Глава 19 Брежнев осторожничает
Год спустя Леонид Брежнев коренным образом пересмотрел значимость трофея, добытого Ивановым в Лондоне. Подучив власть в ходе тихого кремлевского переворота, которым Никиту Хрущева тайно отстранили от власти и даже не дали выступить с последним словом на пленуме ЦК, он был одновременно рад своему новому положению и с большой тревогой смотрел в будущее. Бразды правления огромной страной достались ему неожиданно. Он был не единственно возможным кандидатом, а лишь одним из многих.
Но возврата старой сталинской гвардии никто не хотел, а новая поросль сравнительно молодых партийных лидеров не выдвинула из своих рядов более ярких представителей. Брежнев был компромиссной фигурой, устроившей многих, этаким зонтиком, под которым “группа товарищей” намеревалась править долго, тихо и спокойно – без сталинских надрывов и без хрущевских шараханий из стороны в сторону, из-за которых мир дважды оказывался на грани глобальной войны, а внутреннее устройство в СССР – то и дело испытывалось на прочность его чудачествами.
В последнее время над Хрущевым не смеялся только ленивый. Про него ходило множество анекдотов и к нему приклеивались нелепые прозвища типа “лысая селедка”. Как будто селедка бывает волосатой. Никита сделался виноватым во всем – жестком кукурузном хлебе, в том, что кубинский тростниковый сахар, пошедший в СССР с “Острова свободы” показался советским потребителям не слишком сладким и уступавшим отечественному свекловичному, что семилетние планы развития страны, переделанные из пятилеток, оказались не такими удобными, а совнархозы – громоздкими и трудно управляемыми.
Кукуруза сделалась вечной притчей во языцех, а следом за ней и чумиза, которую генеральный секретарь привез из своих восточных поездок. Он все искал культуру, которая прижилась бы на просторах СССР и мигом бы обогатила ее население, не понимая, что такого растения просто не существует, и никому еще в мире не улыбнулось подобное счастье – разбогатеть от злака, фрукта или овоща.
А уж анекдоты! В последнее время даже члены политбюро потеряли всякий стыд и рассказывали друг другу издевательские истории про “дорогого” Никиту Сергеевича. Брежнев сразу про себя решил, что будет править мудро, вдумчиво, неторопливо и не допустит того, чтобы народ слагал про него уничижительные байки. Нет, он будет любим народом, станет правителем, который, как умелый штурман поведет страну к “светлому будущему”, как советские вожди иносказательно именовали коммунизм. Вот только на этом пути ожидался один трудный момент. Болтливый Никита объявил, что коммунизм наступит уже в 1980 году. И народ с нетерпением ожидал этого момента. Ведь он все понял по-своему. В определении коммунизма четко было сказано: “От каждого – по способностям, каждому – по потребностям”, но в головах обывателей вместо последней части отложилось “сколько хочешь”. Зашел, значит, в магазин – и бери, сколько захочется колбасы, ботинок и чемоданов. Себе, родственникам, соседям, землякам. А ведь “потребность” слово интересное, его можно повернуть и так, и эдак. Нужна тебе на год одна пара ботинок или три-четыре? Для красоты, конечно, три-четыре, а чтобы ноги не мерзли, хватит одной. И что из этого есть потребность? Так же и с остальным. Ох, придется в восьмидесятом году попотеть, объясняя народу, почему не случился коммунизм. Никите что, он на пенсии теперь и спросу с него не будет никакого. Скажет, если доживет: “Хотел, как лучше, да эти не дали”. А “этим”, ему, то есть, Леониду Ильичу, придется юлить и изворачиваться. Впрочем, восьмидесятый год далеко, до него еще и самому дожить надо.
