6. Роковая репетиция
После работы уйти домой Цаплину не удалось. По коридору пробежала секретарша с ультразвуковым звонком, оповещая членов художественной самодеятельности, что пора идти на репетицию. Цаплин про нее совсем забыл. Он, как и многие в прокуратуре, входил в драматический кружок. Не из-за большой тяги к сценическому искусству, а чтобы пропагандировать гомосексуальные идеи.
Репетировали спектакль о гейской революции, штурм Кремля во время того самого гей-парада 10 лет назад. Для этого во внутреннем дворе прокуратуры, скрытом от чужих глаз, построили копию Кремлевской стены и Мавзолея в уменьшенном масштабе, а для работы с самодеятельной труппой прибыл не кто-нибудь, а сам Фаня Полуизвестный – худрук Среднего театра. Как и подобает человеку искусства, Фаня был одет с художественной небрежностью. На нем были брюки, одна штанина которых была красного, а другая – зеленого цвета, фантастического вида светлый плащ, украшенный черными кружевами, соломенная шляпа с большой красной звездой на тулье. В руке он держал неизменный букет цветов, в этот раз пионов, которые то и дело жеманно нюхал, закатывая глаза.
Раньше Фаня работал в Самарском драматическом театре и о его спектаклях, вкупе с молодыми любовниками-актерами, говорил весь город. В Москве же повторить провинциальный успех ему не удалось. Сначала газеты вспыхнули интересом к его работам, изображая каждую из них едва ли не эпохальным событием, но затем как-то подозрительно быстро охладели и стали уделять ему все меньше внимания, пока совсем не забыли. Тем не менее, Фаня продолжал считаться считался одним из ведущих московских театральных режиссеров.
По сюжету спектакля толпа геев должна была идти через Красную площадь, а с трибуны Мавзолея их приветствовали руководители страны в обществе девок легкого поведения. При этом руководители, не стесняясь, лапали девок, те хихикали и бросали в геев бумажки от конфет и сплевывали на них шелуху от семечек. Геи гневно сверкали очами, но молчали – их время еще не пришло.
И лишь когда на площади появился Николай Алексеев и призывно махнул рукой, геи кинулись к Мавзолею, а также забросили на кремлевские стены крючья и начали карабкаться по веревочным лестницам. Однако на трибуне мавзолея их ждало жестокое разочарование – там стояли не руководители страны, а всего лишь их двойники. Девки же оказались настоящими, но они были никому не нужны. Это разозлило геев еще больше.
“Как, даже не сочли нужным поприветствовать нас лично? – возмутились они. – Прислали вместо себя каких-то жалких клоунов?” Суровые накачанные квиры в черных кожаных одеждах взлетели на стену, несколькими секундами позже они разоружили охрану, не ожидавшую такого поворота, и открыли ворота в Спасской башне. Толпа геев хлынула внутрь, растеклась по Кремлю и стала захватывать один правительственный объект за другим. Каждый знал, что ему делать – к захвату готовились несколько лет, план Кремля был составлен подробный, роли распределены. Все ждали только подходящего часа, пока Алексеев не решил: “Вчера было рано, завтра будет поздно. Действовать надо сейчас”.
Президент Деньгин не успел сбежать от восставших – его захватили на вертолетной площадке и заставили подписать заявление об отставке в пользу Алексеева, который тут же был провозглашен временно исполняющим обязанности президента страны, и через час уже выступил по телевизору с обращением к нации.
– Граждане! – сказал он. – Правительство натуралов низложено! К власти пришли мы, и сделали это всерьез и надолго.
Далее он пообещал народу всяческое благоденствие и полную интеграцию в западную цивилизацию.
Лидеры европейских стран и США тут же его поддержали. Большинство из них признались, что они, на самом деле, геи, только боялись в этом признаться, а их жены были всего лишь маскировкой. Министры и депутаты парламентов ведущих стран сделали то же самое. Всем стало ясно, что скрытые гей-революции произошли в западных странах уже давно. Но открытый переворот все-таки впервые случилась именно в России и она стала считаться безусловным лидером мировым лидером геев. За принесенное ею освобождение, с Россией тут же стали делиться передовыми технологиями, что позволило сделать мощный экономический рывок. Кроме того, страну приняли в НАТО, это резко уменьшило военные расходы, а сэкономленные деньги пошли на пенсии и социальные нужды.
Сближение с Западом позволило решить множество проблем, которые до тех пор считались неразрешимыми хотя скептики говорили, что Россия так и будет оставаться барьером между Востоком и Западом, оставаясь чужой и там, и здесь.
Неожиданно для всех, в том числе для самих себя, геи своей революцией принесли стране колоссальную пользу, и население принялось их уважать. Люди стали стесняться произносить слово “пидор” даже с пьяных глаз, заменяя его благозвучно звучащими синонимами.
Впрочем, дальше все пошло. Все ключевые посты в системе государственного управления оказались в руках геев. На президентских выборах, конечно, победил Николай Алексеев – “голубой” парень с простой русской фамилией.
