НА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВИЛЛЕ О ТОПОРАХ И ВИЛАХ
Вообще, на этой даче на Николиной Горе весь 1991-й и 1992-й проходили интересные события. Именно там была рождена так называемая Правая радикальная партия. Первый лимоновский проект. Эдичка попытался создать свою партию, отколов некий фрагмент от ЛДПР, эдакий осколок партии Жириновского. И на этой даче состоялся их первый съезд. Лимонов начинал как парт- строитель именно на правом — или даже ультраправом (с национальным оттенком) фланге и только потом сдрейфовал в большевистскую сторону.
Почему-то потом считали, что я тоже раскалывал ЛДПР и хотел уйти к Лимонову от Жириновского. Это неправда. Весь мой вклад в этот проект ограничивался тем, что Лимонову и его товарищам я просто дал площадку для сборища. Предоставил радикальной молодежи свою дачу. Мне было интересно, что за публику они соберут. И потом, они меня просто попросили об этом. Они знали, что я радушный хозяин. У меня открытый дом.
Выбор этого помещения Лимонов объяснял так: «На даче лучше — она далеко. А в городе опасно — еще менты придут. Не возражаешь, если мы у тебя в бильярдной соберемся? Человек 40 привезем. Хорошо?» Я говорю: « Ну. давайте, интересно». После чего Лимонов действительно провел съезд в бильярдной и объявил о создании новой партии.
Шел 1992 год. Многие творческие люди к тому времени уже входили в ЛДПР. Были там и Лимонов, и Жариков (группа «Гражданская оборона»), и Архипов. Лимонову казалось, что с наиболее радикальными из своих соратников он может раскрутить новый политический проект. Но он ошибся — партии у него в тот раз не получилось. Старые соратники не оказали должной поддержки. И тогда он поставил на молодежь.
Лимонов постоянно куда-то звал. Но я не видел четкости его концепции. Особенно когда он говорил, что надо браться за топоры и вилы. Я ему и его ребятам возражал: «Вилы и топоры — это один из инструментов. Это один из методов работы. Но нельзя абсолютизировать ни один из методов. Тем более такой. Сейчас браться за вилы – это просто глупость». Вот чеченцы взялись за оружие. Но только оружием они ничего не решили. Нужно политическое влияние, лоббирование, информация, идеология, международная деятельность. А главное, ради чего? Ну, взялись за вилы, а чего добились? Кого скинули? Гнилую бюрократию – ради того, чтобы самим прийти? Непонятно.
Тогда как у Жириновского была четкая позиция и понятная ситуация: прежде всего сохранить действующее государство, его границы, конфигурации. Четко и ясно. Ради этого партия и задумывалась. Потому до сих пор и существует: ясна цель ее существования. У нее есть стержень — чего никто не понимает. Все удивляются — почему Жириновский держится?
А я бы сравнил ЛДПР с орденом иезуитов при папском престоле. На чем был построен этот орден, какова была главная задача иезуитов? Укреплять папу! Не допускать разрушения, размывания папской власти. Это была первая идея. Орден появился как раз тогда, когда пошла борьба с папским престолом. То есть иезуиты усилились на волне реакции, они кричали: «Мы за папу!» За любого папу: хорошего, плохого, но мы за папскую власть.
И Жириновский появился тоже на этой волне. Да, плохой сейчас президент, а завтра будет еще хуже, но это государство, оно быть плохим не может, и мы должны быть заодно с этой действующей властью, должны это государство спасать. Сильное государство – это благо. Жириновского всегда критиковали: он и с этими руководителями страны контакт находит, и с теми. Да, потому что такова его идея — он служит государству. Работает с этим государством и хочет его укреплять. Для него нет такой темы: коли Горбачев плохой, давайте развалим СССР, чтобы выгнать Горбачева. Давайте — а что дальше? Потом говорят: Ельцин плохой, давайте развалим Россию, чтобы не было Ельцина. Это полная глупость. Кстати, это особенность менталитета многих в России: давайте выгоним «их» любой ценой.
На славную дачу на Николиной Горе приезжали самые разные люди. Бывали и политические герои тех дней. Однажды Гайдар решил устроить там рандеву с Петровым, тогдашним управляющим делами президента. Мне позвонили чекисты: «Алекс, вы не против, если мы подъедем, посидим у вас, кое о чем потолкуем. Просто мы тут недалеко находимся, а у вас удобно».
Был конец 1992 года, Гайдар еще оставался в должности премьер-министра. Они подъехали, заперлись в одной из комнат по каким-то вопросам. Я к ним даже не заходил. Моральное право на такие посиделки они имели. Все-таки дача была изначально правительственная. Видимо, хотели так встретиться, чтобы не было лишних глаз, на какой-то совсем нейтральной территории.
После окончания приватной беседы произошел забавный эпизод. Дело в том, что когда они позвонили и сообщили, что через час приедут, у меня были свои гости. Были девушки, еще какие-то дети. Спровадить эту компанию я уже не успевал. Попросил только, чтобы они вели себя тихо и не мешали важным персонам. Но то, что бегает ребенок, Петров и Гайдар заметили. Когда у них переговоры закончились и чиновники направились к выходу, в этот самый момент сверху в длинной шубе до пола спускалась симпатичная девушка. Ей тоже надо было уезжать. Так получилось, что они буквально столкнулись. И Гайдар сказал: «Здрасьте». Она: «Здрасьте». «Какой красивый ребенок. А как зовут его?» Они подумали, что это как раз мама ребенка. Она удивленно посмотрела на премьера: «Да я вообще не знаю, как его зовут». И когда Гайдар садился в машину, он мне бросил: «Да, у вас тут весело. Нормально».
