ИРАК КАК ПОСЛЕДНЕЕ УБЕЖИЩЕ ДЛЯ СОБЧАКА
Рассказывая о сегодняшней московской жизни, нельзя пройти мимо двух фигур — Людмилы Нарусовой и Ксюши Собчак. Со старшей я эпизодически сталкивался в разные годы, еще в начале 90-х. Но тогда наши пути мало пересекались: я — начинающий политик и дипломат, она — первая леди города на Неве. Но потом мы стали коллегами. С 1995 года супруга Собчака становится депутатом Госдумы от фракции «Наш дом — Россия». И мы уже встречались в здании Думы.
У меня, если честно, до 1995 года, до нашего близкого знакомства было достаточно негативное о ней представление. Ее образ в основном складывался по ироничным характеристикам Невзорова. Вот опять, как говорится, результат магии экрана. Нарусова в изображении Невзорова — это «дама в тюрбане», «жена мэра-демократа, который развалил Советский Союз», «властная, требовательная супруга градоначальника». Вот примерно в этом варианте я Нарусову и воспринимал. Я думал, что это очень капризная женщина, которой не то вино всегда подают, не с той стороны кладут вилку-нож. Леди с чрезмерными амбициями.
Но когда мы с ней начали общаться, я увидел совершенно другого человека: очень сильного, очень цельного. И особенно выпукло эти качества проявились, когда произошла их семейная трагедия. Когда Собчака не избрали губернатором, а победил его оппонент. Когда началась травля, возникла серьезная угроза ареста бывшего мэра второй столицы.
1998— 1999-е годы. Это был самый сложный период ее жизни, когда все от этой семьи отворачивались, следователи слали одну повестку за другой. Здесь я увидел просто борца, а не кисейную капризную женщину, которая думает о том, что будет есть вечером или в каком платье выйдет в свет. Настоящий борец. Она не вылезала из Думы и даже ночами обсуждала все аспекты сложившейся ситуации. Она реально боролась. Она организовывала контригру. Если бы не ее активность, арест бы состоялся. Это сейчас все понимают. Вероятность ареста была процентов 90.
Во многом Нарусова, конечно, опиралась на помощь Чубайса. И Немцов кое в чем помогал, как сейчас мы понимаем, помогал и Путин – насколько мог в той ситуации. Главную поддержку оказывал тогда именно Чубайс. Силовики напрягали, естественно, Ельцина, призывали его к активным действиям, а бывшие замы Собчака пытались эти накаты затормозить. Но мотором всего сопротивления и, по сути, его организатором, автором проекта спасения Собчака (проект — слово ужасное, но приходится его применить) была Нарусова.
Есть видеокассета — кадры допроса Собчака, на котором ему собирались предъявить обвинение, а затем арестовать. Нарусова устроила серьезный шум с вызовом врача — сделала так, что вместо ареста произошла госпитализация. Экс-мэра спас врач. От него многое зависело. Нарусова рассказывала, что когда она увидела врача, она поняла: это победа. Потому что этот врач по виду был убежденным демократом. «Я видела таких на наших митингах». И действительно, врач хорошо сыграл свою роль.
Он истерично заорал:« Вы что? Хотите его смерти, чтобы этот человек здесь умер? Вы что, одурели? Вы не понимаете, что это такое?» Нарусова говорила, что в этот момент почувствовала: приехал родной крови человек. Он все понял. Понял, что происходит. Она только боялась, что доктор переиграет, перегнет палку и начнет называть следователей фашистами или гестаповцами. И тогда, конечно, операция может сорваться. «Главное было удержаться в медицинских рамках, чтобы доктор не переходил на политику». — вспоминала Нарусова. В общем, у нее все тогда получилось — Собчака от ареста уберегли.
Но это случай известный, а я хочу рассказать об эпизоде мало кому известном. Когда Собчак находился за рубежом, в какой-то момент возникла реальная возможность интерполовского ордера на его арест. А ареста Нарусова не допускала. Она говорила: он просто не проживет в заключении, ни в нашем, ни в иностранном. Это профессор. Который был всегда из другого мира, сопротивляться не сможет. Дело даже не в физических ограничениях. Он окончательно будет сломлен морально. Он долго не продержится, особенно с учетом больного сердца. Поэтому она не допускала мысли об аресте ни при каких обстоятельствах.
