Глава 16. Звонок из прошлого
28 декабря 1993 года
У Иванова не было четкого плана, что делать дальше. Он чувствовал себя загнанным волком. Старым, больным, ослабевшим зверем, которому не на кого надеяться и нечего ждать от жизни.
Его мучили множество вопросов. Кто был этот тип, с которым он дрался прошлой ночью? Пришел ли он предупредить, ограбить или убить? Для простого предупреждения хватило бы телефонного звонка. Значит, хотели запугать. Но почему так сложно?
Кем посланы те кидалы, что разыграли его в метро? Прямо настоящие артисты. Но настоящий артист тот, кто стоит за ними, кукловод. И самое поганое, что им может оказаться кто угодно. Впрочем, нет, не совсем так. Руководить ими должен такой же представитель криминала, как и они.
Кто ломился к нему в дверь, когда он вышел из больницы? Простой домушник? Маловероятно. Они должны действовать по наводке и вычислять богатые квартиры с антиквариатом и драгоценностями, а не такие, как у него. Что здесь брать? Если, конечно, не иметь в виду, что все они хотят одного и того же.
Что за отморозки, наконец, хотели сбить его машиной? Просто ли обкурившиеся подонки, или за этим стояло нечто большее?
Кто те неудачники, что отведали белой краски из его бомбы-ловушки? Кидали из метро или все-таки какие-то другие персонажи?
Иванов чувствовал, что он стал неким центром, вокруг которого образовались завихрения враждебных как ему, так и друг другу сил, но не имел особого желания разбираться в их хитросплетениях. Интересовали они его лишь постольку, поскольку надо было уклоняться от их ударов и не давать загнать себя в угол. Пока у него это получалось, но давление нарастало, и он не мог сказать, как долго еще сможет продержаться.
В молодые годы это все было бы ему нипочем, даже пришлось бы по вкусу. Его всегда тянуло к острым ощущениям, но начальство не дало в них окунуться. А теперь ему такое уже не по годам.
Впрочем, все это должно скоро кончиться. Нужно отдать пленки Филатову и пусть его партия делает с ними, что хочет – он умоет руки. Он расстался бы с ними и раньше, да не видел подходящей кандидатуры.
Теперь, кажется, появились достойные люди – патриоты, не то, что все эти. Журналист Александр Невзоров назвал их «патриотушки»
Он мастерски придумывает новые слова, взять хотя бы новые имена, которыми он предложил либералам называть своих детей. По образцу, значит, тех, которые коммунисты в тридцатые придумывали для своих младенцев. Таких имен Невзоров придумал всего два, но зато какие! Вот, например, Ебелдос, что означает Ельцин – Белый дом – свобода. Или попроще, Ебон – Ельцин Борис Николаевич.
Его размышления прервал телефонный звонок. Иванов уставился на аппарат, думая, поднимать трубку или нет. После седьмого звонка аппарат умолк. Иванов вздохнул с облегчением. Сейчас ему не нужен был никто. А если он понадобился звонящим, так это их проблемы. Пусть поищут другие способы связи с ним. Напишут письмо, например, или еще чего придумают.
Но затишье было недолгим. Вскоре телефон зазвонил опять и в этот раз продолжал трезвонить неприлично долго. Иванов даже стал опасаться, как бы не сгорела катушка электромагнитов, обеспечивавших звук. Звонивший словно бы знал, что он дома. Избавиться от него можно было двумя способами – выдернуть шнур из розетки или поднять трубку. Иванов выбрал последнее. Трубка издала трель междугороднего звонка, и на том конце послышался приглушенный голос …Кэтрин Килер. Иванов даже вздрогнул от неожиданности – никогда прежде она ему не звонила. В прошлом году, когда она приезжала в Москву, они обменялись телефонами, но лишь по ее настоянию и он никак не ожидал, что она станет звонить.
Долгие годы после отзыва из Лондона он привык считать ее едва ли не главной виновницей своих бед. В самом деле, если бы она не спуталась с тем черномазым наркоманом, и он бы не стал искать ее на квартире доктора Уарда, ломиться в закрытую дверь, а потом стрелять в нее, то не случилось бы скандала и он, Иванов, продолжал бы спокойно работать в Лондоне.
Но Кэтрин, подталкиваемая жадностью, продала свою историю газетчикам и предала всех: Уарда, Профьюмо, его. Финал получился таким, как Стивен и предрекал – проститутка, торгующая собой, не станет раздумывать, когда нужно будет продать другого. Все нравственные ограничители у нее сдвинуты ее профессией сильно в сторону.
– Привет, Юджин, – фальшиво проворковала Кэтрин.
На мгновение Иванову показалось, что это все тот же голос, от которого он был словно под гипнозом тридцать лет назад. Но нет, это был всего лишь миг, не более того.
– Здравствуй! – сухо ответил он.
В прошлом году они вроде бы помирились, и он даже поцеловал ее в щеку под камерами английских журналистов, организовавших эту встречу. Она поняла это жест по-своему и стала напрашиваться к нему в гости. Но Иванов сразу же положил этому конец, сказав, что слишком беден, чтобы приглашать ее к себе. Кэтрин обиделась, но виду не подала.
– Как поживаешь? – спросила она.
– По плану, – ответил он.
– Что это значит?
– Дела идут так, как я и задумал.
– О-о! – удивилась она. – У тебя есть план? Какой ты молодец! А вот у меня так не получается.
