Глава первая
Эта глава о том, зачем Джуна ударила пепельницей Аллу Борисовну; о том, почему кремлевские санатории лучше кремлевских дач; о том, как большевики победили голод в отдельно взятой столовой; и о том, как Большой театр развлекал Иосифа Сталина
ДЖУНА БРОСАЕТ БОЕВОЙ КЛИЧ
Меня зовут Алекс Филатов. Я вошел в подъезд на улице Вахтангова. В подъезд, где жила Джуна Давиташвили. Человек, о котором в начале 80-х много говорили. «Черный полковник Кремля». «Распутин в юбке». Так писала про нее западная пресса. Ее фотографии были в скандалезных газетах и журналах типа «Шпигеля» и «Бунте». Ходили слухи, что она лечила Брежнева.
Возраст ее был непонятен. По моим данным, никто не видел даже ее паспорта. Непонятно вообще, откуда Джуна появилась. В Москву в начале 80-х она приехала из Тбилиси. Ее муж,по легенде, был референтом Шеварднадзе, работал в милиции. Была известна только его фамилия — Давиташвили. Когда она оказалась в Москве, о нем уже ничего не было слышно.
Рассказывают, что большую помощь ей оказал при переезде Аркадий Райкин. Он попросил Брежнева пристроить очень талантливую ассирийку, которая умеет врачевать руками. И генсек дал поручение председателю Госплана Байбакову. Его жена лечилась у Джуны, это я знал совершенно точно, как знал и о том, что Джуна лечит Райкина.
Она перенесла открытый кавказский дом в столицу Союза. В Москве такое было не принято. С утра до ночи приходили люди. Десятки, а потом и сотни. Без стука, без звонка. Совершенно разные. От вора в законе до посла иностранного государства. Все умещались на кухне. Все разговаривали, все были равными. Дом был наполнен интеллектуальным содержанием. Здесь практически не пили, а если пили — так, для вида. Правда, хорошо ели: кавказское хлебосольство.
И очень много говорили. О политике, о шоу-бизнесе, о чем угодно. Тогда еще не было клубов. Да их и сейчас нет. Есть ночные клубы для развлечения. Есть какие-то деловые клубы. Но так, чтобы для души и для ума, до сих пор ни черта нет. А тогда тем более. В одиннадцать вечера закрывались кабаки, и милиция растаскивала пьяных — кого отпускала, кого с собой забирала. Так завершались все московские вечера.
Я только что закончил МГИМО и учился на курсах переводчиков ООН. И очень любил ходить к Джуне. И сама она мне нравилась — эксцентричная, динамичная. Человек из другого мира, для которого условности — паспорта, прописки, быт, национальность — все это не существенно. Окружающим было непонятно, кто она по крови. Вроде бы ассирийка. Но смотрится и как грузинка. «Ближневосточной национальности»…
Однажды я привел к ней иностранную ооновскую делегацию. Джуна организовала шикарный прием. Гости были потрясены. С того времени я стал ее приятелем.
Молодежь у нее тусовалась без видимой цели. Люди постарше лечились. Мою мать она лечила от воспаления легких, и удачно.
У нее необыкновенные длинные руки, супермузыкальные длинные пальцы. И сильнейшее психологическое воздействие.
Она делала пассы. Музыкальные пальцы производили вращательные движения на расстоянии нескольких сантиметров от тела пациента. Напротив тех зон, которые она определила как болевые. Раздеваться не требовалось. Работала через одежду. Подносила руки — и в этом месте становилось тепло. И все теплее — с каждой минутой. А через 10—15 минут становилось и вовсе горячо.
Были известные пациенты — поэт Роберт Рождественский. Близкие сотрудники Брежнева — его помощник Александров-Агентов. Их я видел. Пациенты дарили ей дорогие подарки, цветы. По тем временам — да и по этим — она была человеком небедным. При том, что совершенно не понимала жизни в Москве, что сколько стоит. Она не ходила по магазинам, была привязана к дому.
