КАШПИРОВСКИЙ: РУССКИЙ ДЕПУТАТ, УКРАИНСКИЙ ГРАЖДАНИН И ПОЛЬСКИЙ МАГ
Кто никогда не был у Джуны, так это Анатолий Каш- пировский. Они — как два полюса. Если Джуна — это пламя, то Кашпировский — настоящий лед. Здесь стилистика прагматики, стилистика сухого реализма. Ничего лишнего. Всегда одетый в одно и то же. Человек в свитере без всяких прибамбасов, который говорит всегда серьезно и никогда не шутит. Человек, который 20 лет проработал в Виннице в сумасшедшем доме. В обычной психушке, не элитной. Простым врачом. Человек, который знает все крайние человеческие проявления.
Свои гастроли он начинал как лектор по вопросам психологии и психики. Просто ездил и читал лекции. Делился своим большим и своеобразным опытом. Его открытие заключалось в том (и это опять-таки открытие, органичное для того времени), что он решил вывести свои сеансы на большое телевидение. Он решил создать беспрецедентную по охвату аудиторию.
У него появилась догадка, что вынесенная на большую аудиторию работа с людьми создает совсем другой, качественно новый эффект. Пациент будет лечиться не только за счет внушения врача, но и за счет массового резонирующего воздействия. На человека начинают влиять положительные слухи. Разговоры о целителях. Мнение соседки. Человеку проще себе нечто внушить, если все вокруг толкуют, что это поможет. Стало быть, важно создать для него некую среду. Чтобы он, явившись на сеанс, обнаружил, что еще 4 тысячи таких же страждущих уверены, что у них все будет хорошо. И вот этот эффект совместности — он и лечит на самом деле.
Этого не могут взять в толк те, что предлагают, вот пусть Кашпировский лечит один на один, как любой врач- психиатр. А выносить на массовую аудиторию – это неправильно.
Такие советчики фактически лишают психотерапевта одного из важных его инструментов. Если не главного.
Сопричастность и вера. Вера победила войну. Вера ведет человека совершать чудеса. Вера вытаскивает его из сложнейших жизненных ситуаций. И эта вера не всегда рождается один на один.
Ну что увидит тет-а-тет пациент, который придет на прием к врачу Кашпировскому? Невысокого постриженного мужчину, который отрывисто говорит, который, естественно, воздействует, пытается давить на психику. Больной выйдет и скажет: «Что-то мне не понравилось. Кто он вообще такой, почему так давит? Что за ним стоит?» Это в нашей природе — пытаться уяснить, а есть ли авторитет у человека? Рассуждаем: а что он такого сделал, что так себя держит?
Совсем иное дело — аудитория в 100 миллионов. И пусть хотя бы 10 процентов верят, что недуг у них пройдет. Энергия 10 миллионов человек — это сила, которая многое может перевернуть. Мы помним, как было во время украинских выборов. На улицах Киева собиралось 500 тысяч, а то и миллион человек. Казалось бы, что такое миллион, когда в стране живут 50 миллионов? Разве могут два процента населения решать за всех остальных? Но смысл был в том, что они передавали всем свою энергетику. А энергетика была сумасшедшая. Собственно, это сеанс Кашпировского, переданный на весь мир.
А теперь представьте десять миллионов, которые верят, что они исцелятся. 10 миллионов верующих людей! Это же страшная сила! Они способны завести всю страну. Они способны доказать другим, что им помогает. А если это передается другим, то механизм исцеления реально запущен.
Когда Кашпировский впервые появился в программе «Взгляд», а привел его туда Политковский, это имело колоссальный успех. На телевидении я с Анатолием Ми- хайловичем и познакомился. И при мне, даже, не буду скромничать, не без моего участия, родилась идея: провести несколько массовых сеансов психотерапии прямо на голубом экране.
