КОГДА ЕЛЬЦИН БЫЛ СУПЕРСТАР
Вообще, если отвлечься от политики, все, что делал Ельцин, все было совершенно нестандартным. Нестандартно пришел в Кремль. Нестандартно оттуда ушел. Пришел сам и ушел тоже сам. Его никто не звал. Он просто вломился. И ушел тоже сам, хотя мог еще сидеть. Да, мог. А насчет того, что он был при смерти, насчет слишком слабого здоровья — это все разговоры. При слабом здоровье Брежнев еще лет 8 сидел. А сейчас мы видим Ельцина во вполне приличной форме. Какое уж слабое здоровье, какое уж там «при смерти», когда прошло 5 с половиной лет, а Борис Николаевич нормально себя чувствует, появляется на разных мероприятиях, ездит за рубеж.
И потом, у него уникальные свойства организма. Он, как птица Феникс, может восстанавливаться. Ведь первый инфаркт у него случился в начале 80-х. И тогда же, в начале 80-х, я впервые его увидел.
Обстоятельства нашего знакомства весьма характерны для того времени. Я учился в МГИМО и любил пописывать в газету. В основном в «Студенческий меридиан» и в «Собеседник». Но у меня было несколько публикаций и в «Правде». И именно для этой главной газеты страны я решил написать про студенческую практику.
Меня направили в Свердловск с редакционным заданием описать, как организована практика учащихся свердловских вузов. Куда их трудоустраивают, чем они там занимаются, помогает ли это в дальнейших поисках работы…
Если кто не знает, в каждой области у «Правды» был свой собственный корреспондент. Естественно, о моем приезде стало известно местному собкору. Тот, естественно, доложил информацию местному секретарю обкома. Тот забеспокоился: зачем присылать мальчика из Москвы, если есть свой корреспондент, который может писать по заказу. Узрел в этом какую-то интригу. Тем более было известно, что в газете «Правда» такого рода решения принимал сам Афанасьев, грозный главред.
Видимо, начали собирать обо мне доступные сведения. Выяснили, что я студент МГИМО, учусь на одном курсе с внуком Брежнева. Это внесло дополнительную сумятицу в ряды провинциальных политиков.
Короче говоря, когда я приехал, меня уже на вокзале встречали люди из обкома. Сразу начали интересоваться моими планами. Мол, зачем пожаловали, чем можем быть полезными. Ах, студенческая практика? Нет проблем. Все сейчас организуем. Вот сюда можно пойти, очень хороший вуз, студенты практику на таком-то заводе проходят.
Спасибо, говорю, но я как-нибудь сам, у меня есть тут свои завязки. В общем, начал проявлять некое упрямство. Мне не понравилось, что они так упорно хотели вести меня по своей программе. И тут один предлагает:« Кстати говоря, может, вам было бы полезно отразить еще и мнение по этому поводу местного партийного руководства? Вот поговорите с первым секретарем обкома партии».
От таких встреч, конечно, не отказываются.
Я приехал к Ельцину в эту их знаменитую «свечку», где он сидел. Меня предупредили, что беседа не должна быть слишком долгой и не надо его утомлять, потому что он только после инфаркта и еще не до конца оправился. Но подчеркивает тем самым, что проявляет интерес, несмотря на то что нехорошо себя чувствует.
Передо мной сидел хитрый и многоопытный партийный работник. Он начал разговор издалека, но чувствовалось, что он допытывался: а зачем ты, Филатов, собственно, тут появился?
Как бы между прочим он поинтересовался:
А правда, Алекс, что вы учитесь ” внуком Леонида Ил ьича?
То есть он все же задал вопрос, который его мучил.
Ну да. Учимся, дружим.
Это хорошо. Хорошо… Все-таки дипломатическая профессия особая.
Отлично изучив партийные традиции, он, возможно, предположил, что мой приезд — это одна из форм подкопа или проверки из Москвы. Но даже если никакого тайного умысла за моим визитом не скрывалось, все равно его последствия могли оказаться не слишком хорошими, любая неправильная статья в «Правде» ему бы навредила. Чувствовалось, он раздумывает – как бы уменьшить этот возможный неприятный эффект. И он попросил: «Давайте с нашими товарищами пройдитесь по объектам, вы же первый раз, а они все хорошо знают: где чего». И он, конечно, не говорил слово «согласовать», но дал понять, что этот материал хорошо бы посмотреть перед тем, как он пойдет в «Правду».
Статья появилась. Она была совершенно нормальная, вполне в духе того времени. Умеренная. Мне даже сказали: надо же чем-то негативным приправить. Критика же какая-то должна быть. И даже потребовали критику. «А зачем вы ездили? Вы же должны были выработать какую-то объективную оценку!» Ну и что-то там добавили. О тех, кто живет в общежитиях, о том, что у них в период практики возникают дополнительные трудности, а ректорат помогать не хочет…
На самом деле я и не собирался заниматься сбором какого-либо компромата. Но я навсегда запомнил эту ельцинскую настороженность.
И вообще тот 50-летний Ельцин произвел на меня впечатление тигра. Такой затаившийся, внимательный, чуткий таежный хищник. Тихий, но мощный…
И чудилось, что он, как зверь, меня обнюхивает: что это за объект и откуда он появился? Как будто по запаху пытается определить, с чем пришел незваный гость.
Чувствовалась матерая партийная подготовка.
Внешне же он был доброжелательный, не хамил. Обращался на «вы». Вообще это важная особенность Ельцина. Он всегда со всеми на «вы» (за исключением самого близкого круга) и никогда не матерится. Таким образом он держится подчеркнуто вежливо и тем самым создаст дистанцию.
А вот со стороны его воспринимаешь как человека, который без мата ни одного слова не скажет. Я уверен, что люди, которые его не знают, совершенно уверены, что Ельцин — человек, который все время говорит по матери и всем тыкает. Это обманчивое впечатление. Вот Горбачев — тот моментально переходит на «ты». Черномырдин — это «тыканье» и мат-перемат.
Здесь же совершенно другая картина: партийная хватка.
Могу отметить, что к нему, как к секретарю обкома, в области совсем неплохо относились. Народ попроще говорил: «Да что ж Борис Николаич… Мужик нормальный, деловой. Что-то делает. А главное прямой». Нормально народ к нему относился. Причем это не было подстроено. О нем хорошо отзывались случайные собеседники — в гостинице, в магазине.
Но уже тогда я обратил внимание на то, что это человек с больным сердцем, инфарктник. А ведь прошло 25 лет. Так что разговоры о том, будто слабое здоровье не позволяет Ельцину заниматься большой политикой, — это тема, можно сказать, вечная и достаточно спекулятивная.