39. Последняя схватка
– Клево! – сказал Цаплин и вымученно улыбнулся в ответ.
Пикантность ситуации состояла в том, что ни ему, ни Люггеру бабы, даже самые распрекрасные, совсем не были нужны. “А вот тебя, красавчик, – подумал он, окидывая верзилу оценивающим взглядом, – я бы трахнул. Такой большой, сильный, потный и небритый мужик – мечта любого гея”. Тот взгляд Цаплина истолковал по-своему.
– Ты, я вижу, не отошел еще от страха, которого натерпелся с Фердинандом, – сказал он. – Но здесь его нет, расслабься.
– Каким Фердинандом? – не понял Цаплин.
– Контролером. Мы его так называли.
– Он был немецкого производства? – спросил Люггер.
– Нашего. Просто пер всегда, как танк, а у немцев во второй мировой как раз такой имелся, “Фердинанд” назывался – вот и приклеилось.
Тем временем под дубом шеренгой выстроилась небольшая группа людей. В руках у одного был мегафон.
– А вон и Хмурый, – сказал детина, – наш распорядитель, – надо послушать.
Хмурый прокашлялся.
– Друзья мои! Все мы собрались сегодня здесь, чтобы отметить наш праздник. По традиции, мы встречаем его на день раньше, чем геи и лесбиянки празднуют годовщину своей поганой революции. Мне не надо напоминать вам, как опасно приходить сюда. Времена настали суровые и таких притеснений, какие мы терпим сегодня, не было еще никогда. Но вы пришли, и я от имени оргкомитета выражаю вам огромную признательность. Все мы верим, что долгая ночь, уже много лет стоящая над страной, скоро закончится и мы загоним мерзких извращенцев туда, где они и были раньше – на обочину общественной жизни. Мы сторицей вернем им то презрение и те притеснения, которые обрушились на наши головы с тех пор, как они пришли к власти. И конец уже близок. Разброд и шатания начались даже в таких оплотах их системы власти, как прокуратура. За примерами далеко ходить не надо.
Он достал из кармана газету и потряс ею в воздухе.
– Вот, полюбуйтесь! По пути сюда я купил свежий номер их газеты “Комсомольский московец”. И что же мы можем видеть на первой странице?
Хмурый сделал картинную паузу и развернул газету так, чтобы все могли ее видеть.
– А наблюдаем мы очень интересную статью с цветными фотографиями, в которой рассказывается, как следователь прокуратуры Егор Цаплин, которому надоело быть геем, стал обманывать товарищей по работе. Он сделался натуралом и развлекался по ночам в своем кабинете с двумя дамочками.
В толпе раздался свист и одобрительные возгласы “Наш человек!” Цаплин стоял, ни жив, ни мертв, испытывая ощущение, как будто небо обрушилось ему на голову.
– Но кто-то его выследил, сделал фотографии и предъявил их начальству, – продолжил Хмурый, – в связи с чем, следователь оказался под домашним арестом, и, наверное, скоро будет лишен звания с должностью, потом отправится сначала под суд, а затем – в заключение.
Оратор опять сделал паузу.
– Как же следует относиться к этому факту? – обратился он к аудитории.
– Хорошо! – выкрикнул кто-то.
– Как к свидетельству того, что гейская власть прогнила до основания и скоро рухнет сама собой, – ответил он сам себе. – Ну, а товарищу Цаплину, который теперь влился в наши ряды, мы пожелаем легкой отсидки и заверим его, что, освободившись, он сможет примкнуть к нам. Если, конечно, в достаточной степени перевоспитается на зоне.
Опять одобрительные возгласы и аплодисменты.
– А сейчас, – завершил свою речь Хмурый, – наш оперативный театр подготовил для вас короткую пьесу, которая называется “Падение следователя Цаплина”. Встречайте!
Толпа разрядилась аплодисментами. Из-за широкого ствола могучего дуба вышел голый мужчина, две такие же женщины и еще один мужчина, одетый в импровизированную судейскую мантию и парик. Голые сели на помост, а бутафорский судья остался стоять.
– Подсудимый Цаплин! – провозгласил судья.
– Слушаю, ваша честь! – подхватился на ноги голый.
– Почему вы совершили это ужасное преступление?
– Мне стало противно быть геем и я решил встать на путь естественных отношений с противоположным полом, ваша честь.
Собравшиеся потянулись поближе к дубу, вместе со всеми подались Цаплин и Люггер. Протолкавшись сквозь народ, Цаплин подобрался к самому помосту. Сердце его бешено колотилось, он в волнении уставился на актера, который изображал его самого. Теперь Цаплин видел, что на голове у того была искусно сделанная резиновая маска телесного цвета, плотно прилегавшая к лицу и шее так, что нельзя было установить ее границы. “Вот оно что, – подумал Цаплин, – а эти мудаки поверили фотографиям”.
– Вам понравились эти отношения? – спросил судья.
