“Ладно, – думал Алексей, – пошли к чертовой матери, они для меня сейчас ничто, пройденный этап. Пусть сами крепятся. Когда-нибудь я им припомню”.
Праздники закончились. Начались будни. Учеба захватила полностью. Алексей старался. Сидел в своей комнатке в общежитии до двух-трех ночи. Оттачивал переводы, которые задавали на дом, читал пособия и конспекты. Больше всего он боялся сорваться, выглядеть слабаком. Но не только страх заставлял усердствовать. Ему было интересно. Курсы казались марсианским изобретением. Здесь преподавали Библию, древнегреческую мифологию, экономику, статистику международных организаций, право, политологию, литературу, основы современного естествознания и прочее разное. Пусть не в глубину, а по верхушкам, все равно ново, любопытно. Преподаватели – люди неординарные, при этом каждый неординарен по-своему и каждый знает свое место в медленно текущей курсовой жизни. Среди них, как и везде, были свои либералы, философы, бездельники, кровопийцы. Даже диссиденты. Специалист по экономике, например, такое говорил про наше хозяйство, что хотелось выйти, ибо страшно находиться в аудитории, где произносятся подобные речи. Однако на общем фоне наибольший интерес вызвали три фигуры. Первая – директор. Он читал лекции о международных отношениях. Поступал просто: открывал книгу и оглашал целые страницы. Иногда отвлекался, рассказывал какие-нибудь курьезные истории из своей практики. Шеф немало лет проработал в ООН, но злобные силы стали распространять слухи, что он – разведчик, и из Нью-Йорка пришлось уехать. Остались одни истории. Их у него было много. Он говорил тихо, медленно, обычно не выпускал изо рта сигарету – дым выпускал в окно. Завершал, как правило, выражениями типа “вот и вся капуста” и “ловить там больше нечего, ребята”. Иногда во время читки – читал бесстрастно, чаще тараторил – он спотыкался о какую-нибудь фамилию или географическое название и замолкал, а затем задумчиво, глядя на притихших слушателей, либо устремлялся куда-нибудь в окно, говорил примерно так: “Я встречался с ним. Веселый старичок…” Если речь о городе, стране: “Бывал там. Жарко”. Более слов не тратил. Остальное – в паузе, в покачивании головой. Да, было о чем вспомнить деду. Ребята уважали его. Живой памятник…
Другая достопримечательность Курсов – политолог Поварков. Точнее сказать, артист-политолог. Артист, потому что, рассказывая о германском фашизме, он мог кататься по ковру, изображая фюрера, произносить величественный тост с сильным кавказским акцентом в духе “отца народов”. Поварков вскакивал на стул, кричал, почти плакал, заразительно ржал, посылал в буфет за чаем, стонал, угрожал, при этом всякий раз режиссура моноспектакля менялась. Апогеем