15. Браслет от барыги
Вход на женскую половину прокуратуры, где работали машинистки, охранял Евнух. Так за глаза называли толстого начальника канцелярии, который все заказы на бумажные работы принимал сам и распределял их по машинисткам, никого к ним не допуская. Те приходили на работу через отдельный женский вход и через него же уходили. Некоторые в прокуратуре, вообще, не знали, что они существуют. Обедали машинистки в отдельном зале столовой и в другое время, нежели мужчины, даже во время перерыва не пересекаясь с ними.
Если верить теории Тамаркиной, то подруги Отступника были именно из их числа. Оставалось выяснить, кто имел право по работе заходить к ним. Или кто общался с ними на репетициях спектакля, где машинистки играли раскрашенных кремлевских девок. Правда, на занятия драмкружка их приводил лично Евнух и он же бдил, чтобы никто с ними подолгу не разговаривал.
Цаплин не одобрял практику приема женщин на работу в прокуратуру. Он вообще не понимал, зачем они нужны надзирающему органу. Их работу вполне могли бы выполнять мужчины-секретари. Но, видимо, такова была установка сверху – женщины должны работать вместе с мужчинами, хотя им и не следует с ними особо пересекаться. Ясно, что к такой работе допускали только проверенных лесбиянок, про натуралок в таких случаях речи вообще не шло – те трудились в женских цехах окраинных фабрик и дальше этого их не пускали.
“Как мог кто-то из подозреваемых попасть к машинисткам и договориться с ними?” – ломал он голову. В те дни, очень нечастые, когда Евнух болел, его подменял лично заместитель прокурора по идеологии – ужасный Коленвалов, и проход в секретарский коридор был защищен еще лучше, чем при Евнухе. Умна, конечно, Тамаркина, спору нет, но тут она дала маху – в их условиях такой вариант исключался. Или нет?
Цаплин направился к женской половине, проход к которой загораживал стол Евнуха.
– Далеко собрались? – остановил тот его, когда Цаплин попытался проскользнуть мимо.
– Напечатать, вот, надо кое-что, несу барышням заявку.
– Оставьте мне, – сказал Евнух.
– Там есть несколько особенностей, я хотел бы объяснить им, как лучше сделать.
Тот был непреклонным.
– Расскажите мне, я передам.
– А вдруг забудете? – упорствовал Цаплин. – Мне нужно быть уверенным, что все сделают правильно.
Жирное лицо Евнуха начало багроветь.
– Это моя работа – объяснять им, что и как нужно делать. Хотите меня заменить? – едко спросил он.
– Ни в коем случае. Но я привык все перепроверять.
– Перепроверю я!
– Я хочу сам.
Евнух хлопнул ладонью по столу.
– С ними общаюсь только я – таковы правила! То же самое вам может подтвердить заместитель по идеологии.
В воздухе незримо возникло желчное лицо Коленвалова. Обычно тот ходил в коротком широком плаще и, когда становился спиной к окну, любил поднимать руки на уровень плеч, прежде чем начать говорить. От этого его форменный плащ идеологического работника становился похожим на крылья, и казалось, будто Коленвалов сейчас полетит на поиски жертвы, из которой высосет всю идеологически неверную кровь.
Делать было нечего, Цаплин отдал Евнуху задание на печать и удалился. Он мог бы добиться разрешения посетить их через прокурора, но тот, как назло куда-то уехал на пару дней. Со стороны Евнуха подход к секретаршам был перекрыт. Но это для него, а как насчет заместителей прокурора? Неужели и к ним Евнух проявляет такую же строгость?
Он затребовал к себе личные дела секретарш и машинисток. Их оказалось довольно много – шестьдесят человек. И все молодые. Проверять каждую он не собирался – на это ушло бы слишком много времени. Простой подход с кропотливым трудом тут не годился, надо было задействовать другие методы, которые следовало еще придумать.
“Ладно, займусь этим позже”, – решил он и стал звонить в угрозыск.
– Алло? – ответил давний приятель по прозвищу Люггер.