Проект запустили. Начались телесеансы. Было их всего шесть. Для многих сия констатация, наверное, прозвучит как откровение. Потому что возникло всеобщее ощущение, что Кашпировского на телеэкране «было очень много». Что это такой большой и длительный телепроект. В этом тоже был элемент внушения. Трудно вспомнить и назвать телевизионную передачу, которая бы шла шесть раз и так запомнилась населению. Есть передачи, которые идут 30 лет. Их все равно никто не смотрит и не помнит. А здесь шесть раз прошло — и народ вспоминает об этом так, как будто Кашпировский был всегда.
В чем секрет? В пресловутом резонансном эффекте. В этих знаменитых 10 миллионах, которые поверили и дали мощнейшую энергетику. В какой-то момент Кашпировский получал писем больше, чем газета «Правда». Возникло то, что потом на Украине назвали «глазами Майдана». Глаза Майдана — это практически сверхъестественная сила.
Государство быстро осознало мощь Кашпировского. И явно испугалось его мощи. Возникло противодействие. Повсюду стали появляться разоблачительные и негодующие статьи наших старперов-академиков. Они писали, что все это безобразие, что на сеансах возникает отрицательный эффект, что люди себя плохо чувствуют. И что Кашпировский вообще-то шарлатан. Было в этом, правда, явное противоречие. С одной стороны, вы говорите, что Кашпировский шарлатан и вообще ничего не лечит; с другой стороны, вы утверждаете, что на его сеансах люди себя плохо почувствовали. А кто-то до сих нор крутит головой и не может остановиться. Но одно противоречит другому. Либо мы договариваемся, что все это иллюзион, либо эффект все-таки признаем, но допускаем, что он бывает иногда отрицательным. Впрочем, следовать логике никто и не пытался. Сеансы просто прекратили по команде с самого верху.
Но они продолжились в Польше. Еще несколько лет они шли в Варшаве и имели бешеный успех, не меньший, а может быть, и больший, чем в России. Потому что там как раз-таки было не 6 передач: сеансы шли длительное время. Кашпировский стал популярной личностью. И даже помог во второй раз избраться Леху Валенсе, с которым был в хороших отношениях.
Для польских выборов записали специальный предвыборный ролик. По замыслу сценаристов Кашпировский должен был что-то сказать за Валенсу, что-то типа «поддержите Валенсу!», сделать такое внушение. Но во время одного из дублей он чихнул. И чихнувши, автоматически произнес: «Ну, на правду!» А потом, пересмотрев, что получилось, попросил: «этот дубль с чиханием и оставьте». Он понял, что вот этот чих и последующая фраза — и есть толчок. И есть искомый удар. То, что он называл — установка. «На правду!» — вот это и бьет по аудитории. Получился такой интересный, креативный ролик, который отличался от всех остальных.
Но мне Кашпировский интересен и тем, что при своих потрясающих свойствах в бытовом плане он может выглядеть даже наивно. Иногда просто как ребенок. Магическая сила компенсируется инфантилизмом. Какая- нибудь смешная идея его может сильно поразить. Допустим, приходят ученые и говорят, что если в бензин добавить какую-то ерунду, то в горючем резко повышается октановое число, и такая операция может принести миллиардные выгоды. И эта идея его по-настоящему заводит. Он может полгода с ней носиться, предлагать ее, вкладывать в нее деньги.