Внутренне Леонид Ильич чувствовал, что доживет. Ему только пятьдесят семь лет, на двенадцать лет моложе Никиты – доживет, конечно. А народ – что, народ? Станет лучше жить и забудет обо всем. А если и будет помнить, так слабо, без яркости, что, мол, давай обещанное и все тут. Народ у нас хороший, терпеливый, ему много можно всякого рассказать про сложную международную обстановку, “поджигателей войны”, “прогрессивные народы” и необходимость им помогать, а он будет слушать и кивать. “Верно, – скажет, – правильно, отцы родные, везде есть свои трудности. Мы и не верили сразу Никите этому, он чего только не говорил под горячую руку: и Америку обгоним, и коммунизм построим, и Марс яблонями засадим”.
23 октября 1964 года на тумбочке рядом со столом зазвонил телефон прямой связи с шефом военной разведки. Брежнев взял трубку
– Добрый день, Леонид Ильич! – вкрадчиво поздоровался тот.
– Да, добрый! – отрывисто ответил Брежнев.
Он еще не успел познакомиться с начальником ГРУ, хотя и знал, кто занимает эту должность.
– Случилось чего? – поинтересовался руководитель страны.
Генерал поспешил его успокоить.
– Нет, Леонид Ильич, ничего не случилось.
– Тогда в чем дело?
– Надо бы один вопрос обсудить.
– Срочный?
– Ну, не сиюминутный, конечно, но и откладывать не стоило бы.
– До субботы терпит?
– Да.
– Тогда приезжайте в Завидово, – Брежнев назвал время.
– Хорошо.
К назначенному часу начальник ГРУ был в резиденции первого секретаря.
– Прогуляемся? – предложил Брежнев. – Погода хорошая.
Гость кивнул. Он понимал, чем было вызвано предложение Брежнева, и если бы тот не заговорил об этом первым, вытащил бы его на прогулку сам. На воздухе меньше лишних ушей, да и микрофоны на деревьях как-то трудновато установить.
Они шли по асфальтированным дорожкам осеннего парка резиденции. Деревья уже облетели, трава пожухла, газоны были устланы опавшими листьями. Сзади на значительном удалении следовала охрана Брежнева. Слышать она ничего не могла.
– Что там у тебя? – спросил Брежнев. – Надеюсь, не еще один Пеньковский обнаружился?
– Бог с вами, Леонид Ильич, хватит нам одного! – замахал тот руками.
– Вы верующий? – строго спросил Брежнев.
– Нет, конечно.
– Тогда выбросьте эти словечки из вашего лексикона. Негоже коммунисту поминать о Боге.
– Хорошо, – согласился обескураженный начальник ГРУ.
– Рассказывайте, – велел Леонид Ильич.
– Это старое дело, – начал издалека гость, – мы его еще с Никитой Сергеевичем обсуждали. – Работа в этом направлении проводилась несколько лет – собирался компромат на министров британского правительства и членов королевской семьи. Хотели под его давлением завербовать военного министра Профьюмо, но тут случился прошлогодний правительственный кризис, и он потерял должность. Весь кабинет консерваторов ушел в отставку.
– Да, я знаю, – прервал его Брежнев, – это прошлогодняя история. А что-нибудь новое есть?
– Есть, – сказал начальник ГРУ. – Консерваторы в отставке, лейбористы у власти, вроде бы они устраивают нас больше. Но существует в этой истории одно лицо, которое никогда не будет в отставке.
– Кто такой?
– Герцог Эдинбургский.
– Это муж королевы, что ли? – сообразил Брежнев.
– Он самый, – кивнул шеф ГРУ.
– Вы с ума сошли! – воскликнул Брежнев. – Разве это возможно – завербовать его? А если сорвется – а оно не может не сорваться – какой тогда будет скандал? Вы об этом подумали? Ведь это же все равно, как если бы кто-то попробовал завербовать мою супругу!
– Я не говорил про вербовку. Я только сказал, что он никогда не будет в отставке.
Брежнев немного смягчился.
– Выражайтесь яснее, товарищ генерал, а то вас не поймешь. Что там дальше?
– Профьюмо в отставке, занялся благотворительностью.
– Это его дело.
– Но у нас осталось полно английских аристократов при высоких должностях, на которых имеется компромат.
– Какого рода компромат?
– Сексуальный.
Брежнев вскинул на него удивленный взгляд.