Он трудился раньше в прокуратуре вместе с Цаплиным, но затем заскучал и подался в сыскари.
– Здорово! – поприветствовал его Цаплин.
– А-а, привет, Цапля, – обрадовался тот. – Как там родная прокуратура?
– Да, ничего, живет. А как уголовка?
– Уголовка ищет, как ей и положено. Тебе тоже надо чего-нибудь найти, как я понимаю?
– Браслеты у вас в последнее время не проходили?
– Ювелирные? – не понял Люггер.
– Электронные.
– Это редкая вещь.
– Так были, или нет?
– Ну, они всплывают иногда то здесь, то там, – уклончиво ответил тот.
– Дорого за них запрашивают?
– Очень.
– А если они такие дорогие, то почему так мало ими занимаются?
– Ну, ты сам подумай, – стал объяснять Люггер, – принести барыге такой браслет – это что значит?
– Что?
– Мокруху, вот что! Это все равно, что расписаться, что ты кого-то замочил, взять ничего не смог, стащил браслет с трупа и от безысходности пытаешься его кому-то впарить. И угадай, что станет делать нормальный барыга?
– Пошлет? – предположил Цаплин.
– Правильно.
– А ненормальный?
– Тот может и взять.
– Ты такого знаешь?
– Есть тут один.
– Познакомь, а?
– Хочешь его нагрузить?
– Да.
– Так это мне придется на него последнюю завязку израсходовать.
– Не скупись, я отблагодарю, – пообещал Цаплин.
Люггер некоторое время раздумывал.
– Ладно, подъезжай сегодня к концу рабочего дня, – согласился он со вздохом. – Только без опозданий, ждать не стану.
Без пяти шесть Цаплин припарковался у здания на Мясницкой, где работал приятель, и позвонил ему.
– Я на месте.
– Иду.
Если и были в органах геи, которые не отказывали себе в ярких нарядах, то Люггер являлся едва ли не самым эпатажным из них. Свои экстравагантные одежды он объяснял тем, встречается по работе с представителями криминальных кругов и надо выглядеть соответствующим образом. В этот раз он был в обтягивающие черные кожаных штанах с большими вырезами на ягодицах, из которых выглядывало поросшее черным волосом тело. Такие брюки он предпочитал носить во всякое время года, даже зимой, когда одевал к ним короткую теплую куртку. Для Цаплина всегда оставалось загадкой, как он при этом не мерзнет. Однажды он спросил об этом и приятель ответил.
– А я морж.
Это объясняло многое, но не все. Как, к примеру, он обходится в таком наряде в метель? Наверняка ведь наметает полные штаны снега, если стать спиной к ветру? Да и седалище мерзнет. Красота, она, конечно, требует жертв, но не таких же!
– Я бы присвоил тебе звание самой морозоустойчивой задницы в городе, – сказал он тогда.
Люггер захохотал.
– Таких званий нет, к сожалению.
Волосы у Люггера были выкрашены перекисью водорода и закручены в колечки, брови выщипаны, ресницы удлинены сверх всякой меры. Глаза, ясное дело, подведены тенями, а губы накрашены. И при всем этом великолепии он носил густые вислые усы и небольшую бородку клинышком. От одного взгляда на его фейс можно было умом тронуться, пытаясь сообразить, кто же это – брат или сестра?
Люггер плюхнулся на переднее сидение, хлопнул Цаплина по ладони и предупредил.
– Потом отвезешь домой.
– Конечно, – согласился тот.
– Трогай! – велел Люггер и стал показывать дорогу.
До барыги было недалеко, но добирались они долго. Виной были пробки в час пик, от которых Москве за прошедшие годы так и не удалось избавиться. Люггер заставил его изрядно попетлять по кривым и узким московским переулкам, о которых Цаплин прежде и понятия не имел. Часть из них была перекопана траншеями, другие выглядели полностью заброшенными и их единственными обитателями казались только одичавшие кошки и грязные собаки.
