Глава 24. Перестрелка в Загорянке
Обратно ехали в джипе “Паджеро”. За рулем сидел Матрос, рядом с ним Рашпиль. Иванову досталось место за спиной водителя, справа примостился Батон. Иванов тихонько подергал дверную ручку, она оказалась заблокированной. Батон заметил его попытку и предупредил.
– Ты только без фокусов, дед, а то я не посмотрю, что ты старый – ребра пересчитаю.
В туалет в придорожном кафе его препроводили под охраной. Симулировать сердечный приступ с просьбой вызвать “скорую” тоже не получилось.
– Хорош комедию ломать! – толкнул его Матрос. – Тебя, дед, еще и ломом не добьешь.
– Жестокие вы люди! – упрекнул его Иванов.
– Жизнь такая, – отозвался Батон. – Это вам, папаша, было хорошо – государство о вас заботилось. А мы предоставлены сами себе, выживай, как хочешь.
– Так и мы для него старались, – возразил Иванов, – оно взаимно и получалось. А ты о Родине разве думаешь?
– Не, я о бабах все больше, – признался тот.
Матрос и Батон захохотали, Петр ухмыльнулся.
Дорога заняла часа два. К одиннадцати подъехали к даче Иванова.
– Кого это тут спалили? – поинтересовался Рашпиль.
– Меня, – хмуро обронил Иванов.
– За что?
– Если бы я знал. Отирались тут летом одни, купить предлагали, а я оказывался продавать. Может, они?
– Вряд ли, – заключил тот. – Летом бы и сожгли, чего до зимы тянуть?
Оставив в машине Матроса, остальные спустились в овраг.
Иванов с интересом смотрел на свои следы и следы преследователей. Батон старательно водил по сторонам металлоискателем и поэтому двигаться приходилось медленно. Рашпиль, держа правую руку в кармане, зорко следил за тем, что делается по сторонам.
Наконец они добрались до места, где вчера случилось столкновение бандитов с собаками. Снег возле ручья был забрызган кровью и на небольшом расстоянии друг от друга лежали окоченевшие трупы трех псов. Иванов с замиранием сердца подошел, чтобы рассмотреть. Лешего среди них не было. Он вздохнул с облегчением. Этот вздох не укрылся от наблюдательного Рашпиля.
– Так вот, почему они тебя не тронули, – заметил он.
Иванов вздрогнул.
– Почему?
– Ты ведь их знал, верно?
– Только вожака, – признался он, – подкармливал иногда.
Рашпиль кивнул.
– Собаки умеют быть благодарными, – заметил он, – не то, что люди.
Иванов промолчал. Он не верил ни людям, ни собакам. Батон с опаской посмотрел на оскалившиеся морды псов.
– Не хотел бы я быть вчера на месте той братвы, – пробормотал он.
– Ищи, давай! – напомнил ему Петр. – Каждый из нас находится на своем месте. Шевели металлоискателем.
Батон принялся водить своей машинкой по сторонам с удвоенной энергией.
– Где, ты думаешь, ее выронил? – спросил Рашпиль. – Здесь?
– Трудно сказать – я только в вагоне заметил, что карман пуст.
– Падал по пути?
– Было несколько раз.
– Где?
– Да вот здесь же. Потом, как оторвался от них, уже держался на ногах.
– Значит, где-то здесь она и лежит, – заключил Рашпиль. – Если, конечно, те не нашли.
Оба замолчали, наблюдая за действиями Батона.
– А любят тебя собачки, – заметил Петр.
– Да, как ни странно, – согласился Иванов. – Всегда любили, хотя я к ним – так себе.
– Говорят, чуют хороших людей.
– Я не сильно хороший, – возразил Иванов.
– Ну, уж по сравнению с нами-то!
Иванов равнодушно пожал плечами.
– Вам виднее.
Батон задержал металлоискатель над ручьем и стал описывать им круги.
– Ну, что там? – крикнул ему Петр.
– Пищит!
– Доставай!
– Так оно в воде!
– Ну и что?
– Холодно же!
– Дома согреешься! – жестко сказал Петр.
– Ты шутишь, шеф? – упирался Батон.
– Нисколько. Лезь!
Батон уставился на него, понял, что тот говорит серьезно, и отложил металлоискатель в сторону. Затем разделся до пояса, постелил одежду, содрогаясь от холода, лег на нее и сунул руку по плечо в воду. Долго там бултыхался и, наконец, извлек из-под коряги ржавую автомобильную фару.
– Блядь! – завопил он, с отвращением отшвыривая ее в сторону. – И из-за этого я терпел такие муки?
– Всяко бывает! – философски заметил Рашпиль. – Продолжай искать.