“Еще бы, – подумал он неприязненно, – какой может быть план у состарившейся проститутки? Нет клиентов – нет планов”. Он слушал ее голос и недоумевал – когда-то эта женщина заставляла его смотреть на мир по-другому. В ее присутствии тот словно бы приобретал новые краски, а теперь ее голос не мог даже разогнать скуку постылой московской квартиры. Жалел ли он о том времени? Нет. Скорее, злился на себя, что не разглядел ее, и прохлопал свою шпионскую карьеру. Как оказалось, эта карьера была главным смыслом его жизни. Нет в мире женщины, которая ее стоила бы. И Кэтрин Килер уж тем более не является такой женщиной.
– Юджин, – спросила Кэтрин, – ты вспоминаешь иногда то время в Лондоне?
“Дня не проходит, чтобы я его не вспомнил”, – хотелось ответить ему, но вместо этого он сказал.
– Почти никогда.
– Почему? – удивилась она.
– Потому что это было слишком давно.
– А для меня – как вчера.
– У каждого – свое восприятие.
– Да, это правда, – согласилась она.
– Насколько я знаю, птичка, ты раньше сентиментальностью не страдала, – заметил он.
– С годами люди меняются, милый.
Это “милый” резануло ему слух. Опять “милый”. Или она думает, что осталась такой же привлекательной, как и раньше? Но в одном он не сомневался ни на секунду – что она все та же хищница. И не ошибся.
– Надеюсь, ты хотя бы не забыл Стивена? – перешла она к делу.
“Тебе ли, предавшей его на суде, спрашивать о нем?” – подумал он.
– Конечно, нет.
– А помнишь, у него был альбом с такими веселыми картинками?
– Смутно.
– Его еще потом полиция искала, но не нашла.
– А я тут при чем?
– Я думала, может, Стивен подарил его тебе?
– Нет, не дарил.
– Тогда, куда же он делся?
– А мне почем знать? Стивен имел миллион знакомых и мог подарить любому.
– Но никто из них ни в чем не признался.
– Значит, плохо спрашивали.
– Странно.
– А с чего вдруг ты о нем вспомнила?
– Есть деловой интерес.
– А ты не думаешь, милая, что наш разговор сейчас может подслушивать лондонская полиция?
Он вернул ей слово “милая”.
– Это исключено.
– Да? И почему же?
– Я звоню из уличного таксофона. Не совсем же я дура, чтобы набирать тебя из дома.
– Не совсем, – согласился Иванов.
– Что? – оскорбилась она. – Да я совсем не дура!
– Боже упаси, я этого и не говорил! – Иванов поспешил успокоить ее уязвленное ею же самолюбие. – Ты всегда была очень сообразительной, Кэт, даже слишком.
– Ты на что-то намекаешь?
– Нет, ни на что. Просто констатирую факт. Как там погода в Лондоне?
– Идет дождь.
– Мерзкий все-таки у вас климат, – злорадно сказал Иванов. – Просто отвратительный. Не удивительно, что англичане бегут в Австралию и Новую Зеландию.
– А в Москве лучше?
– Во много раз. Москва – курорт, по сравнению с вашей вечной слякотью и сыростью.
– Ты всегда хвастался своей страной, – заметила она.
– И было чем, – парировал он. – К тому же насчет климата, это чистая правда: если у нас лето – так жара, если зима – так мороз.
– Давай не будем сравнивать климат, – сказала Кэтрин, – а поговорим лучше о делах.
– У нас есть дела? – удивился Иванов.
– Могут быть, – загадочно произнесла она.
– Что, откроем совместное предприятие? Знаешь, теперь у нас модно. Российско-британское, например. И станем оказывать консалтинговые услуги или еще чего. Например, организовывать туры в Лондон.
Иванов откровенно развлекался, подавляя Кэтрин интеллектом. Она это почувствовала.
– Юджин, отложи свои шутки в сторону. И выслушай внимательно мое предложение. Если вдруг ты знаешь, куда подевался альбом или у тебя сохранились какие-то фотографии из него, знай – на них можно неплохо заработать.
– Ничего такого у меня нет, малышка, – открестился Иванов, – но все же интересно было бы узнать, каким именно образом ты собираешься заработать?
– Я знаю человека, который хочет их купить.
– И что, хорошо платит?
– Очень.
– А кто он такой?
– Ну, это уж точно не телефонный разговор, – в ней проснулась осторожность.
– А чего ты боишься? Ты же говоришь из автомата.
– Да, но твой номер может стоять на прослушке.
“Нет, она все-таки не совсем дура, – отдал ей должное Иванов. – Когда дело касается денег, вполне даже умная”.
Свой телефон он проверил накануне и выдрал из него жучка. Подслушивающее устройство было неизвестного ему типа, и он затруднялся сказать, кем оно могло быть установлено. Правда, он вовсе не был уверен, что микрофоны не натыканы где-нибудь в люстре или за ковром на стене, но даже если они и работали, разговор в трубке услышать не могли.
– Ну, – поторопил он, – давай, говори.
– А ты не попытаешься меня обойти?
– Как? Ты в Лондоне, я – в Москве.
– Я знаю, ты всегда был человеком слова, – все еще тянула время Кэтрин.
– Таким и остался.
– Это родственник Питера Рахмана.
– Что, прямо его самого?
– Он так говорит.
– И какова степень родства?
– Племянник.
– Он тебя нашел или ты его?
– Он меня.
– Сколько дает денег?
– Триста тысяч фунтов. На нас двоих по сто пятьдесят.
– Немалые деньги, – задумчиво произнес Иванов, – но реальная цена таким снимкам была бы больше миллиона.
– Надо брать, что дают, – возразила она. – Ты согласен?
Иванов спохватился.
– На что? Конечно, нет!
– Но почему?
– Я же тебе говорил – у меня ничего нет. Ты обратилась не по адресу.
Он положил трубку.