Песня, которая не прозвучит

Госконцерт, но… В итоге какой смысл? Дома ее не поймаешь. Желала бы, сама появилась. Барышня ведь не из застенчивых. Значит, не желала. Так и отбыл он, даже не попрощавшись.

Работа сразу захлестнула множеством забот. Страна бурлила перед выборами. Кандидаты лили повсюду елей, обещали избирателям счастье и блаженство, ругали друг друга. Приходилось мотаться из города в город, брать интервью, перелопачивать ежедневно тонны местных газет, по ночам надиктовывать материалы. Все срочно, срочно. Порой и стиль отшлифовать некогда. Давай-давай. Успевай поворачиваться. Катя помогала здорово. Как-никак два языка на добротном уровне плюс неплохая общая подготовка (“красный” диплом института международных отношений обязывал).

Дела поглотили с потрохами. Отпуск, Женя, полуанекдотичная ссора с женой ушли прочь, куда-то далеко, за горизонт, представали давним, забытым сновидением. Будто это происходило не с ним, а, может, и вовсе не происходило. Как-то раз мадам прокрутили по частному телеканалу в числе беснующихся, психующих, прыгающих мелькающих западных певцов и певичек. Валерий торчал тогда у ящика. С горячащим душу чувством посмотрел он на знакомую. “На экране она моложе. Или снимали сто лет назад. Надо же, сюда докатилась”. Он вспомнил панибратские отношения: “сыночек”, “сынуля” и улыбнулся. Выдумщица. Взрослое дитя. Когда они еще встретятся? Бес знает. Наверное, через лет десять, в коридоре серьезного учреждения, либо на улице демонстративно отвернутся, либо действительно не признают один другого. Воды ведь сколько утечет. Немудрено.

Многое в жизни случается против ожиданий. Вероятно, об этом думал Валерий, держа в руке трубку с клокочущим грудным голосом.

– Приветик. Это я.

– Здравствуй. Ты откуда? – ошарашенно спросил он.

– Из гостиницы. Еду на проверку твоей нравственности.

Они встретились вечерком в маленьком уютном кафе. Женя изменилась: чуточку пополнела, что, впрочем, не повредило ее конструкции, приняла на вооружение новую прическу, более благородную по сравнению с прежней, шалашно-метелочной. Принесли кофе и малюсенькие, изящные пирожные.

– Погибель моя, – вздохнула Нонешвили. – Калории, калории. Надо худеть, а не худеется.

– От таких лилипутских доз не потолстеешь. Не бойся.

– Я не боюсь. Девочкой уже не быть. Изображать из себя девочку – глупо. Каждому возрасту своя диета, и в еде, и в искусстве. Необходимо перестраиваться. Искать иные ритмы, темы, перевернуть наизнанку манеры, внешность. Старость – не радость.