Или, например, следуют неожиданные проявления какого-то мальчишеского честолюбия. Он вспоминал, что в Виннице был один человек, имевший звезду Героя Советского Союза, и все его там уважали, потому что все видели, что он — герой. А потом добавлял: «А вот сейчас никто не может мне выхлопотать орден. А ведь все-таки ордена я достоин». Думаю, он шутит. Но нет! После рас- суждений об ордене у него резко испортилось настроение. Современный человек его уровня совершенно не беспокоится об ордене. Однако Кашпировского почему- то это дико напрягало. У него портилось настроение и он сетовал: как же так!…
Такое вот хрестоматийное сочетание великого и смешного. Вообще человек очень своеобразный, волк-одиночка. Всегда передвигается один. Ничего не боится. Качает мускулы (а когда-то занимался тяжелой атлетикой). Вообще не пьет и, по моим данным, практически ничего не ест. Сколько я с ним находился, он всегда ел как птичка. Это, кстати, интересная особенность экстрасенсов. Ведь и Джуна очень мало ест. Какой-то бульончик, кусочек хлеба. Видимо, человек, который подкачивается некой иной энергией, живет на таком взводе, его потребности в пище уменьшаются. Да и потребности в сне. Он и спит рвано, не ритмично. Джуна — сова. Она бодрствовала всю ночь, потом ложилась, но спала совсем чуть-чуть. Кашпировский, тот, наоборот, очень рано встает. И тоже мало спит.
Несколько раз мне посчастливилось присутствовать на индивидуальных сеансах Кашпировского, когда он проявил себя как мощный психотерапевт без всякого телевизионного «усилителя». Хотя сеансами в привычном смысле я бы эти импровизации не назвал. Наверное, здесь уместнее слово «этюды».
Первый эпизод был на Украине. Кашпировский сидел за кулисами во Дворце спорта, где тогда выступал. Отдыхал в перерыве. И по моей протекции в гримерку пришла одна женщина — жена ответственного работника ЦК Компартии Украины. Она была из категории дамочек от 35 до 45 лет, которые за собой очень следят. Хорошо выглядят. То, что называется «молодящиеся». Но была полноватой. Это ее беспокоило.
И вот я наблюдаю такую сцену. Она: «Здрасьте, Анатолий Михайлович». Он не оборачивается и смотрит в зеркало. Она замирает за его спиной. А он, проявляя полнейшее безразличие к гостье, жует свой бутерброд. Я говорю: «Вот, Анатолий Михайлович, пришла супруга Петра Алексеича, я вам передавал просьбу…» Он не поворачивается, медленно ест. И молча посматривает в зеркало. Дамочка в смятении. А доктор держит паузу, и лишь через несколько минут бросает сквозь зубы: «Ну, рассказывай!» Она по-прежнему видит только его отражение, он не поворачивается. «Анатолий Михайлович хочу с вами посоветоваться. Меня стал беспокоить лишний вес. Разные диеты пробовала, ходила к врачам диетологам. Хотелось бы совета». Он ей: «А ты так баба ничего!» Та напряглась. «За тобой можно было бы даже приударить…» Она ошарашенно молчит. «Но ты же распустила себя! Ты же жрешь по ночам!» — орет внезапно Кашпировский, не оборачиваясь. Она лепечет: «Да, иногда вот, по ситуации…» «По какой ситуации?! Ты превратилась в корову! Пирожки любишь? Свиные жирные отбивные жрешь ночью?» Она: «Ну иногда..» «Раз иногда — тогда пошла вон отсюда!» Тут он наконец разворачивается, с перекошенным гримасой злобы лицом, хватает остаток своего бутерброда и швыряет в пациентку. Та ревет и выбегает. Я тоже в шоке.
