Рубрика: Читальня

Повесть

Валерий никогда не опаздывал. Вот и сегодня он пришел ровно в семь, ни минутой позже, ни минутой раньше.

– Как всегда, по тебе можно часы сверять, – пробасил хозяин квартиры, широкоплечий, крепкий Паша, яростно пожимая Валерию руку. – Бросай, старик, свой дипломат, снимай пиджачок, если хочешь, и пойдем. Познакомлю тебя с народом. Народ интересный.

– Я не помню, чтобы у тебя собирался неинтересный народ.

– Это ты точно подметил.

Они вошли в громадных размеров комнату с высоченным потолком. Здесь царила атмосфера приятного ожидания, которая обычно предшествует любым пиршествам. Гости, проглатывая слюни, бестолково крутились вокруг стола, число блюд на котором непрерывно увеличивалось, обменивались ничего не значащими фразами и с нетерпением ждали сигнала к началу трапезы.

– Знакомьтесь, это Валера, – громко возвестил Паша, – а это соответственно: Марина, Наташа, Коля, Левушка. Ну, Зиночку, ты знаешь.

– Да, мы где-то встречались, – улыбнулся Валерий и, приблизившись к Зиночке, поцеловал ее в щеку.

– Этот поцелуй я буду вспоминать всю жизнь, – игриво проговорила Зиночка. – А ты не меняешься. Все такой же мужчина “комильфо”.

– Я еще не в том возрасте, чтобы меняться.

– Верно. Ты еще у нас маленький. Ну, расскажи, как твои дела. Говорят, ты шикарно живешь. Катаешься на “Вольво”. Пашка мне показывал фотографии.

– Да, только и делаю, что катаюсь. Иногда, правда, еще и работать приходится.

Коля и Левушка, угрюмые бородачи в потертых джинсах и дешевеньких цветастых маечках псевдозаграничного производства, с явным неудовольствием поглядывали на Валерия. Видимо, его элегантный костюм, белоснежная рубашка, галстук и затемненные очки вызывали у бородачей большое недоверие.

– А страна как? Страна, люди тебе нравятся? – не унималась Зиночка.

– Страна интересная. Все страны интересные, везде свои привычки, традиции.

– Сколько ты еще там будешь?

– Год. Потом, может быть, продлят.

– Здорово. А у нас по-старому. Пашка мотается по Союзу. Пишет обо всем на свете. И тех, о ком пишет, обязательно тащит домой. –

Повесть

Алексей медленно шел по Кертнеру, разглядывая шикарные витрины. Вена ожидала Рождество. Шумно, празднично. Разнаряженные венцы, туристы. Речь слышится самая разная. Даже наша, русская. Все несут в руках покупки, многие что-то на ходу жуют. Здесь любят сытно и вкусно поесть. Особенно напирают на свинину, да и на все остальное тоже. Давно, когда Алексей только приехал сюда, его умилил один эпизод в маленьком кафе. За соседний с ним столик сели две девушки, худые, нежного возраста и манер. За пятнадцать минут хрупкие создания съели по огромному венскому шницелю и тарелке жареной картошки, а затем основательно попили пива. Позже он понял, что шницель и пиво в этой стране – национальные виды спорта, и играют в них все: молодые, пожилые, худые, толстые. Несмотря на то, что по телевидению постоянно гоняют ролики, предупреждающие об ожирении.

Алексей свернул с многолюдного “венского Арбата”, пересек несколько пустынных улочек и открыл массивную деревянную дверь. Это было то самое кафе, где годы назад он наблюдал прожорливых девиц. Он часто бывал тут. Не потому, что это кафе сильно отличалось от других, просто – привычка. Хозяйка Линда Блюм – подстриженная под мальчика, чуть за сорок, приветливая – симпатизировала Алексею. Судя по некоторым полунамекам Линда имела в недалеких поколениях российские корни. Впрочем, Алексей никогда не говорил с ней на эту тему. Для нее он был постоянный клиент, что само по себе уже немало.

– Привет, – сказал он, бросая куртку на спинку стула.

– Добрый вечер, господин Тармаков, – улыбнулась Линда.

– Принеси кофе. Холодно, надо согреться.

Алексей развернул газеты. Обычно он читал американские и советские газеты, местные лишь пробегал глазами.

– Что пишут? – спросила вежливая Линда, подавая кофе.

– Ребята из “Геральда” совсем сошли с ума, – туманно отозвался Алексей.

– Они получают столько денег, что могут позволить себе сойти с ума, – вздохнула Линда.

Говорили они на немецком. Когда Алексей приехал в Вену, он не знал ни слова по-немецки. Постепенно освоил – радио, телевизор, газеты, окружение, плюс склонность к языкам, хотя, в принципе, в этом городе можно нормально жить, владея английским. Здесь все, за исключением стариков, привыкли к английскому и реагируют на него гораздо лучше, чем на ломаный немецкий, на котором изъясняются обычно местные “лимитчики” – иностранные рабочие, весьма непопулярные среди коренных горожан. Если человек говорит на хорошем английском, по-европейски выглядит, его здесь уважают, особенно молодые, воспитанные на американской культуре и не зажатые предрассудками военной поры.

Повесть

Сергей Турдин шагал по коридору институтского общежития твердой, уверенной походкой. Пальто его было расстегнуто, длинный шарф свисал до полу, шапчонка – по-молодецки, чуть-чуть набок. Так, разговор наверняка предстоит тяжелый. Непросто уломать этого фрукта. Но в принципе реально. Главное, подход найти. Турдин пихнул ногой дверь.

– Здорово, Олег. Учишься?

Сидевший за столом щуплый белобрысый парнишка, на вид лет пятнадцати, не больше, обернулся.

– Нет, письмо домой пишу, – ответил он.

– Письмо ты еще тридцать раз успеешь написать. Я предлагаю вариант поинтереснее, а именно: отметить сегодняшнее событие.

– Какое событие?

– Такой экзамен спихнули, а он спрашивает, какое событие. Чудак – человек! Лучше скажи, стаканы у тебя имеются?

Сергей привык брать быка за рога, не рассусоливать. “Надо его расшевелить, не дать опомниться,” – мыслил про себя он. Хозяин не очень-то был настроен выпивать, но под энергичным давлением гостя сломался. На столе появилась принесенная Сергеем бутылка крепкого вина. Сморщенные яблоки и банку дешевых консервов извлек Олег. Застолье началось с мемуаров, обильную пищу для которых дал прошедший экзамен. Потом пошли вольные темы, обо всем понемножку: о преподавателях, об одногруппниках, о филиппинской медицине, о целительнице Джуне, о книгах и модных дисках.

Турдин постепенно, без спешки, подводил к основному. Наконец, Олег спросил:

– Как Марина? Я же ее с тех пор не видел.

“Пора”, – решил Сергей. Затвор щелкнул.

– Мы разводиться будем. Только я прошу тебя в институте особо не распространяться.

– Понимаю, – тихо сказал Олег. Чувствовалось, что ему стало неловко.

– Я не хочу, чтобы наши знали. Тем более, что окончательно это пока не решено. Дитя жалко, а то бы я давно ушел.

– В твоих делах трудно советовать, но мне кажется, что тебе надо хорошо подумать и не торопиться.

Турдин в глубине души усмехнулся: мол, малыш, еще и советы выдает. Впрочем, не за тем он сюда пришел, чтобы оценивать поведение Олега. Ближе к делу.

– Да я и не тороплюсь. Но жить невозможно. Старик, сам посуди. Как можно жить, если каждый день тебе говорят: “Ты бездельник, иждивенец, ничего из себя не представляешь. Женился ради