Впоследствии он побеждал еще раз и продержался у власти вплоть до настоящего времени. Алексеев учел печальный опыт предшественников и отменил предельное количество сроков пребывания у власти. “Хорошего президента должно быть много”, – эту поговорку приписывают ему, хотя он сам уверял, будто никогда не произносил ничего подобного.
Вспомнив все эти исторические события, Цаплин подошел к режиссеру.
– У меня к вам вопрос по сюжету, – сказал он. – Можно?
– Валяйте! – благожелательно согласился Полуизвестный.
– А это не передергивание исторических фактов, что двойники госдеятелей и девки с семечками у нас стоят на Мавзолее? Я смотрел кинохронику, там ничего подобного не было.
– Это правда! – заявил Фаня и в очередной раз понюхал свой букет. – Не правда жизни, но правда искусства. В ней выражено их отношение к нам. Пренебрежение, доведенное до абсурда. Глубочайшее презрение, которым они маскировали собственное чувство моральной неполноценности. На сцене это допускается.
– Да, но все-таки чего не было, того не было, – возразил Цаплин. – Давайте не будем далеко уходить от истины.
– Вы ничего не понимаете в искусстве, молодой человек, – повысил голос Фаня. – Людям это нравится, они хотят видеть подобные сцены. Настоящее народное искусство всегда простое, как апельсин. При соблюдении этого условия ему обеспечивается массовость, в противном же случае оно становится элитарным и о его существовании никто не подозревает, кроме нескольких снобов.
Цаплин хотел сказать что-то еще, но режиссер уже отвернулся и отдал приказание одеть всем костюмы и загримироваться.
В гриме Цаплин перестал различать, кто есть кто. Только что здесь были все подозреваемые, и вдруг они оказались в кожаных масках, в которых открытым оставался только рот, а для глаз и носа имелись прорези. Часть самодеятельных актеров переодели в кожаные костюмы квиров, других – в свиту экспрезидента Деньгина, остальных нарядили просто в причудливые одежды. “Правительству” для придания сходства с оригиналом, вообще натянули резиновые маски. Деньгина обвешали его любимыми древними гаджетами – айфонами, айпедами, гугл-очками и прочим давно устаревшим хламом. Говорили, он в ту пору смотрел только в гаджеты и, буквально, жил в них, предпочитая разговаривать не с живыми людьми, а с их изображениями на экране, даже если они стояли перед ним. Вот и гей-парад он в роковой для себя день смотрел по гаджету на маленьком дисплее и не сразу заметил, что что-то пошло не так.
Цаплин играл роль квира по кличке Зорг. Рядом с ним столпились такие же, как он, боевые ребята.
– Начали! – скомандовал Фаня.
Толпа пошла вокруг декораций под звуки песни “Голубая луна”.
– Зорг, я хочу тебя трахнуть! – вдруг сказал оказавшийся рядом незнакомый квир плотного телосложения.
Цаплин вздрогнул и окинул его недоумевающим взглядом.
– А я тебя – нет! – отрезал он.
– Напрасно – я сладкий, как персик.
– Да? И кто ты такой?
– Может быть, твоя судьба, – загадочно ответил тот.
– Я так не думаю.
– Ты изменишь мнение, когда мы познакомимся поближе.
– Этого не будет, – охладил его Цаплин.
– Почему?
Цаплин не ответил.
– Ты что, все еще в трауре? – не унимался тот.
– Не твое дело!
Квир начал выходить из себя.
– Ох ты, епт, Ярославна какая выискалась! – сказал он с издевкой. – Три года уже скоро, как твой благоверный преставился, а ты все сохнешь по нему!
– Попридержи язык! – взвился Егор.
– Извини, – пошел тот на попятную, – я хотел сказать, что же не собираешься куковать один всю жизнь?
– Отвали! – свистящим шепотом велел Егор и тот отстал.
Цаплин усиленно просчитывал, кто бы это мог быть. В столовой на него всегда пялились несколько человек. Некоторые, не будучи знакомыми, улыбались и начинали здороваться. Цаплин не испытывал к ним никакого интереса. Окидывал безразличным взглядом, холодно кивал в ответ, или сдержанно говорил “Зравствуйте”, не более того. Некоторые, поняв, что не вызывают у него ответного интереса, вскоре переставали его замечать, другие же упорно продолжали попытки обратить на себя его внимание.
О тех, кого он не знал, Цаплин даже не потрудился выяснить, кто они такие. Так, ходят какие-то фрики, ну и пусть. Прокуратура большая, люди разные, у каждого свои интересы и это вовсе не означает, что на них надо обращать внимание.
Цалин понимал, что разговаривать с незнакомцем подобным тоном довольно рискованно – тот мог оказаться начальником и отыграться на нем в дальнейшем. Или просто влиятельным человеком и начать строить козни. “А-а, к черту! – решил он. – Мы ходим на службу работать, а не устраивать личные дела”.
– Внимание, приготовились! – скомандовал Фаня.
