мысли. Будь что будет… В конце концов, ни одна разведка мира его еще не купила, ни одного секрета он не продал. Пьет с артистами? Ну и что… Попал случайно, отказаться неудобно. Мало ли что можно наплести. Когда после красного вина пошел джин, Леша уже травил анекдоты – что-то про старых евреев и женщин, чьи мужья в командировках. Томас ржал и переводил на немецкий своим знакомым. Те, кстати, были ребята не из обиженных судьбой. Юрист с положением, врач, профессор- филолог, родственник композитора Вагнера. На поверхности всех их объединял интерес к опере. Но Тармаков заметил, что, помимо оперы, они обсуждают массу других тем, обмениваются деловой информацией, договариваются о взаимоуслугах. Своего рода клуб. Алексей не знал настолько язык, чтобы ухватить детали, но ключевые слова расшифровал. Скажем, “оперщики” решили в следующем месяце полететь в Нью-Йорк, в “Метрополитен”, на очередную премьеру. Будет петь сам Доминго. А ближайшим летом они мечтали податься в Союз, в Грузию, в гости к грузинскому басу. Бас выступал с огромным