Мы разговорились, и между прочим, прозвучала тема Ирака. Возможность пересидеть в этой ближневосточной стране, где Интерпол бессилен. Нарусову эта тема заинтересовала. Она подумала: да, если будет дан ордер и попытаются в западном мире его арестовывать, то почему бы ему не переехать в Ирак? Закрытая страна, Интерполу не подчиняется, а там у ЛДПР хорошие связи.
И Нарусова отправилась в Ирак — на разведку. Она хотела посмотреть, в каких условиях ее муж мог бы там находиться. Причем она добиралась очень сложным путем — как мы все в то время ездили в Багдад. То есть сперва самолетом до Аммана, столицы Иордании, а затем 16 часов на машине по пустыне — через всю Иорданию и Ирак. Тяжелая дорога ее не смутила.
В Багдаде Нарусову встречали наши люди. Она осмотрела особняк, где мог бы потенциально находиться Собчак.
Вот такие бывают метаморфозы. Она, представитель демократического фронта, посещала особняк в Ираке и рассматривала возможность нахождения там Собчака, как в последнем убежище, если ситуация обострится до предела. И ведь надо было психологически решиться обратиться за помощью в этот лагерь — Ирак был для людей ее убеждений нехорошей страной. Но она сражалась, как тигрица, пыталась спасти мужа. Если бы такой ордер был, то, я думаю, она реально рассматривала бы вариант поездки в Ирак.
Думаю, что Людмила к нам относится с уважением, потому что в самые тяжелые минуты, когда вообще все было неясно, мы оказывали содействие, понимая, что это натуральная травля. Как бы ни относиться к Собчаку, ему надо было в этой ситуации помочь. А вообще я к нему отношусь как к революционеру-романтику. В каждой революции, в том числе демократической, есть свои романтики.
Для меня Собчак — это Бузыкин, герой Олега Басилашвили из фильма «Осенний марафон». Я вижу, что в советское время это был вот такой интеллигент, я не говорю диссидент. Но интеллигент, который не то чтобы ненавидел эту власть, но понимал ее ограниченность, глупость. Которого давил быт, какие-то вечные обязательства, бесконечные проблемы, сваливавшиеся на голову, давили интриги на работе.
Человек, который, конечно, мечтал о другом пути для России, имея эталоном Запад. Я помню то поколение, поколение моих родителей, которые имели возможность периодически туда ездить. Конечно, они были поражены магазинами, дорогами, одеждами, стилем людей, казавшихся более свободными. Кстати, и Запад тогда был гораздо лучше, чем сейчас. Не было такого количества этнических групп, было почище, мыли улицы. Было как-то более приятно. В Швейцарии тебе возвращали потерянный кошелек. Сейчас уже не вернут. В Швейцарии можно было оставить чемодан на улице и потом за ним через день прийти. Конечно, все это нравилось нашим интеллигентам.
Я вижу даже некоторое внешнее сходство Собчака с героем Басилашвили. Человеком, замученным бытом, какими-то запутанными отношениями с людьми. И в то же время интеллигентом, знающим языки. В силу обстоятельств этот человек пришел к власти. И, естественно, он об этом мире думал по-другому. Он никогда не был в сфере кремлевских отношений, в этих жерновах. И не знал, что нужно очень осторожно секретарю обкома говорить какие-то слова. Что нельзя ссориться и с теми, и с этими.
Это очень любопытный феномен революционеров- романтиков, интеллигентов 80-х, профессоров с некоммунистическими убеждениями, которые пришли во власть.
Самое интересное, что в советских фильмах были задатки всех персонажей, которых мы увидим в постперестроечные годы. Вот, например, герой Никиты Михалкова, проводник из «Вокзала для двоих» — будущий коммерсант, хозяин какого-нибудь водочного завода. Видно по его ухваткам, что это — потенциальный воротила: большой или маленький. Или взять фильм «Ты — мне, я — тебе». Фильм о банщике, который мыл людей и с помощью клиентов решал потом свои вопросы. Это будущий аферист, создатель пирамиды. Кем должен был стать этот человек во времена перестройки — совершенно ясно. А вот герой Басилашвили — будущий демократический политик, который станет мэром города, пойдет в парламент, до конца сохранит веру в демократические идеалы. А потом бюрократы его сожрут, зажуют интригами, как его прижимали в своем издательстве. Интересно, что Людмила это интуитивно, может быть, чувствует, она давно дружите Басилашвили. Подсознательно понимая, что но духу, по психологии его герой — это как раз ее муж. Тот герой, который утром выходит на пробежки, а потом всю дорогу ищет баланс между семьей, личной жизнью и работой.
Поздние советские фильмы давали своего рода сигналы, обозначали темы и характеры будущих героев.