Не все люди адаптировались к ней. Кто-то ее боялся. Но на меня все это ложилось очень хорошо. Ее присутствие, ее мир.
Свой неповторимый мир привнесла эта женщина в Москву. Мир ночных посиделок, долгих разговоров, чтения стихов. Приходил Андрей Дементьев. Бывал Владимир Мигуля. Посол Палестины Рами, близкий друг Ясира Арафата, блестяще владевший русским языком.
Феллини прилетел на сутки в Москву — на кинофестиваль. Часов восемь из этих суток он провел у Джуны. В другой раз там можно было застать Настасью Кински.
Потихоньку квартира на Вахтангова прирастала комнатами на разных этажах. Джуна уже работала и в подвальном помещении.
… Шел то ли 87-й то ли 88-й год. В тот роковой день обстановка в доме у Джуны была боевая. Не как всегда — мило, расслабленно и непринужденно. Мне пОзвонил знакомый: «Филатов, срочно приезжай к Джуне. У нас большие проблемы». К моему приходу уже собрались многие Джунины родственники и друзья. Меня отвел в сторону один человек и произнес ту же фразу: слушай, Алекс, у нас ЧП.
Оказывается, один наш знакомый певец, Александр Кальянов, пригласил Джуну приехать на Тверскую к Пугачевой. Там собралась эстрадная компания — сама примадонна, Киркоров, Кальянов, Пресняков. Джуна ехать не хотела. Как чувствовала. Ее уговаривали — да ладно тебе, подъезжай, посидим. Уломали. Она поехала. Была в своем экзотическом облачении. В темной восточной одежде, со множеством украшений, с серьгами, кольцами, браслетами — точно индийская танцовщица. Она любила ярко одеваться.
Дальнейшие события восстанавливаю по рассказам Джуны и других очевидцев. Дело происходит в известной квартире Пугачевой рядом с «Пекином». Джуна входит, садится. Ей говорят — Джуна, ты пропустила, давай пей штрафную. Да нет, отвечает, мне что-то не хочется. Тут вступает певица. Нет, говорит Пугачева, так нельзя. Так в моем доме не принято. Здесь я хозяйка — давай пей. Джуна пытается перевести разговор на другую тему. Пугачева настаивает. Она уже подшофе, разгоряченная. А обстановка провоцирует конфликт — вокруг одни мужчины, и только две яркие, известные женщины.
Джуна сердится: «Алла. Я пришла к тебе, потому что друзья просили. Но ты меня не задирай. Ты знаешь, я человек восточный. Не надо так, Алла». Пугачева ей что-то кричит. Джуна встает. Пугачева на нее двинулась. Джуна хватает массивную пепельницу, бьет певицу по лицу, бьет очень сильно. Хозяйка падает. Видно, что сильно идет кровь. Мужики парализованы. Джуна выскакивает из этого негостеприимного дома, ловит такси и отбывает с «поля брани». И как настоящий восточный человек увозит с собой боевые трофеи: сорванную с Пугачевой цепочку и клок волос.
Вернулась домой, рассказала историю. Собрались все родственники. И вот тут я увидел, что такое Восток. Внизу было уже 40—50 машин. В квартире, на лестничной клетке, у подъезда толпилось человек эдак 150. А то и 200.
Джуна бросила боевой клич. Она была уверена: ночью будет нападение. Появился человек, который кричал: «Пусть я отсижу еще пятнадцать лет, но я ее убью!
Если она придет. Скажи только, Джуна! » Начался боевой танец. Все присягали императрице в верноподданности. Это были в основном ассирийские родственники и многочисленные земляки — грузины, армяне, да и русские. Но наиболее жесткие позиции занимали именно родственники. Джуна поддерживала боевой дух. Она твердила: нападение возможно в любой момент.