– Поясните.
– Групповой секс, целый альбом фотографий.
Брежнев сплюнул.
– Какая грязь! Классовое разложение, – он даже остановился от возмущения.
Генерал ждал.
– Откуда он у вас?
– Разведчик один добыл. Выкрал у своего приятеля-англичанина, проще говоря. А тот был вхож в эти круги.
– И что, там все четко видно? – поинтересовался генсек.
– Вполне, – заверил его генерал. – Да вот он у меня с собой, – генерал потряс портфелем. – Хотите взглянуть?
Брежнев оглянулся.
– Не здесь – пойдемте в беседку.
Они свернули с главной аллеи и вошли в уединенную беседку с деревянной обрешеткой. Генерал смахнул со стола веточки и листья, достал из портфеля альбом, но не стал класть на стол, а сначала шлепнул туда свой портфель, а уже на портфель положил ценную добычу лондонского шпиона.
Брежнев принялся с интересом перелистывать страницы, а генерал давал пояснения: вот такой-то, а вот такой-то.
– Надо же, – заметил Брежнев, – прав, значит, был Ленин, что капитализм загнивает и разлагается?
– Еще как прав! – с искусственным энтузиазмом подтвердил шеф ГРУ.
“Мне бы так поразлагаться, – подумал он, с завистью глядя на стройных фигуристых подруг немолодых политиков. – Да и тебе, небось, хотелось бы. Ишь, как глаза-то загорелись! Вот эту вот козочку мы с тобой могли бы оприходовать на пару, в два смычка, что называется”
– Да, это бомба! – сказал Брежнев, закончив рассматривать “картинки”, – и страшной силы притом. Мне только одно непонятно – они что там, все больные на голову, что ли?
– Почему? – не понял генерал.
– Ну, фотографироваться в таком виде, – он замялся, подбирая слова, – с причиндалами наперевес, можно сказать. Ведь это же готовый компромат! Стыд на весь мир!
– А не боятся ничего, Леонид Ильич, вот с жиру-то и бесятся. Но на каждую хитрую задницу, как говорится, всегда найдется хрен с резьбой. Вот наш парень и постарался.
– Да уж, славно он поработал, – согласился Брежнев. – А почему раньше такие трофеи нам не доставались?
– Так никто в эти сферы и не лез. У нас же военная разведка, Леонид Ильич. А он зашел со стороны великосветского общества, но не просто так, а внедрился в самое гнездо порока – его приятель как раз и ведал группой девок по вызову.
– Молодец, творчески мыслит! – похвалил Брежнев. – А почему “ведал”?
– Убили его – помогли отправиться на тот свет, чтобы лишнего не выболтал.
– Как это случилось?
– Инсценировали отравление снотворными.
– Свои?
– А то, кто же!
– Это плохо.
– Да уж, – согласился генерал, – но нам и этого хватит, – он прихлопнул ладонью по альбому. – Так что, берем в разработку?
Брежнев напряженно думал. На его лице отразилась вся гамма чувств, которые он испытывал. Генерал не сводил с него глаз. “Надо же, – сначала восхитился он, – какое лицо замечательное. Читай его, словно книгу”. Но то, что он там видел, постепенно нравилось ему все меньше.
Брежнев тем временем принял решение.
– Ни в коем случае! – решительно заявил он.
– Почему? – растерялся начальник ГРУ.
– Не нужно ссориться с англичанами из-за каких-то баб.
– Так речь ведь идет не о ссоре, а о вербовке, – напомнил тот.
– И вербовать таким способом не надо.
– Что же, человек зря старался, добывая этот компромат?
– Почему зря? Пусть альбом будет, как запасной вариант. На крайний случай.
– А с ним самим что делать? Отправить опять “в поле”? Он там такого может нарыть!
– Что-то он слишком ретивый, – задумчиво произнес Брежнев. – Как бы нос ему не прищемили, когда будет совать не туда, куда надо. Пусть лучше дома посидит.
Этой фразой судьба Иванова была решена окончательно и бесповоротно.