– Да, ничего так, ваша честь, – ответил подсудимый. – Это гораздо лучше того, что я знал до сих пор.
– Чему из нового опыта вы отдаете предпочтение? – допытывался странный судья.
– Мне нравятся многие позиции, и если вы не возражаете, мы вам сейчас их покажем.
Что-то в повадках и голосе актера показалось Цаплину неуловимо знакомым. У него появилось ощущение, будто он знает этого человека давным-давно, только не может вспомнить, кто же он. От этого сносило крышу. Потом его вдруг осенило: “Это же Отступник!” Ведь после всего, что случилось, тот просто обязан был присутствовать сегодня на этом шабаше. Это его засек Люггер. Нет, но какова наглость! Ему мало учиненной расправы, так он еще решил поиздеваться над своей жертвой вместе с врагами общества.
Кровь ударила Цаплину в голову. Не отдавая себе отчет, что делает, он сунул руку в карман, выхватил пистолет, выстрелил в воздух и закричал.
– Всем лечь на землю! Это полиция! Любое сопротивление только ухудшит ваше положение.
Собравшиеся на поляне на мгновение замерли, потом завизжали женщины и все кинулись врассыпную. Цаплин бросился к сцене. Все, что ему сейчас хотелось, это сорвать с актера маску и посмотреть кто он такой. Тот остолбенел, увидев Цаплина, а потом метнулся за дуб и на мгновение пропал из поля зрения. Цаплин мельком увидел его партнерш и с удивлением узнал в них Тамаркину и змееносную Агнессу. “Так вот вы кто!” – понял он. На фотографиях те прикрывались распущенными волосами, и их нельзя было распознать. Но кто же тогда сам Отступник? Женщины могли бы это рассказать, но сейчас на них не было времени. Позже скажут, никуда не денутся.
Сзади подбежал Люггер.
– Ты что творишь, Цапля? – крикнул он. – Ломаешь план всей операции!
– Ты же сказал, что нет никакой операции, – на бегу ответил он.
– Я не мог тебе всего рассказать.
За деревом Отступника уже не было. Вскочив наспех в штаны и резиновые сапоги, тот улепетывал через поляну, на бегу натягивая на голое тело свитер.
– Стой, гад! – крикнул Цаплин. – Буду стрелять!
Отступник не остановился, только принялся петлять, словно заяц. Цаплин прицелился, но сразу понял, что стрелять в таких условиях, когда поляна заполнена мечущимися людьми, означало бы попасть в кого-то из них. Он сунул пистолет в карман и продолжил преследование.
Внезапно с помоста послышался голос Хмурого, усиленный мегафоном.
– Граждане, спокойно! Полицейских только двое! Вы легко можете с ними справиться, и мы продолжим наш праздник.
Некоторые бегущие остановились и развернулись в их сторону. Среди них был детина, обещавший Люггеру лучшую девку, и бандиты, которые привели их на поляну.
– Что же ты, козел? – крикнул детина, подбежав к Люггеру. – Я думал, ты герой, а ты мусор!
Люггер открыл рот, собираясь что-то ответить, но не успел. С другой стороны к нему подскочил бандит и засветил кулаком в ухо. Тот упал, на него тут же насели еще двое бандитов, заломили руки за спину и связали брючным ремнем.
– Беги, Цапля! – успел крикнуть тот, прежде чем его ткнули лицом в землю.
Цаплин замер, не зная, что ему делать – выручать товарища или догонять Отступника, который был уже на краю поляны. Если тот уйдет в чащу, все пропало – скроется навсегда. Люггеру он все равно ничем не смог бы сейчас помочь – против бандитов, завладевших двумя пистолетами приятеля, он не выстоит. “Позже вернусь”, – решил Цаплин и побежал за своим врагом.
Сзади прозвучали несколько выстрелов, мимо уха вжикнула пуля. Бандиты взялись за него всерьез. Цаплин стал петлять, как и Отступник, от чего его скорость заметно снизилась. А тот уже был почти у деревьев.
– Стой! – крикнул еще раз Цаплин и выстрелил, целясь по ногам.
Но промазал – он никогда не был особенно хорошим стрелком. Отступник добежал до деревьев, обернулся, показал ему фак, и скрылся из виду. “Упустил”, – устало подумал Цаплин и остановился.
И друг произошло нечто невероятное – раздался рев моторов и Отступник, пятясь, вернулся на поляну. Он побежал наискось в другую сторону. А следом из леса выскочили байкеры на кроссовых мотоциклах.
– Обнаружили сборище натуралов! – кричал в рацию один из них. – Записывайте координаты!
Байкеры были повсюду, они выезжали на поляну со всех сторон. Натуралы пятились от них, отступая к дубу. Отступник, пытаясь уклониться от мотоцикла, загонявшего его к дереву, оступился, его нога угодила в кротовью рытвину, он потерял равновесие и упал. Не мешкая, Цаплин подскочил к нему и навалился сверху. Завязалась короткая яростная борьба, в которой Цаплин оказался сильнее. Ценою напряжения всех сил, не обращая внимания на его отчаянные удары в грудь и лицо, он стащил с головы своего врага маску, но тот сразу же отвернулся.