К этому времени “правительство” заняло свои места на Мавзолее. Цаплин с отвращением посмотрел на грубо размалеванных девок в декольте, лузгающих тыквенные семечки и сплевывающих шелуху в геев. Это были сотрудницы секретариата, проверенные и надежные сестры, но Цаплин почему-то не мог понять, играют ли они свои роли с отвращением или удовольствием. “Я становлюсь маниакально подозрительным, – подумал он. – Нервы пошаливают”.
– Пошли на штурм! – раздалась команда режиссера.
Над толпой квиров вспыхнули фаеры, на плечи нескольких человек выбрался Николай Алексеев, которого играл сам прокурор. Реальный Алексеев принципиально не одевал никогда никаких масок, поскольку лицо было его визитной карточкой. Прокурор нисколько на него не походил, и гримерам пришлось изрядно постараться, чтобы придать ему какое-то сходство с президентом.
– Друзья! – обратился Алексеев к квирам. – Чудо-богатыри! Сковырнем это прогнившую власть, тормозящую развитие страны и перекрывающую нам путь в Европу. За мной! Ура!
– Ура-а-а-а!!! – громовым раскатом отозвалась толпа геев.
Откуда-то появились длинные лестницы и все дружно кинулись на штурм Кремля и Мавзолея. По сценарию Цаплину достался Мавзолей. Он и еще несколько человек должны были пленить ложных руководителей страны и их подруг.
На трибуне между ними завязалась потасовка, геи срывали маски с двойников и с криками “Президент не настоящий!” бросали их вниз. Толпа с ревом разбушевавшегося моря, хватала маски и раздирала их на части. Разоблаченные двойники метались по трибуне, подобно крысам на тонущем корабле.
Толпа вошла в раж, на штурм Кремля кинулись не только квиры, но и простые геи. Цаплин подозревал, что это произошло из подхалимства – каждому хотелось показать, каким бы он был бы героем в то время. Реальных участников того штурма в прокуратуре не имелось. Их приняли бы с удовольствием, но они были наперечет и выбирали себе места службы с очень хорошими условиями, а в прокуратуре все было довольно средне.
А вообще, заполучить на работу одного из участников штурма Кремля было мечтой любого госучреждения. Там, где они были, к ним относились с особым пиететом и уважением, работой не перегружали, а зарплату назначали очень большую и ни за что.
– Остановитесь! Не все сразу! Что вы делаете! – взывал в мегафон режиссер Фаня.
Но никто его уже не слушал. Прокурорские ломились на дощатые стены, словно цунами, и те угрожающе трещали под их весом. Началось то, что принято называть массовым психозом. Отдельных людей уже не осталось, вместо них появилось новое существо – стоглавая и сторукая толпа, плохо понимающая, что она делает и зачем, но, тем не менее, подбадривающая и поощряющая каждую свою часть другой частью.
– Задолбали пидарасы своей победой! – вдруг негромко произнес кто-то сзади.
Цаплин вздрогнул и резко обернулся. Там никого не было. Квиры ловили девок, девки визжали, а квиры держали их, как ужей – с отвращением и содроганием, и это было видно невооруженным глазом. Каждый занимался своим делом.
“Кто из них? – подумал Цаплин. – И, главное, зачем?”
Сейчас он уже пожалел, что отшил того незадачливого ухажера. С ним можно было просто поболтать, не отталкивать сразу. Если бы тот был сейчас рядом, вдвоем им было бы легче найти того, кто произнес эту крамольную реплику.
Как назло, не оказалось среди актеров и его приятеля Геки, обычно ходившего на репетиции. Цаплин вспомнил, что того отправили в командировку в Красноярск, где недавно произошел вопиющий случай: в ресторане “Малина” кричали запрещенное слово “пидарасы”.
Вообще-то, это позор, что красноярские власти уронили работу с населением так низко, даже с учетом того, что Сибирь тяжелый регион и многие антигеи ушли со своими бабами в тайгу, подобно древним староверам. Ну и дураки, живут там на сушеных грибах и рыбе из ручьев, отказавшись от благ цивилизации. Все берегут свои задницы. А кому они нужны? Не хочешь – не надо, ради Бога, без тебя обойдемся! Подпольщики! Все равно перемрут там со временем от тяжелой жизни. Не понимают, глупые, что это глобальный тренд.
Его размышления прервал оглушительный треск дощатых стен декорации. Теперь все на Мавзолее перестали играть свои роли и смотрели туда.
Стены ходили ходуном, штурмующие, оседлавшие их, растерялись.
– Наза-а-д! – кричали им с земли. – Прыгай!
Спрыгнуть успели не все. Подпорки обломились и стены завалились внутрь, увлекая с собой самых пылких штурмующих. Были стены небольшими, всего лишь метра три в высоту, но внизу находился мощеный камнем двор прокуратуры.
“Кирдык!” – подумал Цаплин, глядя на разыгрывающуюся перед его глазами трагедию.
Он уже ничем не мог помочь своим сослуживцам. Люди полетели вниз, а сверху на них обрушились тяжелые доски, поднялось облако пыли. Все на секунду застыли с открытыми ртами, а потом бросились к завалу, из-под которого доносились крики и стоны пострадавших.