Меня попросили предпринять дипломатические усилия. Разузнать, в каком состоянии находится Алла, что с ней происходит. «Понимаешь, Алекс, удар был такой силы. Я завалила ее. Она жива или нет?» Я знал всех участников вышеописанных событий, был в хороших отношениях с Кальяновым. Именно я познакомил в свое время с Джуной Игоря Николаева, бывшего тогда композитором Пугачевой.
Про его отношения с Джуной расскажу отдельно.
Началась дипломатия. Выяснилось, что Пугачеву отвезли в больницу и накладывали там швы. Что швы серьезные, но она жива. Ее чистят, приводят в порядок. Поступают первые противоречивые сведения по поводу того, будут или нет подключать милицию.
В три часа ночи неожиданно появились пацан и девушка. Молодые люди лет 18. Они вошли во двор и направились к подъезду, где жила Джуна. Тут же перезвонили снизу «дозорные»: идут какие-то двое. Джуна говорит: это разведка. Пропустите их, не надо боев, отойдите, плавно растворитесь во дворе, дайте им войти. Мы их встретим на третьем этаже.
Когда эта парочка поднялась, ее уже встречали на лестничной площадке. Окружили: куда идете?! Они: нам нужна Джуна. А кто будете? Мы, отвечают, из клуба фанатов Аллы Пугачевой. Люди Джуны, уже более агрессивно, спрашивают: ребята, что вам надо? Те отвечают вопросом на вопрос: зачем Джуна ударила Аллу? Обстановка накаляется. Вот-вот начнутся боевые действия. Сторонники Джуны переходят на крик: сколько вас? Где ваши основные силы? Раздаются призывы: надо дать им по голове прямо сейчас, сбросить с лестницы! Не бейте их, вступают другие, мы же «языка» взяли, надо допросить!
Из «допроса языков» выяснилось, что никто не собирался на этот дом нападать. От фанатов двое пошли выяснять, зачем это было сделано. Вот и все.
Начался военный совет: что делать с «языками». Некоторые настаивали, что их следует задержать. Но большинством голосов решили отправить их к черту. Идите, говорят, и передайте Алле, что нас тут 150 человек, мы готовы на все, никакой милиции не должно быть, никакой милиции здесь не будет. Разведчики ушли передавать.
Однако наутро обстановка неожиданно разрядилась. Выяснилось, что и Алла куда-то уезжала, и у Джуны была командировка (она уже ездила тогда за границу). В общем, разъехались, и все как-то само собой рассосалось.
Но тот вечер запомнился навсегда. Постепенно я при – шел к убеждению, что это был своего рода поворотный момент в московской светской жизни. Они столкнулись не случайно. Не потому, что они две яркие гордые женщины. Не потому, что кто-то выпил. Потому, что наступала иная эпоха. Это была уже перестройка. Алла все-таки ассоциировалась с эпохой Брежнева. Восходившая звезда столкнулась с уже устоявшейся.
Интересно, что Джуна и Алла еще до знакомства много говорили друг о друге. Они как бы внутренне готовились к этому столкновению. Не общаясь между собой, но имея общих знакомых. Которые ходили и туда и сюда. Они ждали этой встречи. Они должны были столкнуться неминуемо. Внутренне набирали силы…
Джуна была абсолютно перестроечным человеком. Неформальным. Наступило время, когда стали востребованы неформалы. Когда все говорили о неформалах. Неформалах среди молодежи, рок-группах, неформалах в политике. Чуть позже появился Жириновский, как новый тип неформального политика. Разрешили неформальную лексику. Стал публиковаться неформальный поэт Олег Григорьев. Все неформальное поползло. А Джуна была символом нового, неформального человека. Неформального лечения. Неформального стиля жизни.
Неформальная сила заявила о себе. Как любая новая нарождающаяся сила, она была агрессивной, пробивающей себе дорогу, работающей локтями.
Эпизод в доме на Тверской — символ перехода в другое состояние. На моих глазах неформальное побеждало формальное.