Перманентно появлялась в этом же доме Наташа Медведева, жена Лимонова. Любила она выпить, что не секрет. Приезжала с Лимоновым, рассказывала много интересного про Париж, всякие эмигрантские дела. Яркая, интересная…
Бывал Юра Бузов, будущий депутат от фракции ЛДПР. Мы с ним тогда сильно задружились, Юра любил снимать все происходящие процессы на видеокамеру. Не жалел на это ни времени, ни пленки и все приговаривал: «Коплю, коплю. Когда вы будете править, я вам продам этот материал или буду показывать по телевизору».
Это был, я бы сказал, дух политического творчества — когда шли нескончаемые диспуты, мозговые штурмы, изобретались самые радикальные политические проекты. Все приезжали с большой охотой. И место хорошее: рядом Москва-река, дипломатический пляж на Николи- ной Горе, в советское время очень элитный, но впоследствии сильно запущенный. Пляж под боком давал дополнительные удобства.
Летом 1992 года по пляжу, вызывая ажиотаж среди московских девушек, которые приезжали туда загорать, ходила троица: Никита Михалков, Александр Руцкой и Александр Панкратов-Черный. Представляете их внешне? Три усача, таких серьезных, поглядывающих масленисто на гражданок, проходили по пляжу. Это было жаркое лето 1992 года, когда все говорили, что Руцкой вот- вот станет президентом. Что Ельцин слаб здоровьем, он уже готов отдать власть. А Руцкой, соответственно, со дня на день придет к власти. Такие темы, естественно, горячо обсуждались на нашей даче.
Там же появлялись «новые русские», банкиры, молодые предприниматели. Кстати, рядом находится известная дача Щелокова, о которой много писали. Сын Щелокова Игорь был важной фигурой в бизнесе на Николиной Горе. Он строил дома, к тому времени у него была своя строительная фирма. Это вообще один из первых предпринимателей, работающих в районе Николиной Горы, Барвихи, Одинцова — в зоне знаменитой сейчас и раньше Рублевки.
Вновь возвращаюсь мысленно к дням августовского путча. Как я уже рассказывал, загул с балеринами и банкирами начался вечером 19-го. А утром я побывал у вдовы Громыко. Лидии Дмитриевне Громыко было глубоко за 80. Я приехал вместе с ее внуком Андреем. И бабушка, которая знала лично всех советских и российских лидеров, кроме, может быть, Ленина и Путина, спросила: «А что происходит там?» — «Ну как, бабушка, танки ввели в город. Они ездят туда-сюда. Переворот».
Бабушка очень заинтересовалась. Но вопросы она задавала по-особому — с расчетом на прослушивание, не называя фамилий, аккуратно так. Виден был огромнейший опыт. Она спрашивала:
— А какова судьба этой семьи? То есть основной пары?
— Сидит в Форосе. Их изолировали.
— Но они живы?
— Вроде живы.
Бабушка подумала и сказала:
— Тогда это не переворот.
Я эти слова запомнил на всю жизнь. Мудрая женщина.
Очень мне понравился и другой ее комментарий. Я заехал к семейству Громыко уже после окончания путча. Лидия Дмитриевна и ее семейные смотрели по телевизору трогательные кадры возвращения Горбачевых в Москву. Как Раиса в одеяло кутает ребенка, и вот они с трапа сходят, и их охраняют от невидимых врагов охранники с автоматами. В общем, цирк. Но бабушка вдруг заплакала. Запричитала:
— Ой, как жалко Раису Максимовну, как жалко!
Андрей удивился:
— Бабушка, ты чего? Бабушка, да прекрати. Их жалко? А они нас много жалели? Жалко прямо!
Его отношение к Горбачеву было понятным. И он никак не мог понять, что имеет в виду Лидия Дмитриевна.
— Нет, Андрюша, мне Раису все-таки жалко. Всю
жизнь с дураком жить – – маяться. Он же дурак! Андрей
Андреевич (Громыко. – Прим.ред.) был тяжелейший человек, сложный человек, но он никогда не был дураком. А с дураком-то жить — маяться.
Это был второй афоризм от жены Громыко, который мне надолго запомнился. «С дураком жить — маяться» и «Если основная пара жива, то это не переворот».
Одно время я на Николиной Горе жил постоянно. Телевизионная работа позволяла: все-таки не было такой обязательной привязки к городу. Дача продолжала иметь статус государственной, но, как я уже говорил, она была отдана в аренду на волне пресловутой борьбы с привилегиями. Потом она все-таки вернулась государству — уже после того, как Строев стал спикером Совета Федерации. Хотя еще при Шумейко начался этот процесс ренационализации загородной собственности. Мне, кстати, предлагали ее приватизировать, но я решил почем зря не рисковать. Сегодня приватизируешь, а завтра кто-то напишет… И будут вечные разборки с этой недвижимостью. Что и демонстрирует нынче история с дачей Михаила Касьянова.