Проходит час-два, меня находит по служебному телефону одного из начальников Дворца спорта (тогда не было мобильников) человек, который просил организовать этот сеанс. И буквально рычит в трубку: «Алекс, что за дела? Что это ты устроил?» Я оправдываюсь: «Во-первых, не я устроил». Он перебивает: «У меня будут неприятности. Там большой человек. Его жена плачет. Пришла, пересказала эту встречу. Что за поведение? Он что, дурак? Да мы его порвем!» — «Знаешь что, поговори с ним сам». И передаю трубку Кашпировскому: «Анатолий Михайлович, это по поводу женщины, которая сегодня приходила». Думаю: ты и отвечай, что мне-то отвечать! Кашпировский берет разговор в свои руки: «Так, слушайте меня внимательно, только ей не говорите. Первые три дня будет плакать, ничего не жрать. Прекратит жрать вечером. Она получила установку: нельзя жрать вечером, сейчас она корова, но за ней можно приударить. Я вам говорю дословно, какие она получила установки. Что она нормальная баба, если будет за собой следить. Что она жрет мерзкие жирные свиные отбивные и пирожки. Как только она захочет пожрать, она вспомнит мое лицо. И будет помнить его всю жизнь. И будет себя держать. Но вы ей этого не говорите. Чтобы лечение состоялось. Если хотите, позвоните через месяц. Мужу все это объясните. Это и есть лечение. Если бы я сел и сказал, а попробуйте пилюльки, а может быть, вы еще жир там примените — это был бы пустой номер, можно годами так ходить. Она от меня не как от врача, а как от мужика получила удар по своей психике. Должен произойти слом старой модели. Она запом- нит. И умирать будет, вспомнит жирную отбивную, вспомнит, как я на нее смотрел, как швырнул в нее остаток бутерброда. И сказал: пшла вон. Люди тут ходят, умирают: помоги, Анатолий Михайлович, а эта распустила себя, звездой пришла сюда. Иди отсюда!.. И проследите
за этой историей. Чтобы не думали, будто я вам морочу голову, давайте проследим, как будут развиваться события».
Мужа толстушки я не знал, а вот с тем посредником иногда пересекался. И примерно через месяц он мне сообщил, что Кашпировский, конечно, свинья, но дело сделано. Дамочка худеет, смеется. Чудеса, да и только. А ведь первое время был шок. Плакала ночами, вставала… А теперь сбросила вес и всем довольна. Муж звонил, благодарил.
Вторая история. Мы с Кашпировским как-то зашли к одному директору очень крупного института, академику. Там велись какие-то важные эксперименты. Болтаем о том, о сем, кто-то обращает внимание на его секретаршу: что-то Лена мрачная у вас сидит. А он таким расстроенным голосом сообщает: у нашей Лены любовь. А у академика, видимо, у самого были отношения с этой секретаршей. Ее новое увлечение явно не было ему безразлично. И она это чувствовала и тоже переживала.
«Вот, Анатолий Михайлович, мы все говорим о большой науке, а вот вы психиатр, взяли бы и жизнь Ленке наладили, — обращается к Кашпировскому академик. — Девка психует, сидит сама не своя, ничего не помнит — любовь у нее, видите ли». «И кто этот сердцеед?» — интересуется Кашпировский. «Аспирант, молоденький, ходит, ждет ее каждый день под дверью». «Опишите!» Академик попытался описать: «Ну такой вот… Какой-то никакой вообще». — « Ну а она-то как себя ведет?» — «Да как ведет? Плохо! Ни черта не помнит, стала все забывать. Честно говоря, она стала меня раздражать. Хотя гнать я ее не хочу…»
Кашпировский подумал немного и говорит: «Давайте вот как сделаем. Сейчас вчетвером: я, вы, Алекс и она, пойдемте обедать. Но сядем отдельно, чтобы нас никто не видел. И посадите-ка ее напротив меня». Нет проблем, говорит наш знакомый. Он ведь директор. У него есть свой банкетный зал. Зовет секретаршу: «Пойдем, Лена, с Анатолием Михайловичем пообедаем». Она: «Конечно, с удовольствием, что-то вы давно к нам, Анатолий Михайлович, не приходили».
Сели. Кашпировский ест, и смотрит на нее, и ничего не говорит. Она пытается завязать светскую беседу: «Анатолий Михайлович, что-то давно вас не было. Не звоните не заходите». Он молчит. Она немножко растерялась, удивленно на него смотрит. И делает еще одну робкую попытку завести разговор: «Анатолий Михайлович, а помните, когда вы звонили, спрашивали, а оказалось не то…» Он мрачно молчит. И ест супчик. Медленно окунает ложку в свою тарелку, не спеша подносит ко рту. А она что-то лепечет и все больше смущается. Совсем забыла про обед и тщетно пытается понять, почему собеседник ничего ей не отвечает. И в этот момент Кашпировский бросает ложку на тарелку, смотрит на Лену в упор и, не скрывая своего презрения, сердито говорит: «Нормальная девчонка, а связалась со слизняком. Тоже мне!» Отшвырнул салфетку, встал и, не сказав больше ни слова, вышел из столовой.