Бормоча под нос безадресную матерщину, Батон оделся, сунул в рот новую зубочистку и опять взялся за свой прибор. Теперь он расширил зону поисков, заходя в глубокий снег. Как стал подозревать Иванов, чтобы не лезть еще раз в холодную воду.
Вдруг он остановился, сунул руку в снег и с радостным воплем достал оттуда коробку от леденцов.
– Нашел, шеф, нашел! Вот она!
Иванов сразу ее признал – да, та самая, с красным орнаментом на верхней крышке. Коробка была у него с незапамятных времен. Раньше он хранил в ней рыболовные крючки, а как подошла нужда спрятать пленку, она идеально подошла и для этого.
Иванов кинулся к Батону, на ходу протягивая руку.
– Ну-ка, дай посмотреть! Может, это и не она!
Вдруг сверху грохнул выстрел и Батон, как подкошенный, упал лицом в снег. Петр выхватил из кармана пистолет, укрылся за деревом и открыл ответный огонь. Стреляли с верхнего края оврага, но не того, который выходил к дачам, а противоположного.
Иванов оказался предоставленным самому себе. Он крутнулся на месте, залег, потом, видя, что до него никому нет дела, кинулся к Батону. Тот не шевелился, а коробка, выпавшая из его рук, валялась рядом, наполовину погрузившись в снег.
У Иванова мелькнула мысль о помощи, но тут же и исчезла – у того было, кому помогать. А подохнет – туда ему и дорога. Схватив заветную жестянку, он стал пятиться, пригибаясь к земле и используя малейшее укрытие.
– Стой, сука! – крикнул сзади Рашпиль и выстрелил ему вслед.
Пуля просвистела рядом с головой Иванова. Стреляя, Рашпиль высунулся из-за ствола и сверху тут же этим воспользовались, выстрелив по нему несколько раз. Тому опять пришлось спрятаться. Иванов видел, как Рашпиль достал мобильный телефон, откинул крышку, выдернул зубами антенну и стал кого-то вызванивать, не сводя глаз с верха оврага.
Сам Иванов был надежно защищен от стрелявшего выступающим из земли валуном. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, он повернулся и устремился прочь. Но в этот раз он побежал не к станции, где его могли догнать, а от нее. Он шел боковыми улочками вглубь поселка, где никому уж точно не пришло бы в голову его искать.
Блуждания по Загорянке продолжались довольно долго. Он замерз и выбился из сил, зашел в какие-то невообразимые дебри и понятия не имел, где находится. Наконец навстречу показалась грузовая машина с кузовом набитым свежеструганными досками. Не надеясь на удачу, Иванов поднял руку. Сегодня, в отличие от вчерашнего дня, ему везло – машина остановилась. За рулем сидел улыбчивый молодой водитель.
– В Москву? – спросил Иванов.
– В Щелково, – ответил тот. – А вам нужно в Москву?
– Да.
– Тогда идите туда, – он показал направление, – там будет железнодорожная платформа.
Упоминание про платформу заставило Иванова изменить планы.
– Да мне, вообще-то, и в Щелково тоже надо, – изменил свои планы он. – Подбросишь?
Водитель кивнул.
В Щелково Иванов вышел возле моста через Клязьму, где кучковался проходящий на Москву автотранспорт, и стал в очередь на автобус.
Глава 25. На крыше
Добравшись до дома, он не стал заходить к себе, а сразу отправился к Зое.
– Ты где был? – спросила она, как будто он вышел за хлебом и задержался на несколько часов.
– Дела.
– Справился?
– Более или менее.
– Тогда проходи на кухню, буду тебя кормить.
Иванов сбросил ботинки и пошлепал в носках по старому дубовому паркету.
– Тапочки возьми! – напомнила Зоя.
– Потом! – отмахнулся он и прилип к стеклу.
Его окно на кухне было все так же забито фанерой, а в окно в комнате стояло зашторенным, как он его и оставил. Зоя налила щей, поставила початую бутылку “Столичной” и рюмку.
– В нашем доме раньше жил Лазарь Каганович, – сказала она, наблюдая, как он жадно ест.
– Знаю, – ответил Иванов.
– Он умер в девяносто первом, – сообщила Зоя.
– Кто? – вздрогнул Иванов, засмотревшийся на свой дом.
Из его подъезда как раз кто-то выходил.
– Каганович, кто же еще! Мы о ком говорили?
– Это ты говорила.
– Неважно.
– В каком месяце? – поинтересовался он.
– Не помню. Летом.
– Это хорошо, – заметил Иванов.
– Что хорошо? – не поняла она.
– Что не в декабре – не дожил до распада Союза, не увидел позора…
– Ну, позор он тоже захватил, – заметила Зоя. – Одно правление Горбачева чего стоит. Путч опять же.
