35. Беспокойного хотят успокоить
Капитан Оугел посмотрел на клетку с задержанными. Там сидели три человека: хорошо известный охране метро карманник Крот, попрошайка из Тамбова по имени Йоська-инвалид и атлетического сложения молодой мужчина в сильном подпитии. Под его левым глазом последнего наливался багровый синяк.
– Ваше имя? – спросил у него Оугел.
Тот икнул.
– Мое?
Его собратья по несчастью издали смешки.
– Ну, не мое же! – раздраженно ответил Оугел.
– Опон Петрович Сидоров.
Соседи захихикали сильнее. Оугел нахмурился, но сделал вид, что ничего не замечает.
– Расшифруйте имя, – потребовал он.
– Отклонения половые – норма, – пояснил Сидоров, осторожно потрогал синяк и поморщился.
– Неправильное имя, – сказал Оугел. – Вас надо было назвать Омон.
– Что это значит? – не понял Сидоров.
– Отклонения моральные – норма.
– Почему вы так считаете?
– А зачем вы с пассажирами в метро драку устроили?
– Не со всеми пассажирами, а только с той компанией, – поправил Опон
– Ну и зачем?
– Они себя неправильно вели.
– Как именно?
– Хамили.
– Кому?
– Мне.
– И что же такого они вам сказали?
– Что геи должны умереть.
– Гетерасты, что ли?
– Они самые. Таких надо учить.
– Надо, – согласился Оугел. – Но не вам. Для этого существует полиция.
– А как же гражданская позиция? – возразил задержанный. – Я не мог пройти мимо.
– Ваша позиция состоит в том, чтобы сообщить нам, – сказал полицейский. – Там везде есть такие устройства. Нажал кнопку – и говори.
– Я не нашел.
– Пить надо меньше.
– У меня сегодня день рождения.
– Вот вам его и помогли отметить – оставили синяк. А мы еще добавим штраф и сообщим на работу.
– Может, не надо на работу? – запросился Сидоров.
– Надо, Опон, надо. В следующий раз будете умнее.
Сидоров сник и опустил голову. В следующее мгновение он уже спал. Его соседи ухмылялись.
– Он все понял, – ехидно сказал Борька-инвалид, – больше не будет.
– А ты вообще, молчи, – велел Оугел. – Твое положение куда хуже.
– Да? Почему?
– А достал уже ты всех своим попрошайничеством. В вагонах сидят женщины и дети, а ты вваливаешься и на искусственный член просишь, говоришь, что от секты пострадал, да еще и фотографии показываешь.
– Так подают лучше, – нахально заявил нищий.
– Но ведь ты же врешь! – сказал Оугел. – Я бы еще понял, если бы у тебя действительно члена не было, но он у тебя на месте.
– Ну, да, – согласился Инвалид, – есть немного.
– Не немного, а много, – поправил капитан, – почти до колена. Хотя, лучше бы его у тебя, действительно, не было.
– Почему?
– Потому что ты натурал и использовать его ты все равно не можешь.
– Я гей!
– Ври больше! Кто-нибудь подтвердить может?
– А я у партнеров паспорта не спрашиваю. Так что, извините.
– Да нет у тебя никаких партнеров, – не поверил капитан. – Баб потрахиваешь при случае, но и это редко.
– А ты, начальник, видел?
– Твое счастье, что нет, а то посадил бы. А так мы тебя только на исправительные работы отправим, чтобы приучить к общественно полезному труду.
– Какие работы? Инвалида?
– Да не инвалид ты, Йоська, кончай эту лавочку. Дорогу будешь прокладывать – Восьмое транспортное кольцо, называется, чтобы в столице пробок не было.
Нищий подавленно замолчал.
Полицейский повернулся к Кроту.
– Я тебе, мудила, сколько раз говорил, больше в метро не показываться?
– Это ты, начальник, что-то загибаешь, – спокойно и неторопливо возразил Крот. – Метро работает для всех.
– Для всех, но не для таких, как ты.
– А что я?
– По карманам шаришь, вот что.
– Не пойман – не вор, – презрительно скривился Крот.
– Так тебя почти поймали. Карман гражданину кто разрезал?
– Не знаю, я просто рядом стоял.
Оугел повертел перед его носом большой заточенной монетой.
– А мойка чья?
– Мне на сдачу дали.
– Это ты расскажешь своей бабушке, – парировал полицейский.
– Она умерла.
– Кто?
– Бабушка.
Оугел уставился на него тяжелым взглядом.
– Шутить надумал? Не советую.
Крот опустил глаза и промолчал. На столе зазвонил телефон. Оугел схватил трубку.
– Отделение “Цветной бульвар” слушает!
– Появился твой пассажир, – сказал молодой голос на том конце провода.
– Где он?
– На Пушкинскую спускается. Компьютеры засекли.
– А это точно он?
– Сходство восемьдесят девять процентов, больше не бывает.
– Задержи его Потров, я сейчас буду!
Оугел схватил фуражку и выбежал на платформу. До Чеховской был всего один перегон. Ему показалось, что поезда нет как-то особенно долго, а когда тот подошел, и поток пассажиров внес его внутрь, – что состав движется невозможно медленно.
Когда поезд остановился в тоннеле, Оугел готов был убить машиниста, хотя и понимал, что тот не виноват – движением управляла автоматика.
Наконец состав прибыл на Чеховскую. Оугел сразу бросился к полицейской будке, расположенной прямо по центру вестибюля, но там никого не оказалось. Зато на противоположной платформе он обнаружил большую группу людей, среди которых различил несколько полицейских. Он бросился туда. Лейтенант Петров был среди них.
– Что здесь произошло? – протолкался к нему Оугел.
– Столкнули на рельсы твоего пассажира.
– Кто?
– Если бы я знал!
– Где тело?
– Убежало, – лейтенант сплюнул.
– Кончай шутить.
– А я не шучу. Жив он. Ловкий, черт, оказался, вывернулся прямо из-под поезда – и ходу в тоннель.
– Так ты его не задержал? – Оугел не смог скрыть разочарования.
– Ага, задержишь его – умчался, как олень.
– За ним надо было кого-нибудь послать!
– Смеешься, что ли? Движения никто не отменял, поезда, как ходили, так и идут.
– На Боровицкую сообщили?
– Первым делом, – сказал Петров.
– И что?
– Он там не выходил.
– Kогда это случилось?
– Минут десять назад.
“Когда мой поезд стоял в тоннеле”, – сообразил Оугел.
– Тогда еще рано, – сказал он.
– Подождем, – согласился Петров.
Они вернулись в полицейскую будку и уставились в монитор. Но ни через пять минут, ни через десять, ни через двадцать Боспокойный на “Боровицкой” не вышел. Только спустя час камеры засекли его на выходе из “Павелецкой”, но пока местные полицейские сообразили, что его нужно задержать, тот поднялся наверх и был таков. Посланный по его следам патруль вернулся ни с чем.
– Теперь он больше в метро не сунется, – сказал Оугел задумчиво.
– Почему?
– Почуял, что за ним идет охота. Мне только интересно, кто его столкнул.
– Хулиганы, – рассудил Петров. – Или насолил кому-нибудь.
Оугел вернулся к себе и стал звонить Цаплину.