У нее просто челюсть отвисла. Сидит и смотрит по сторонам. Что вообще происходит? Где она оказалась? Что с ней? А директор бормочет: «Да, что-то плохо Анатолию Михайловичу, нервничает, дела не идут. Гноят его все, пишут всякое». На этом мы и разошлись.
Прошло несколько дней. Директор звонит и восхищается: «Вот Кашпировский — красавец! Ну какой красавец! Ленка пришла ко мне и говорит: «Вы знаете, я подумала, я была не права. Я вела себя не так, простите глупую». Она после того разговора сидела прибитая до вечера, потом отпросилась. А через некоторое время у нее прямо ломка началась!» Я звоню Кашпировскому. Говорю: «Возвращаем любимых». А он: «Простое дело. Я расспросил его о том парне. И мне важно было подобрать под него слово. Слово негативное, но которое точно его харастеризует. Я выбрал слово «слизняк». Я думал: дохлик, слизняк, что-нибудь такое. Если бы он был здоровым, я бы назвал его быком, бычарой. Если бы он был средним, я бы назвал его – лох. Эта фраза должна быть установкой на сбор отрицательной информации. Девушка была им очарована и воспринимала только положительное. Я переменил ее настрой, направил на отрицательный анализ. Теперь она начинает вспоминать: да, действительно слизняк, ребята все ходят нормальные, а этот какой-то дохлый. Как же так? А еще третьего дня я его о чем-то просила, а он отказал. И так далее. Негатив накапливается, позитив тает». Кашпировский объяснил мне и то, почему он молчал несколько минут. Он должен был подготовить ее к удару. Она должна была ждать удара. Он хотел не просто сказать, а — пригвоздить. Должны были прозвучать емкие, четкие, ударные фразы.
Естественно, Кашпировский понимал, что не каждый подвержен его влиянию. В аудитории он видел своих и не своих. Он мне признавался: «Каких-то людей я не могу сломать — это не мои люди». Спрашиваю: «А как вы это определяете?» «Так же, как ты определяешь, нравишься девушке или нет. Ты же сразу это чувствуешь. А если ты ей симпатичен, то знаешь, насколько сильно ее чувство. Этой ты просто нравишься, но тебе придется еще с ней поработать, а той — ну очень сильно нравишься. Так и я. Иду по аудитории и вижу — это мои люди, с ними я могу делать что угодно, а с этими — никогда. Я их буду долго обрабатывать, но только зря потрачу силы. Правда, задача облегчается тем, что на выступления приходят уже мои люди. Или, скажем так, большинство из них — мои. А чего бы они стали приходить? Чтобы удостовериться, что я не могу на них влиять? Глупости. Так не бывает», — разъяснял мне свою политику великий психолог.
Интересно, что Кашпировский стал потом депутатом Госдумы. Стал, можно сказать, с моей легкой руки. Когда собирали список ЛДПР 1993 года, а это происходило практически сразу после расстрела Белого дома, я принимал самое непосредственное участие в составлении этого перечня. И предложил Кашпировскому присоединиться. Для меня это было очень важно. Я гораздо болезненнее, чем все остальные, ожидал, примет это предложение Кашпировский или отвергнет его. Его выбор для меня был знаковым: было очень существенно, верит или, наоборот, не верит в успех нашего дела этот неординарный человек. Многие люди той осенью, через несколько дней после расстрела Белого дома (уже 12 октября мы сдали партийные списки на думские выборы), будучи в шоке от всего произошедшего тогда, говорили: «В какую Думу можно сейчас идти? О чем вы говорите? Не та ситуация». И для меня было принципиально решение Кашпировского. Я ожидал, что если Кашпировский примет наше предложение, значит, все будет нормально. Это человек — с повышенной чувствительностью, с более тонким восприятием мира. Это был как бы тест: получится у нас или нет.