– Но главный-то бардак начался потом, – уточнил Иванов.
– Согласна.
Некоторое время они молчали.
– А тебе жаль то время? – вдруг спросила она.
– Да. И еще мне жаль себя, – сказал Иванов.
– Почему это?
– Я служил своей стране, а ей оказалось это не нужно.
– Что именно?
Он спохватился.
– Так, ничего.
– И что, если бы ты знал, что твои усилия ей не пригодятся, ты бы не старался?
Он налил себе водки. Посмотрел на Зою вопросительно.
– Будешь?
– Нет.
Он выпил одним глотком.
– Старался бы все равно, – просто сказал он, – только делал бы это как-то по-другому, осмотрительнее, что ли.
– Загадками говоришь.
– Нет никаких загадок, – возразил он, – все мои загадки давно разгаданы. Вот только я кое-что не могу разгадать до сих пор.
– Когда здесь жил Каганович, – опять вернулась она к старой теме, – в его подъезде стоял пост охраны, там сидели сотрудники КГБ.
– Понятно, – сказал Иванов, – такого человека нужно охранять.
– Наш дом, вообще, называют домом свергнутых вождей, – сказала Зоя, – здесь жили Маленков и Микоян. Светлана Сталина одно время не знала, какую квартиру ей предпочесть – здесь или в Доме на набережной. Потом все же поселилась там. А здесь еще жила дочь Мехлиса. Ты помнишь Мехлиса?
– Смутно, – ответил Иванов. – Зато я был знаком со Светланой Сталиной и, кажется, почти был влюблен в нее.
– Да? – встрепенулась Зоя. – И что ты в ней нашел?
Иванов засмеялся.
– Не беспокойся, дело прошлое. Ты, конечно, лучше, да и моложе к тому же, – он бросил на нее игривый взгляд.
– Это точно, – согласилась она. – Характер, по крайней мере, не сравнить.
– Вот и я о том же. Ты ведь тоже не из простых граждан, как я понимаю? Иначе не жила бы здесь.
– Да как сказать. Отец был начальником средней руки в Совете министров, но не министр, конечно.
– Неважно. Министр, не министр – какая разница? Вся та жизнь осталась в прошлом и больше не вернется. Выпьем же за память о ней.
Он наполнил рюмки и они выпили.
– Перебирайся жить ко мне, – предложила Зоя. – Ты женат?
Иванов кивнул.
– Женат. Но она живет отдельно.
– Чего так?
– Дочь, внуки.
– Не твои?
– Нет.
– Я смотрю, не очень ладите?
– Вроде того, – согласился он.
– Ну и чего тогда? Поживешь отдельно, разберешься в своих чувствах, как говорится.
Оба рассмеялись.
– Ладно, уговорила, – согласился Иванов. – А ключи от чердака у тебя есть?
Зоя удивилась.
– Зачем тебе?
– Радио я люблю послушать – увлечение такое. Станции там всякие дальние, а для этого антенна на крыше нужна, иначе не услышишь.
– Есть, – сказала Зоя, – я там белье сушу, балкона-то нет у меня.
– Посмотреть бы.
– Что, прямо сейчас пойдешь?
– А чего тянуть?
– Вон они возле двери висят, – она указала кивком на дверной косяк.
Иванов встал и начал одеваться.
На крыше ему понравилось. Некоторое время он любовался видами, открывающимися на каждую сторону, больше всего, впрочем, смотрел на свой дом. Потом нашел укромное место для тайника, расшатал кирпич, вынул его из кладки и сунул туда жестянку с пленкой. Затем расколол кирпич на две части и половинкой прикрыл нишу.
Потом опять подошел к балюстраде и взглянул на свой дом. Вдруг у него на кухне шевельнулись шторы, и Иванов отпрянул назад, схоронился за будкой ближайшего лифтового механизма, ругая себя за беспечность. Конечно, человек в его квартире вряд ли первым делом посмотрел на пятидесятый дом, но все же не стоило так откровенно пялиться вниз с высоты. “Нет, опасности не было, – убеждал он себя. – Чтобы разглядеть меня, у него в руках должен был быть бинокль. Скорее всего, он смотрел вниз на подъезд, но никак не на крышу дальнего дома”.
Ему очень хотелось узнать, кто у него в квартире, и он едва подавил желание отправиться туда прямо сейчас.
Он почувствовал на себе чей-то взгляд и оглянулся. Из окна трехэтажной башни, возвышавшейся на крыше, на него смотрел какой-то человек. Когда Иванов уставился на него в ответ, тот задернул штору и отошел в глубину комнаты.
“Сталинская архитектура! – чертыхнулся Иванов. – Не крыша, а какая-то фигня! Нигде покоя нет”. Он забрал коробку из тайника и спустился вниз.