– Смотри на меня, сука! – прохрипел Цаплин и дернул его за волосы.
Тот, словно осознав бесполезность дальнейшего сопротивления, вдруг обмяк и повернул к нему искаженное ненавистью лицо.
– Ты? – только и смог сказать Цаплин.
– Я! – с вызовом ответил Гека Шнайдер. – Не ожидал увидеть меня?
– Нет! Кого угодно, только не тебя.
Цаплин встал, но продолжал держать его под прицелом.
– Ловко ты нас дурачил, – произнес он. – Перехитрил всех. Ты всегда думал на один ход дальше, чем другие.
– А не фиг было загонять меня в угол! – заявил Гека.
– Я выполнял приказ.
– А я защищался.
– Но мы ведь были друзьями, – упрекнул его Цаплин
– Мы бы и остались ими, если бы ты не открыл на меня охоту.
– Но как ты мог?
– Что? – не понял Гека.
– Связаться с натуралами.
– А я всегда им был в душе. Что же мне, от карьеры нужно было отказаться из-за ваших дурацких установок продвигать только геев? Или идти в пролетарии и ковать железо?
– А Табачника ты на рельсы столкнул? – спросил Цаплин.
– Не я – один из наших. Я был против, но так решило руководство движения. Он был очень опасен и мог меня опознать.
– Вы страшные люди, – заметил Цаплин.
– Не более страшные, чем вы, – парировал Шнайдер. – В такие клещи нас взяли, что ни вздохнуть, ни пернуть.
– Надо было стать геем.
– Так в том-то и дело, что не могу. Много раз пробовал – бесполезно. Как увижу голую мужскую задницу – с души воротит.
– А женскую?
– Ну, это совсем другое дело: в женщине прекрасно все.
– А в клубы гейские тогда зачем со мной ходил? – спросил Цаплин.
– Для маскировки.
– Если бы ты не устроил мне такую подставу, я бы сказал, что сочувствую тебе.
– А у меня не оставалось другого выхода, – заметил Шнайдер. – Ситуация сложилась так, что либо ты, либо – я.
– И в итоге получилось, что проиграл ты.
– Такая судьба, – вздохнул Шнайдер. – Но я боролся до последнего.
– Кто подпилил декорации? – вспомнил Цаплин.
– Агнесса, ей это было легче всего, – признался Гека, – вышла на перекур во двор, пошла пописать за доски, достала зажигалку с лазерным резаком, пару минут – и все готово.
Оба посмотрели на дуб, под которым собралась толпа натуралов, охраняемая байкерами.
– Сейчас здесь будет полиция, – сказал Цаплин.
– Многие наши все равно ушли.
– Выловят, – пообещал Цаплин. – Теперь это будет нетрудно.
– Слушай, отпусти меня, а? – вдруг попросил Гека.
– Как это? – удивился Цаплин.
– Очень просто: ты отвернись – а я исчезну.
– Ну, не знаю.
– А чего здесь знать? Зачем я тебе? Все равно твои позиции теперь будут восстановлены, а я потерял все. Не добивай уж меня до конца. Ради нашей прежней дружбы.
– Ты мне больше не друг, – холодно ответил Цаплин.
– Знаю. Но ведь был же.
– Теперь мне кажется, что это было очень давно.
– Однако ты не можешь сказать, что этого не было.
– Не могу. И что ты станешь тогда делать?
– Не знаю. Может, в скит уйду. Или эмигрирую. В тюрьму сильно не хочется. И позор, опять же.
Цаплин задумался.
– А ты бы меня отпустил?
– Конечно, – запнувшись ответил тот.
– Нет, – покачал он головой, – не отпустил бы, я знаю. Ты меня именно добивал – сбросил снимки в газету, спектакль этот мерзкий устроил, – он сплюнул.
Гека опустил голову.
– Но я – не ты, – продолжил Цаплин. – Геи добрые, жестокости в нас нет. Беги! Сможешь уйти – Бог тебе в помощь. И больше мне никак о себе не напоминай, иначе точно сдам.
Гека вздрогнул, как от пощечины. Он недоверчиво посмотрел Цаплину в глаза и не нашел там никакого подвоха. Бросил взгляд на дуб посреди поляны – в их сторону никто не смотрел.
– Прощай, – сказал он одними губами.
Цаплин молча кивнул в ответ с презрительной гримасой.
Пригнувшись почти вровень с высокой травой, Гека бросился к лесу. Через пару минут он исчез за деревьями. Цаплин еще некоторое время смотрел ему вслед, вспоминая, как они вместе ходили в школу, а потом отвернулся и пошел к дубу. На поляну уже садился полицейский вертолет.