Барыга жил в покосившейся хибаре постройки позапрошлого века, низкий, вросший в землю первый этаж которой был из побуревшего от времени покоцанного кирпича, а второй – из почерневших досок. Накрыта она была проржавевшим железом.
– Ишь ты, – заметил Цаплин, – я думал в Москве таких уже и не осталось.
– Скоро снесут и эту, и тогда мы Фридриха посадим, а пока он кантуется здесь.
– Так его зовут Фридрих? – уточнил Цаплин.
– Это кличка, у него их несколько.
Люггер подошел к перекошенной двери и постучал в нее ногой. Стук был не простым, а условным. Из коробочки домофона на косяке раздался вкрадчивый голос.
– Чего вам надо, господа хорошие?
– Открывай, епт! – выругался Люггер. – Не узнал, что ли? “Господа хо-о-рошие!” – передразнил он.
– Прощения просим, начальник! – ответил голос.
Глазок видеокамеры на домофоне замигал, дверь щелкнула и приоткрылась.
– Под ноги смотри, – предупредил Люггер, – вокруг будет срань и рвань.
Пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, они вошли внутрь. В лицо пахнуло застоявшимся воздухом, в котором можно было различить следующие компоненты: плесень, сырость, мышиное дерьмо, пыль. Под ногами хрустело битое стекло. В деревянной лестнице, ведущей наверх, ступени были через одну. Цаплин с недоумением оглянулся на приятеля.
– Не туда! – Люггер потянул его к узкой винтовой лестнице вниз.
Цаплину показалось, что они шли минут десять, он устал спотыкаться о металлические ступени.
– Еще долго? – спросил он.
– Уже пришли, – ответил Люггер и потянул на себя металлическую дверь черного цвета.
Цаплин переступил порог и ахнул – они оказались в огромном тускло освещенном помещении с высоким потолком и двумя рядами бетонных колонн, уходящих в темноту.
– Где мы?
– В бывшем цехе военного завода, – пояснил Люггер. – Сейчас он не работает и используется криминалом.
– А вы куда смотрите? – спросил Цаплин.
– А что мы? Он заброшен и никому не нужен. Гоняем их по мере сил.
Один угол цеха был отгорожен ситцевой занавеской, за которой стоял вполне приличного вида кожаный диван, пара кресел, книжный шкаф с дорого изданными книгами и напольные часы с кукушкой. С кресла поднялся и вышел им навстречу небольшого плотный старик в бороде и очках. В руках он держал книгу, которую только что читал.
– Здорово, старый пенек! – приветствовал его Люггер.
– Здравствуй, начальник, – сдержанно ответил тот. – Чем могу?
– Это Фридрих, – сказал Люггер Цаплину и опять повернулся к старику.
– Можешь, очень даже можешь. Вот, товарищ из прокуратуры тебе сейчас растолкует, что ему нужно, а уж ты отнесись к его словам со всей внимательностью.
– Здравствуйте, – сказал Цаплин.
– Доброго здоровья, – ответил Фридрих, уставившись на него выжидающе.
Цаплин чувствовал себя немного не в своей тарелке – бывать в таких гадюшниках ему еще не приходилось.
– Браслеты, – сказал Цаплин.
– Что? – не понял Фридрих.
– Приносят вам?
– Случается иногда, да я не беру.
– Почему?
– По мокрым делам не работаем, закон уважаем.
Люггер скептически хмыкнул.
– Уважаешь ты его, как же! Ври больше!
– Этот закон – да, – твердо сказал Фридрих.
– Что же, на них и спроса нет? – стал расспрашивать Цаплин.
– Есть, и деньги хорошие дают, – ответил барыга. – Но деньги деньгам – рознь, такие нам не нужны.
Их голоса звучали эхом под сводами цеха, и Цалин подумал, что если в дальнем его конце, который тонул в темноте, сейчас кто-то есть, то он может, не напрягая особенно слух, слышать весь разговор.
– Здесь еще кто-то есть? – спросил Цаплин.
– Нет, один я, – ответил Фридрих.
Цаплин оглянулся на Люггера, тот кивнул – можно верить.
