Сцена пятая
Вэтих помещениях отвратительно пахло. Формалином и трупами. Уже в коридоре Степанова встретили два буроватых тела, растянувшихся на специальных оцинкованных столах. Вокруг столов теснились студенты, готовились к экзаменам. Кто-то из них объяснил Василию Никитичу, где найти Николая.
В подвале две тусклые лампочки под потолком едва рассеивали темноту. В ог- ромных зловонных ваннах что-то шевелилось. Степанов позвал:
— Коля! Коля!
Сын подошел к отцу. В руке Николай держал нечто вроде багра. Ему было по- ручено вымочить трупы. Работа не пыльная, но, прямо скажем, отвратительная! Трупы плавали в ваннах. Показывались то затылок, то плечо.
— Кто это? — тихо спросил Степанов. — Бомжи! — ответил сын, явно изображая крутого медика. — Некоторые сами себя продают, еще когда живые. Ну, чтобы потом, после смерти, по их трупам учились!..
Из темноты вышел сокурсник Юра, нехотя взял у Николая багор.
— Я пойду у препода отпрашиваться! — пояснил ему Николай. — За мной батян приехал.
Степанов пожалел несчастного Юру, которому предстояло оставаться здесь в одиночестве, наедине с мертвяками…
«А вдруг и Томская здесь!»
Эта внезапная мысль обожгла Степанова. Он вытянул шею. Ему почудилось, будто трупы копошатся в ваннах. И этот запах!.. Да, формалин! В кабинете Грубера тоже пахло формалином!..
Степанов схватил сына за руку и потащил его к машине. Отпроситься у пре- подавателя студент Степанов так и не успел!..
Разумеется, в театральной поликлинике никого не было. Окна глухо темнели. Василий Никитич звонил и стучал напрасно. И зачем? Ведь все равно у него не было ордера на обыск! Костяшки пальцев заныли. Степанов вернулся в машину.
Всю дорогу до дома сын поглядывал на отца с недоумением, но вопросов не за- давал, понимал, что у батяна работа такая!
В прихожей их встретил повеселевший пекинес Чумарик. Маша весело улы- балась, осыпая песика ласковыми словечками. Николай хмуровато косился на собаку, потом с насмешкой спросил:
— Предки, это что, новый член семьи?
Василий Никитич высунулся из ванной:
— Нет, Колюня, это гость!..
Уставший от занятий в анатомичке,
Николай лег спать необычно рано. Степанов нервничал. Маша на кухне смотрела те- левизор. Комментатор, в темном костюме и при галстуке, монотонно бубнил, изредка повышая голос. Маша обернулась к мужу. Она чуть раскраснелась, глаза блестели:
— Ну, Вася, как тебе это нравится?! — возбужденно заговорила она. — Ты только послушай! В Большом театре ремонт!..
— Разве уже начался? — машинально перебил Степанов.
— Почти! — произнесла жена несколько растерянно. Но тут же снова завелась: — Нет, ты только подумай, Вася! Под предлогом ремонта крадут денежные средства, собираются снести портик!..
Но Василий Никитич не знал, что такое «портик».
— …портик!.. Работы архитектора…
Но ни Маша, ни Вася так и не вспомнили, кто же был в свое время архитектором Большого театра!
Второй день подряд Антон Томский ужасно тосковал. Он просто-напросто места себе не находил! А как еще может себя чувствовать человек, убивший свою мать? И ведь он не хотел, не хотел! Это получилось нечаянно!
Наверное, все-таки виноват Юпитер! Ведь это Юпитер подарил Антону пистолет! Да, такой импортный, немецкий пистолет, боевой! Но им нужно было оружие, да, им обоим! Потому они и очутились в «Кольчуге» на Варварке. В «Шангри-Ла» им обломился та-акой выигрыш! Но администрация казино грабанула треть! А возмущаться не имело смысла, охранники избили бы счастливцев! А на улице уже дожидались шакалы! И отобрали оставшееся. И теперь Антону нужны были деньги, позарез нужны были деньги. Ведь они с Юпитером начали, можно сказать, совместную жизнь, купили в рассрочку.