27. Допрос беспамятного
Евнух потер багрово-синюю шишку на лбу и взглянул на Цаплина исподлобья.
– Так что же ты сразу не сказал, что ты ведешь расследование? – недовольно спросил он.
– Оробел, честно говоря, – признался Цаплин. – Вы такой грозный, а приятель ваш – так и того пуще.
– Ты про Коленвалова, что ли? Да, тот хорош, – ухмыльнулся Евнух. – Гроза морально неустойчивых и всяческих колеблющихся.
– Про него легенды ходят, – поддакнул Цаплин.
– Какие? – заинтересовался Евнух.
– Как его однажды гетерасты в плен взяли и всю ночь искушали голыми
стриптизершами, а он не дрогнул.
– Было дело, – согласился Евнух. – А про меня ничего не говорят?
Цаплин напряг память.
– Вроде нет.
Евнух расстроился.
– Все забыли, а ведь про это в свое время писали в газетах. Мы тогда с ним вместе были в Махачкале, ездили в командировку на мятежную территорию. Из гостиницы нас похитили сексуальные радикалы и пытали они нас по очереди – то его, то меня. Но вот Коленвалова молва запомнила, а меня – нет.
– Не обращайте внимания, – утешил его Цаплин. – Народ не может запомнить двух героев за один раз: одно событие – один герой.
– Ладно, – махнул Евнух рукой, – все это пустое. А тебя все же следовало бы высечь розгами за твои фокусы, – он сверкнул глазами на Цаплина. – В следующий раз я с прокурором поговорю.
– Я не нарочно – очень надо было.
– Все говорят, что надо, а не велено – и точка, – отрезал Евнух.
– А что, многие пытались туда пройти? – заинтересовался Цаплин.
– Ну, многие, не многие, а желающие всегда были.
– Так, может, они по делу? – предположил он.
– Знаем мы их дела – там шестьдесят девок и все холостые.
– Так они же все лесбиянки, – возразил Цаплин.
– Не знаю, не уверен. Говорят, что лесбиянки, а там, кто их разберет?
– Вы можете вспомнить, кто и зачем пытался туда пройти за последнее время?
Евнух хлопнул по столу ладонью.
– А зачем вспоминать? У меня все записано. Тетрадь специальная имеется, в которой все голубчики, как на ладони.
– Какой вы предусмотрительный! – похвалил его Цаплин.
– А как же! – расцвел тот. – С этой публикой иначе нельзя!
Он стал выдвигать ящики стола в поисках тетради. Той нигде не было.
– Ничего не понимаю – вчера еще она вот здесь лежала, а сейчас исчезла.
Дальнейшие поиски, в ходе которых Евнух вываливал содержимое ящиков на стол, а потом сгребал обратно, ничего не дали. Когда процесс завершился по второму разу и стал грозить войти в цикл, Цаплин решился его прервать.
– Ладно, Бог с ней, с тетрадью. Скажите лучше по памяти, кто приходил.
– По памяти? – с облегчением вздохнул Евнух. – Это можно, сейчас.
Он поднял глаза к потолку и беззвучно зашевелил губами. Потом стал загибать пальцы. Дойдя до середины одной руки, бросил и достал из стола чистый лист бумаги с карандашом. Стал что-то на нем чертить, морща лоб. Карандаш сломался.
– Ну? – поторопил Цаплин.
Евнух сокрушенно развел руками.
– Нет, не могу. Без тетради – как без рук.
– Так, может, вы ее домой унесли? – предположил Цаплин.
Евнух отрицательно замотал головой.
– Нет, зачем она дома? Она здесь нужна.
“Далеко у него склероз зашел, – понял Цаплин. – А ведь еще крепкий мужик. И кто-то меня опередил. Просчитали, что буду искать”.
– А если я буду называть фамилии – сможете вспомнить? – предложил он.
– Да, конечно, – обрадовался Евнух. – Так будет проще.
– Саид Ахмедов, следователь.
– Приходил, – кивнул Евнух.
– Чего хотел?
– Напечатать письмо родственникам “огненными буквами”.
– А вы?
– А что, я? Огненные буквы только для официальных документов, да и то не всех.
Огненными буквами в прокуратуре называли тексты, напечатанные с помощью специального тонера. Такие документы начинали светиться при недостаточной освещенности, и читать их можно было даже в полной темноте. Для непосвященного картина была жутковатой, как будто на листе проступал текст договора с потусторонними силами.
– Зачем ему это?
– Поразить их хотел, показать, какой он крутой стал.
– Петр Нехлис, – продолжил Цаплин.
– И этот был.
– А ему что понадобилось?
– Диссертацию он пишет кандидатскую, хотел огненными буквами ее напечатать, чтобы ВАК сразу утвердил.
– А Перегожин?
– Заходил, приносил поздравление мужу с днем рождения.
– Рощин?
– Этот с расписанием тренировок повадился.
– Севрюгин?
Евнух махнул рукой.
– Глуп он – меню приносил.
– Шнайдер?
– Отчет о командировке совал. Он там чем-то отличился, хотел, чтобы начальство обратило внимание.
– Никого из них не пустили?
Евнух выпрямился и посмотрел на него с выражением собственного достоинства на мясистом лице.
– Никого. Шуганул всех точно так же, как тебя.
“Врет, – подумал Цаплин. – Или же кто-то из них проник в секретарскую другим путем”.