– А вот если представить, что мне нужно на время избавится от браслета, не снимая его, то что бы вы посоветовали? – спросил Цаплин, тщательно подбирая слова.
Фридрих посмотрел на его левую руку.
– Да, окольцевали вас, начальничков крепко, – сказал он даже с некоторым сочувствием.
– Я не для себя, – вспыхнул Цаплин.
Фридрих пожевал губами.
– Ну? – поторопил его Цаплин.
– Говори уже, старый, – подбодрил его Люггер.
– А мне зачтется? – спросил Фридрих.
– Зачтется, не бойся, – заверил его Люггер. – Спишется с твоего счета последний должок.
– Смотри, начальник, тайну выдаю, – сказал Фридрих, – порвет меня братва, если узнает.
– Не узнает. Откуда ей узнать? – возразил Люггер.
Фридрих вздохнул.
– В общем, есть такой способ, недавно появился. Ложный браслет называется.
Он порылся в карманах и извлек небольшую пластиковую коробочку черного цвета.
– Вот, Конго делает специально для гейских стран. Работает в автоматическом режиме. Прикладываешь его на тридцать секунд к своему браслету, он настраивается, запоминает параметры и начинает излучать те же сигналы с тем же шифром, что и настоящий. Потом этот надо выключить, свой браслет замотать алюминиевой фольгой, которая для готовки продается, два три слоя будет достаточно. Затем этот, – он подбросил на ладони свое устройство, – тут же включить и оставить дома или где надо, а сам идешь гулять, – он подмигнул Цаплину и противно захихикал. – Ложный браслет посылает свои сигналы в систему и все думают, что ты в одном месте, а ты, на самом деле, оттягиваешься совсем в другом. А когда вернешься домой, этот выключаешь, а свой разматываешь. Система ничего не замечает, не успевает.
– Ловко, – восхитился Цаплин. – И давно это придумали?
– Несколько месяцев назад. Поставки только начались.
В темноте недалеко от них вдруг послышалась какая-то возня, и грубый голос заявил.
– Ах ты сука! Легавым продался! Сдохни паскуда!
Громыхнул выстрел, пуля ударилась в стену и срикошетила, никого не задев. Второй выстрел ранил барыгу в правую руку, тот взвизгнул, выронил устройство и спрятался за диван. Люггер выхватил пистолет и стал палить в ответ, а Цаплин поднял коробочку и сунул в карман.
– Ходу! – крикнул Люггер и показал Цаплину на дверь.
Пригибаясь, они побежали к выходу. Сзади еще гремели выстрелы, и одна пуля угодила в металлическую дверь, как только они ее захлопнули. Люггер подпер ее обрезком трубы, уперев другой конец в лестницу, и они побежали вверх по ступенькам вверх. В дверь с той стороны загромыхали удары. Обратная дорога уже не показалась Цаплину такой длинной, как в первый раз, несмотря на то, что теперь надо было подниматься.
Уже сидя в машине, Люггер заметил.
– А тебе не показалось странным, что они за нами погнались? Какая-то уж очень чрезмерная борзость со стороны криминала.
Цаплин пожал плечами.
– Так я повадок этой публики почти не знаю, – ответил он, – тебе виднее.
– Наверное, и нас замочить хотели, – сделал вывод Люггер. – Чтобы не портили новый бизнес. Совсем отморозки, мать их!
Цаплин украдкой прикоснулся к карману, где лежало заветное устройство. Кажется, приятель не заметил, как он его подобрал.
– Как думаешь, что там с Фридрихом? – спросил он.
Люггер пренебрежительно скривился.
– Выкрутится, старый хрыч! Видал, как он за диван сиганул? У него там еще один ход, только узкий, надо на четвереньках выбираться.
– А не хочешь вызвать сюда спецназ? – поинтересовался Цаплин.
– Зачем? Там уже все равно никого нет, они не дураки, чтобы ждать гостей. Где вот теперь только Фридриха искать? Ценный был информатор, я через него о многом узнавал.
– Ничего вечного не бывает, – философски заметил Цаплин. – В том числе информаторов.