10. Сомнения Ахмедова
Саид Ахмедов, в отличие от своих высокопоставленных коллег, лежал в четырехместной палате. Раньше они с Цаплиным часто пересекались по работе.
– Здорово! – приветствовал его Цаплин. – Это тебе от родного учреждения! – он водрузил дары на тумбочку.
– Привет! – обрадовался тот и сел на кровати.
– Лежи, не вставай! – попытался остановить Цаплин, увидев гримасу боли на его лице.
– Надоело валяться, – отмахнулся тот. – Посижу пока.
Соседи по палате навострили уши. Один отложил газету “Гомосексуальные ведомости” и прикрыл глаза, сделав вид, что спит, другой, слушавший радио на наушники, прикрутил звук и вытащил наушник из правого уха, третий, до того пялившийся в потолок, покосился в их сторону.
– Ходить можешь? – спросил Цаплин.
Саид кивнул.
Они вышли в больничный сад и устроились на скамейке.
– Это мое первое ранение в прокуратуре, – иронично заметил Саид. – Никогда не думал, что оно будет таким.
– А ты надеялся, что получишь его в перестрелке с убегающим преступником?
– Ну, нет, не надеялся. Кто на такое надеется? Просто ожидал чего-то с этой стороны. Земляки узнают, будут смеяться. Скажут “вот, пидоры московские заигрались”.
– Я бы тебе не советовал произносить вслух это слово, – заметил Цаплин. – Это так, по-дружески. Сам знаешь, что за него бывает. Вдруг кто-нибудь услышит? Это раз. А во-вторых, не говори им, они и не узнают.
– Газеты все равно напишут.
– Пока не написали. А даже если в них и просочится что-нибудь, твоим не обязательно знать, что ты был в числе пострадавших.
– Самому обидно.
– А ты по роли был кто?
– Квир.
– То есть, тебе надо было лезть на стену?
– Да, Я и полез.
– А чего тогда остальные ломанулись на стену, как думаешь?
– Хрен их знает. Странные они какие-то были – глаза блестели, смеялись при переодевании как-то нервно.
– А ты? – спросил Цаплин.
– Что?
– Не чувствовал возбуждения?
Тот пожал плечами.
– Да нет, вроде, все как всегда.
– Еще что-нибудь подозрительное заметил?
Саид колебался.
– Ну?
– Режиссер этот мне всегда подозрителен был.
Цаплин не смог сдержать улыбки.
– Ну, это ты брось – он человек проверенный.
– Кеша Подольский, который в Алексеева стрелял, тоже надежным считался, – парировал Саид.
Цаплин помрачнел. От момента этой истории прошло уже десять лет, но она все бередила умы. Кеша был известным в Подольске геем, одним из самых популярных лидеров движения. Начинал он, примерно, в то же время, что и Алексеев, говорят, некоторое время они даже состояли в интимных отношениях, но потом охладели друг к другу и между ними остались только деловые контакты. Говорили также, что это из-за того, что Кеша претендовал на роль лидера, а Алексеев не выносил конкурентов в своем окружении и отдалил его от себя.
Кеша обиделся, но виду не подал. Алексеев назначил его главой Пересчетной палаты. Вроде бы не в забвении, но тот мечтал о большем. А потом на одном кремлевском приеме Кеша выхватил из-под голубого фрака пластмассовый боевой пистолет с пластмассовыми же пулями, который не мог засечь ни один металлодетектор, и со словами “Умри, противный”, разрядил его в Алексеева. Стрелок из Кеши был неважный и все пули, кроме одной, ушли в молоко. Но одна ранила Алексеева в бедро, и с тех пор он стал заметно прихрамывать.
Кешу, конечно, сразу же застрелили, а потом спохватились – надо было бы сначала допросить. Кинулись к нему – он еще дышал. Но как над ним ни колдовали лучшие врачи, оживить не получилось. Удалось только сохранить мозг отдельно от тела в функционирующем состоянии. С мозгом постоянно работали, задавая ему разные вопросы, но Кешин мозг на контакты с людьми не шел и на все вопросы отвечал одной и той же загадочной фразой: “Идите вы в задницу”. Видимо, он все-таки был поврежден, хотя ни одна пуля в него не попала. Существовала гипотеза, что в нем застрял тромб, но резать ради этого живой мозг не стали.
Также осталось неизвестным, откуда Кеша взял сверхсекретный шпионский пистолет из специальных сортов твердой пластмассы. До покушения никто не знал, что такое оружие, вообще, существует, а теперь сведения о нем просочились в печать и ПШ-01 (пистолет шпиона) стал достоянием гласности.
– У тебя есть какие-то основания, чтобы подозревать Полуизвестного? – спросил Цаплин.
– Сердцем чувствую.
– Сердце – не доказательство.
– Знаю, но ничего с собой поделать не могу.
– Ну и держи это при себе. Я тебя услышал, а там – посмотрим.
Саид дернулся что-то сказать, но промолчал.
– Как там, с родиной связи поддерживаешь? – спросил Цаплин, чтобы сменить тему.
– Мало. Обмениваюсь мейлами по праздникам. Ты же знаешь, они меня презирают.
– А ты?
– И я – их.
– Так нельзя, родственников надо любить, – сказал Цаплин.
– Это если они любят тебя, – возразил Саид.
– Даже без этого.
– Легко тебе говорить.
– Не так уж, чтобы сильно, – заметил Цаплин.
– То есть? Имеешь похожий опыт?
Цаплин махнул рукой.
– А, неважно, не обо мне речь. Слушай, а я ведь даже где-то тобой восхищаюсь.
– За что? – оживился Саид.
– Ну, как же – ты нашел в себе силы порвать с родственниками. Это не каждый смог бы.
– А ты?
– Не знаю, я не бывал в подобных ситуациях. И вот, что мне интересно: не тянет ли тебя обратно?
– На Кавказ?
– В натурики!
Саид насторожился.
– А тебе это зачем?
– Так, просто. Хочу понять, каково это.
– Это нелегко, но потом привыкаешь.
– Совсем привыкаешь?
Саид кивнул.
– Совсем.
Цаплин задал главный вопрос.
– Слушай, а вот если бы ты сейчас оказал в одной комнате с молодой голой бабой или, лучше, с двумя – совсем ничего не дрогнуло бы?
Саид прищурился.
– Ты меня провоцируешь?
– Нет, что ты, боже упаси. Просто, хотел узнать.
– Сказать честно?
– Конечно.
– Не знаю. Сейчас я смотрю на баб с презрением. Не на сестер, а именно на баб, натуралок. Меня не тянет к ним совсем. Мне противны их повадки, ужимки, смех, манера держаться. Все, в общем. Но это издалека, на расстоянии. Что же будет, если они окажутся рядом – не знаю. Зато я знаю другое.
– Что?
– Я буду держаться от них подальше, – решительно сказал Саид и встал. – Еще вопросы есть? А то мне на процедуры пора.
– Нет, – ответил Цаплин.
“А ведь я задел его за живое, – подумал он. – Надо будет заняться им поплотнее”.