Он попросил сутки на размышление. Спустя отведенные сутки я позвонил ему с легким волнением: «Анатолий Михайлович, ну как вы?». Он сказал: «Да, я думаю, что пойду в список. Все нормально. И вообще я думаю, что у нас все будет просто отлично. Я тут посмотрел кой- какие материалы. Прочитал побольше об ЛДПР, о Жириновском. Все будет просто здорово!» И действительно, в ночь с 12на 13декабря 1993 года весь мир узнал, что мы победили на выборах. Кашпировский дал абсолютно правильную установку. И вновь подтвердил свою уникальность. Я знаю, у него были и другие предложения, но он сделал безошибочную ставку.
Потом он два года работал депутатом Государственной думы. Правда, как законодателю ему проявить себя особо не удалось. В этот момент у него случились какие- то неприятности с детьми и, к сожалению, он должен был этому уделять больше внимания, ездить в Америку, разбираться по делам сына. Так часто бывает: дети попадают в истории, родителям приходится расхлебывать. И, конечно, обидно, что он не смог принять такого участия в государственных делах, которого заслуживал.
Но несколько любопытных эпизодов было. Он побывал во время теракта в Буденновске. Заходил в захваченную боевиками больницу и имел разговор с Шамилем Басаевым. Может, не часто вспоминают об этом, но телевизионные кадры остались: Кашпировский выходит к камерам вместе с Шамилем после некой серьезной беседы. Какую роль он в сыграл в этом переговорном процессе — трудно сказать. Процесс был сложный. Но факт, что Кашпировский не побоялся пойти к террористам и по-мужски спокойно с ними разговаривал. А исход мог быть любой, экстрасенс не был приятелем чеченского главаря.
Были и забавные сцены, когда Кашпировский оказывал психотерпевтическую помощь коллегам-парламен- тариям. Как-то на Охотном ряду один депутат к нему подошел и буквально взмолился: «Анатолий Михайлович, так болит голова! Помогите, сделайте что-то. Вы же можете». На что Кашпировский ему ответил: «Да иди вон в буфет, коньяка хлопни и все пройдет. Что ты морочишь мне голову?» А тот: «Анатолий Михайлович, а может, как-нибудь руками воздействуете?» Но Кашпировский не соглашался: «Послушай, какое воздействие лучше рюмки коньяка в этой ситуации? Не может быть другого воздействия. Взрослый мужик. Глупости какие-то говоришь». Он не пытался поддерживать реноме «целителя и мага».
У самого же Кашпировского была только одна личная проблема, которую он пытался решить на Охотном ряду. Она заключалась в том, что формально Кашпировский был гражданином Украины, потому что в советский паспорт ему поставили штамп об украинском гражданстве. Но когда он избирался в Думу, никто на это не обратил внимания. Тогда мы еще психологически воспринимали друг друга, как жителей единой страны. Что там какой-то неправильный штамп в паспорте, ни избирателей, ни избиркомы, ни законодателей не волновало. И меня очень позабавило, когда Кашпировский, депутат Госдумы Российской Федерации, подошел к министру юстиции после выступления того на парламентской пленарке и попросил сделать ему паспорт заграничный или какой-то там еще. Тот был просто обескуражен: «А зачем вам? У вас же все нормально!» — «Да нет, не все нормально, я же формально гражданин Украины». Министр еще больше изумился: «Как гражданин Украины? А как же вы стали депутатом Госдумы?» Тут Кашпировский разозлился и говорит: «Я же не виноват, что страну развалили. Что для вас, Украина — это уже не Россия? Что за глупость? Что за формализм? Чушь собачья. Виноваты те, кто разваливал страну».